Швед что-то заговорил, но о чем именно — Хорнблауэр не мог себе даже представить.
— Прошу прощения, сэр, — извинился Хорнблауэр, и Боссе в ответ повторил все сказанное еще раз — и снова без малейшей надежды быть понятым. Он трудолюбиво начал было говорить в третий раз, но вдруг прервал свою речь, заметив, что Хорнблауэр удивленно смотрит мимо него, на входной порт. Хорнблауэр изо всех сил старался быть вежливым, но вид поднимающейся над бортом шапки из медвежьей шкуры поразил даже его. Огромная медвежья шапка с алым плюмажем, торчащие рыжие усы, алый мундир, сияние золотого шитья, голубые панталоны с красными лампасами, высокие сапоги, шпага, золотая рукоять которой мерцала в лучах заходящего солнца — конечно же, это был мундир британской гвардии. Его владелец был маловат ростом для гвардейца, но, по-видимому, отлично знал церемониал: в момент, когда он вступил через входной порт, его рука уже была поднята к огромной шапке, салютуя шканцам. Затем он промаршировал на негнущихся ногах, повернулся и резко щелкнул каблуками, по-гвардейски приветствуя Хорнблауэра.
— Добрый вечер, сэр, — сказал он, — вы — капитан сэр Горацио Хорнблауэр?
— Да, — ответил Хорнблауэр.
— Позвольте представиться. Я — полковник лорд Уичвуд, из Первого Гвардейского.
— Добрый вечер, — холодно произнес Хорнблауэр. Как коммодор, он был старше полковника и мог позволить себе прохладное отношение к собеседнику в ожидании неумолимо надвигающихся событий. Хорнблауэр чувствовал, что уже очень скоро узнает, что явилось причиной появления гренадерcкого полковника во всем блеске гвардейского мундира здесь, посреди Балтийского моря.
— У меня депеши, — продолжал лорд Уичвуд, нащупывая пакет под сукном на груди мундира, — от нашего посла в Стокгольме для вас, сэр.
— Пройдемте в мою каюту, сэр, — пригласил Хорнблауэр, метнув взгляд на Боссе.
— Насколько я понял, вы уже знакомы с бароном Боссе? — заметил полковник, — у него также есть для вас депеши.
— В таком случае, возможно, господин барон также соблаговолит спуститься вниз? Если джентльмены позволят, я пройду вперед и покажу дорогу.
Мистер Броун церемонно перевел и Хорнблауэр возглавил процессию. В каюте было уже темновато, и Браун бросился за лампой, а после придвинул гостям стулья. Уичвуд опустился на свой со всей осторожностью, которой можно было ожидать от человека его габаритов.
— Вы слышали, что сделал Бони? — начал он.
— Пока я еще ничего не знаю.
— Он послал пятьдесят тысяч войска в Шведскую Померанию, как только узнал, что вы сделали с его капером под Штральзундом.
— Да?
— Лягушатники действуют в своем обычном стиле. Командует маршал Вандам. Он начал с того, что оштрафовал муниципалитет Штральзунда на сто тысяч франков за то, что его не встречали с колокольным звоном, и запретил службу в церкви Святого Духа пока эта сумма не будет ему выплачена. Затем арестовал генерал-губернатора и бросил его в тюрьму. Французские войска сейчас практически неуправляемы — гарнизон Рюгена попытался оказать сопротивление при вторжении. Теперь по всему Рюгену царят грабеж, убийство и насилие. Барон спасся оттуда в рыбачьей лодке. Все остальные официальные лица и военные попали в плен.
— Значит сейчас Бони в состоянии войны со Швецией?
Уичвуд пожал плечами — похоже любой на Балтике пожимает плечами, когда требуется высказать свое мнение относительно состояния мира или войны.
— Думаю, барон сможет лучше рассказать вам об этом, — наконец проговорил Уичвуд. Они обернулись и посмотрели на Боссе, который сразу же начал пространную речь на шведском; мистер Броун переводил, стоя у переборки.
— Он говорит, что вопрос войны или мира находится в компетенции коронного принца, Его Королевского Высочества Карла Иоганна, который был ранее известен под именем маршала Бернадотта. Его Королевского Высочества в настоящий момент нет в Швеции, он как раз наносит визит русскому царю.
— Полагаю, что-либо на этот счет можно будет найти в депешах, которые я привез вам, сэр, — заметил Уичвуд. Он вытащил большой, усеянный многочисленными печатями парусиновый конверт и вручил его Хорнблауэру. Тот открыл конверт и углубился в чтение.
Посольство Его Британского Величества в Стокгольме
20 мая 1812 года.
Сэр!
Податель сей депеши, полковник лорд Уичвуд, Первый Гвардейский полк, уполномочен проинформировать вас о текущей политической ситуации. Ожидается, что вторжение войск Бонапарта в Шведскую Померанию может вызвать со стороны правительства Швеции объявление войны. В связи с этим необходимо, чтобы шведским официальным лицам, которые хотели бы снестись с Е.К.В. коронным принцем, была оказана вся возможная помощь. Настоящим вам предлагается и предписывается с надлежащим усердием употребить все имеемые возможности, дабы обеспечить перевозку и надлежащее эскортирование любых вышеозначенных официальных лиц по пути в Россию. Вам также предлагается и предписывается в полной мере использовать эту возможность, дабы помочь лорду Уичвуду вступить в переговоры с российским правительством, посредством которых уверить Е.И.В. Царя в полной поддержке вооруженных сил Его Величества на суше и на море, в случае возникновения войны между Е.И.В. и правительством Франции. Вы также должны в полной мере использовать все могущие возникнуть возможности для укрепления дружественных отношений между Е.В. и Е.И.В.
Ваш покорный слуга —
Х.Л. Мерри, Его Британского Величества Посол в Стокгольме
Капитану сэру Горацио Хорнблауэру, К.Б.
Коммодору, командующему британской эскадрой в Балтийском море.
Хорнблауэр дважды внимательно прочел депешу. Необходимо было принять важное решение. Мерри не имел полномочий отдавать приказы, тем более — приказы, содержащие слова «предлагается и предписывается», что было исключительной прерогативой вышестоящих военно-морских начальников. Конечно же, посол был важным официальным лицом, а для офицера флота в чужих водах — вторым по значению после лордов Адмиралтейства, однако он мог только просить и рекомендовать, но не отдавать приказы. Если Хорнблауэр последует инструкциям Мерри и дело закончится неудачно, то Адмиралтейство не примет никаких его оправданий. С другой стороны, Хорнблауэр отлично понимал, что если он проигнорирует письмо посла, тот пожалуется на него в Лондон.
Хорнблауэр припомнил приказы, полученные от Адмиралтейства им самим. Они давали ему значительную свободу действий в отношениях с балтийскими государствами. Письмо Мерри не снимает с него ни капли ответственности — он может рекомендовать Уичвуду и Боссе следовать дальше на шведском бриге или сопроводить их лично. Важнее другое — как будут встречены новости об агрессии Бонапарта против Швеции, доставленные английской эскадрой. Гонцы с плохими вестями были непопулярны во все времена — эта деталь может показаться банальной, но она важна. И царь, и Бернадотт — обоих их может вывести из себя вмешательство британского флота, которое, кстати, принесло неприятности и Швеции, и России. С другой стороны, появление британской эскадры в дальнем углу Балтики — у самых ворот Санкт-Петербурга, может быть полезным напоминанием о том, что у Англии длинные руки. Теперь подчинение Бонапарту со стороны Швеции и России будет означать для них войну, настоящую войну с Англией — ничто меньшее не удовлетворит Бонапарта. Появление на горизонте британских марселей, понимание того, что война будет означать немедленное начало блокады, моментальный захват любого судна, отважившегося выйти в море, постоянные набеги на берега — все это сможет стать весомыми аргументами при принятии Швецией и Россией окончательного решения. Бонапарт может быть на их границах, но Британия уже у самых их дверей. Хорнблауэр принял решение.
— Джентльмены, — медленно произнес он, — полагаю, что долгом моей эскадры является сопроводить вас в Россию. Если вы будете любезны принять мое приглашение, предлагаю вам расположиться на этом корабле.
