меня. Дело очень серьезное. Каспар взялся лечить женщину в деревне под Халлайном и отравил ее. Она умерла. И он еще взял с нее деньги!
– Каспар взялся лечить?! Он же ничего не умеет! Когда это случилось, Ганс?
– Когда ты уехал в Бад-Гаштайн. Неужели он тебе не сказал? Вернулся ее муж, а жены дома нет. Он поговорил с соседями, cо священником и впал в ярость. Муж поклялся, что до всего докопается. И в буквальном смысле – труп могут выкопать. Где твой Каспар взял яд?
– Наверняка у меня. Где же еще? – нахмурился Теофраст.
– Из парня под пытками такое выдавят! Ты окажешься его сообщником и колдуном, – предупредил Ганс. – К тому же на тебя пришел донос, что ты будто бы в тавернах подстрекал крестьян к бунту. Это еще хуже. А если эти два дела объединят в одно? Ланг с бунтовщиками не церемонится.
– Бредовые обвинения! Что же ты предлагаешь?
– Бежать из города, Тео. И немедленно! Так чтобы кроме нас двоих никто об этом не знал. Пройдет время, и все забудется.
– Что значит немедленно, Ганс? Мне же надо собраться!
– Скорей бросай все – дай Бог хотя бы живому выбраться! Налегке бежать лучше. Наш кардинал – законник, а бумаги требуют времени. До тебя доберутся дня через три, но не позже. И смотри, нигде не показывайся! Так что давай прощаться.
– Спасибо, Ганс, ты настоящий друг!
– Ты мне хорошо помогал, Тео. Счастливого пути!
Они пожали друг другу руки, и Теофраст ушел. Домой заходить было опасно. Побродив в местах почти безлюдных, он направился в таверну. Сегодня опять выступал циркач Петер, на этот раз вместе с жонглером. Потом Теофраст подошел к нему и тихонько предложил выйти на улицу.
– Как дела, Петер? – спросил доктор.
– Неплохо. Жена выздоровела. Спасибо, Теофраст. Она хотела еще что-то у тебя спросить, но не получится. В городе неспокойно. Наш цирк уезжает.
– Когда?
– Завтра утром. Я получил разрешение. А у тебя как дела?
– У меня беда, Петер. Меня преследуют, хотя не за что. Надо скрыться из города – срочно и тайно. Ты меня не выручишь?
Петер задумался и что-то взвешивал. Но откликнулся быстро:
– Помнишь, Теофраст, все признали меня безнадежным? А ты меня спас. Неужели ты мог подумать, что я тебе откажу? Я тебя спрячу – уедешь вместе с нами. А сегодня переночуешь у меня.
– Спасибо!
«Вот это удача! – думал Теофраст. – Только что два несчастья сразу, но должно же мне было хоть в чем-то повезти. А этот парень мне всегда нравился. С виду шутник и балагур, но надежный!»
На следующий день рано утром к городским воротам подъехали кибитки. Это был целый кортеж: у циркачей было полно реквизита. У ворот дежурили трое стражников. Они направили Петера к главному.
Как его зовут?
Он любит, когда его называют «господин Ленц».
В пристройке к городской стене за большим столом, заваленным всякой всячиной, сидел усатый вальяжный мужчина. Петер сказал, что у него есть разрешение на выезд.
– Посмотрим, посмотрим, – проворчал начальник. – Разберемся спокойно, без спешки.
Он хлебнул вина из бутылки, стоящей на столе, и вздохнул: бутылка кончилась. Перевел взгляд на Петера:
– Значит, уезжаете? А мне нравилось к вам ходить. И клоуны тоже уезжают?
– Да, господин Ленц, – подтвердил Петер. – Я вас помню, ваша милость. Вы еще сидели в первом ряду.
– Я тебя тоже помню, – проворчал тот. – Ты у меня взял платок, а он оказался в последнем ряду. Как же ты это сделал?
– Не помню, господин Ленц. Как-то само получилось, ваша милость, – извиняющимся тоном ответил Петер.
– Я думал, ты его прожжешь, а вещь-то хорошая. Где твоя грамота на выезд?
– Так я же вам ее сразу отдал, господин Ленц! Неужели вы не помните?!
– Да память-то у меня хорошая… Странно, а где же она тогда?
– Должна быть у вас на столе, ваша милость. Куда вы ее положили? Может, она под шляпой?
Хозяин кабинета поднял шляпу. Из-под нее выпорхнул голубь, полетел к окну и заметался по комнате. «Ох уж эти фокусы!» – возмутился Ленц. Его взгляд переключился на бутылку, и он ахнул. Вместо нее на том же месте стояла другая бутылка, только полная. Он распечатал ее и немного отхлебнул. Гм, вино совсем недурное! Достал платок, вытер усы. Странное дело, в кармане он нащупал несколько монет. Но их не могло там быть! Ленц держал деньги только в кошельке. «С этого фокусника глаз нельзя спускать! – подумал он. – Хотя парень-то вроде неплохой. Циркач, а, гляди-ка, соображает, что к чему!»
– Ах да, господин Ленц! – спохватился Петер. – Вы же сунули мою бумагу под коробку!
На столе под коробкой действительно лежала грамота с печатью. В ней были указаны имена и фамилии выезжающих – всего пятнадцать человек. Начальник прочитал и пригласил Петера на улицу: «Пойдем, проверим!» Впрочем, придираться не хотелось, да и бутылка ждала на столе.
Вдвоем они прошли по кибиткам. Циркачи называли имена, а начальник стражи сверял их со списком и пересчитывал. В последней кибитке сидели три клоуна. В ней было навалено столько всякой всячины, что ногу некуда поставить. Клоуны сидели на табуретках вокруг здоровенного сундука и резались в карты. Играли азартно, с выкриками, с размаху швыряя карты на сундук. Те самые клоуны, которые так полюбились Ленцу: двое высоких, а в середине – небольшого роста. Все трое на одно лицо: веснушки, рыжие волосы, красный нос.
– Имена! – вяло, по инерции гаркнул проверяющий, но клоуны увлеклись игрой и его не замечали.
– А разве вы их не узнаете, ваша милость? – удивился Петер.
– Да узнаю я их – кто ж их не знает? – смущенно ответил Ленц. – Открыть ворота! – cкомандовал он. – Проезжайте!
Кибитки двинулись в путь. Они проехали совсем немного, когда клоуны прекратили игру и сбросили парики и носы. Один из них, невысокого роста, открыл сундук. Из него вылезла дочка Петера, которая там свернулась калачиком.
– Ты не задохнулась, моя милая? – клоун нежно обнял девочку.
– Все в порядке, дядя Теофраст. Вы же сделали дыры, чтобы я могла дышать.
Что же оставил Теофраст в Зальцбурге? Он взял с собой только рукописи, сумку с лекарствами и инструментами и еще кошелек, в котором денег хватило ненадолго. А все имущество и ценности, которые доктор обеих медицин, вылечивший уже немало больных, прошедший через три войны и побывавший на золотых приисках, нажил за 32 года своей жизни, осталось в Зальцбурге и было перечислено в акте. Этот акт составил городской писец Михаэль Зецнагель, чтобы вещи Теофраста не пропали.
Аккуратный Михаэль ничего не упустил.
