подождать, ей требовалось как следует встряхнуть бюрократический аппарат.
Не дело это, когда на нее, правительницу, спихивают столько работы. Она не для того нанимала всех этих пони.
***
Хелена смотрела на бледно-голубое небо и занималась несвойственным ей делом.
Она думала.
Волчица обычно предпочитала действовать, а не размышлять. Ее разум, отличный от такового у простых смертных, сам подмечал все нужное, ей не требовалось тратить часы, дни и месяцы на принятие решения. То, что смертные звали подсознанием, делало всю работу, оттого она и не могла спокойно усидеть на месте, постоянно желая действий.
Потому ей не нравилось именно целенаправленно думать. Это означало, что даже ее разум не справляется с поставленной задачей, вынуждая выделять ей больше внимания. Время и усилия, которые можно было бы потратить на выполнение какой-либо работы, приходилось направлять на раздумья, а значит, сидеть и пялиться куда-то, пока в голове крутятся сотни и тысячи мыслей. Не самое интересное занятие… Но иногда нужное, как сейчас.
Дневная богиня пыталась разобраться в себе. Сейчас, не терзаемая яростью, она могла точно сказать, с ней что-то не так. С ее точки зрения, это «не так» было сложно выловить, понять, что же случилось, что изменилось, но она не сдавалась, перекапывая обрывочную память на предмет хоть каких-то зацепок.
Получалось плохо, воспоминания давно обратились перегоревшей золой с жалкими обрывками страниц и картин.
Волчица перевела взгляд глаз цвета розового заката на проявившиеся в пустыне объекты. Природные зоны — сгоревшие в массе своей, строения, целые городки смертных. Она знала, с ними должны быть связаны не только сухие обрывки воспоминаний, но не могла понять, что именно упускает.
Это было что-то важное, что-то неизменное, составлявшее когда-то основу ее сути. Это было нечто, что так нравилось Селене и ей самой, то, без чего дневная богиня когда-то не представляла своего существования. И теперь, лишившись этого, она осталась лишь огрызком, частью целого, не способная ни контролировать себя, ни просчитать свои действия, ни даже уследить за собственными мыслями.
Щелкнув пальцами в перчатке — несложный трюк когда ты божество — Хелена вспомнила. Эмоции. Ее воспоминаниям не хватало эмоций, отчего все эти образы не вызывали ровным счетом никакого отклика. Да, она никогда особо не любила простое созерцание, но ей, вроде как, нравилось просто быть рядом с сестрой, говорить с ней, делиться чем-то. Ведь встретиться они могли лишь в краткие мгновения рассвета и заката.
А теперь большая часть эмоций просто отсутствовала. Богиня давно выгорела, целиком и полностью, вынужденная сражаться и убивать против своей воли. И только спустя годы она кое-как восстановилась… И то, настолько исказившись в процессе, что искренне, истово возжелала своей кончины. Неудивительно, что ее столь активно мотает из стороны в сторону, из абсолютной апатии в беспричинную ярость, из глухого раздражения во всесжигающее бешенство. Нет ничего необычного в том, что она теперь не может себя контролировать. Нарушенный внутренний баланс вырывался неконтролируемым хаосом сознания, а искаженная, порченная безумным миром суть имела куда меньше общего с той самой Хеленой, что когда-то передавала мир своей сестре с пожеланием новых впечатлений.
Криво оскалившись, волчица перевела взгляд на возвышающуюся над высохшим озером скалу. Воспоминания… Они медленно, но уверенно всплывали из омута забвения, занимая свои места в пустыне ее кусочка чужой души. Все то что она когда-то выжгла, не желая оставаться собой, мечтая о собственной гибели, из безумного желания обратиться никем и ничем. Она уничтожила себя, раскурочила в приступе потери рассудка, и теперь расплачивалась за свои срывы, не способная следовать своим же мыслям и желаниям.
Но осознав проблему, можно ее решить, она знала это. Да, она сама виновата в своих бедах. Ее подвел собственный разум, она с трудом заставляла себя следовать принятым ею же решениям. Она осознала, насколько опасна, для сестры, для этого странного мира, Эквуса, для Селестии, в душу которой ее запихали. Она действительно пала… Пала от собственной руки, когтей, разодравших суть в попытках окончить существование. От некогда величественной богини солнца и дня осталась лишь тень с обрывками эмоций… Но божество не так просто убить. И вот, ее память медленно восстанавливается из пепла, разгораются самые сильные из эмоций, те, которые она еще помнила.
Даже если они были навязаны безумным миром.
Глухое раздражение и злость удалось подавить, пусть и с трудом — теперь это у нее получалось… Пока. Сейчас было не время, цепочка рассуждений вот-вот должна была окончиться неким выводом важным, жизненно необходимым.
Огнегривая с усилием потерла морду рукой, заламывая усы-вибриссы, и принялась восстанавливать свои мысли, вспоминать цели, желания. Она все еще не собиралась выпускать в мир всю ту грязь, что налипла на ее суть. Она все так же хотела сдержать в себе эту гниль, выжигая ее яростью солнца. Вот только скрываться в тюрьме больше не могла. Останься на месте стены ее клетки, ей бы еще удалось убедить себя в безвыходности ситуации, но не теперь. Очень сложно заглушить требования своей сути, тех обломков, что составляли ее, как личность, а не просто безмозглую стихию, но это было необходимо. Хелена понимала, что, не имея возможности сдержаться, уже сотворила неисправимое — повлияла на смертную, исказила ее прессом своей силы и воли, выковывая что-то, совсем не похожее на изначальную душу.
Морда дневной богини исказилась в жуткой смеси ярости и ужаса, когда она осознала, что натворила. Своими действиями, подкрепленными решениями искаженного разума, она начала обращать Селестию, желающую мира и спокойствия, в подобного самой волчице неудержимого, не сомневающегося ни в чем безумца. Смертные не могут действовать, основываясь только на решениях называемого ими подсознанием. Их разум отличен от такового у богов. Там, где Хелена не ошибется даже сейчас, просто фоном учтя все переменные, просчитав исходы и последствия, смертный развалит все дело, потому что ему нужно было задуматься.
Сомнения и неуверенность смертного — это защитный механизм, предохранитель, не дающий им безрассудничать.
Ужас растворился в новой эмоции, ярость погасла, потухнув в ней. Хелена встала с трона, начала шагать перед ним в одну, другую сторону, периодически поглядывая вверх, на помрачневшее небо. Новое чувство, как и другие эмоции до того, захлестнуло ее с головой, заставляя раз за разом прокручивать в голове десятки мыслей, строить планы, подбирать слова.
Белая волчица беспокоилась.
***
Ночное светило давно скрылось за горизонтом, поблекли и медленно погасли многочисленные звезды, растаяли невесомые облака далеких туманностей. Темно-синее небо осталось пустым, освобожденное для нового дня.
Селестия стояла у окна своих покоев, наблюдая за
