- Правда, и нас мало. Впрочем, хлеба, как вы убедились, в обрез. Это в наших условиях самая трудоемкая культура, особенно, если принять во внимание обмолот зерна.
- Еще бы! - вставил Гущин и задумался.
Он вспомнил необозримые поля родной страны, по которым весной ходят многосильные тракторы, глубоко взрыхляя щедро удобренную землю, а в конце лета движутся неисчислимые мощные корабли степей - комбайны, убирая высокие колосистые хлеба...
- А вот здесь, - продолжал Таусен, подводя их к последнему участку, - наш стелющийся сад. (Еле поднимаясь над землей, тянулись длинные ветки, кое-где еще покрытые вялой листвой.) Еще недавно на этих ветвях вы могли бы видеть яблоки, груши и абрикосы, - объяснял Таусен. - Жаль, у нас фруктов мало: хватает только для детей, и то не на целый год. Здесь приходится культивировать такие деревья не только из-за холодов, но и потому, что постоянные ветры, часто очень сильные, сломали бы стволы молодых растений.
- Это ясно, - сказал Гущин, подумав о том, что Таусену приходится чуть не на каждом шагу с огромными усилиями добиваться уже достигнутого в широких масштабах в Советской стране. - А скажите, пожалуйста, - спросил он, - если сельскохозяйственные работы уже закончены, зачем прочищать каналы?
- Ну, это понятно, Лева, - сказал Цветков, - если их не прочищать, они до весны забьются кремнеземом и не будут годиться.
- Правильно, - подтвердил Таусен. - И потом цель этого орошения - вовсе не увлажнение почвы. У нас вполне достаточно осадков. Каналы проведены для согревания почвы, а многолетним растениям это нужно и зимой... Плохо то, добавил он, - что все это приходится делать вручную. А рук у нас мало... И люди часто выбиваются из сил.
Короткий день сменился сумерками, когда гости закончили осмотр сельского хозяйства. Возвращаясь домой, они встретили Амалию. Видно, она была чем-то взволнована, когда заговорила с Таусеном.
- Она сказала, что люди уже вернулись с промысла, - перевел Таусен, - и очень просят вас побеседовать с ними сегодня же. Им хочется узнать все новости. А я думал, что они устали и, может быть, лучше встретимся с ними завтра. Но она уверяет, что они готовы слушать хоть сию минуту, если вы согласны.
Пока он говорил, Амалия посматривала на гостей и, улыбаясь, кивала головой.
- Конечно, согласны! - живо ответили москвичи.
Таусен что-то сказал Амалии: она быстро ушла.
- В моих комнатах будет тесно, - объяснил Таусен, - я предложил людям собраться в их доме.
--------------------------------------------------------------------------
----
Было совсем темно, когда Цветков, Гущин и Таусен подошли к большому дому. Все окна его были ярко освещены, и оттуда доносился оживленный гул голосов. В первый раз за время своего пребывания на острове Цветков и Гущин ощутили присутствие человеческого коллектива, и у них стало теплее на душе.
Таусен и его спутники пошли в довольно большую комнату, и сразу все окружили гостей. Таусен поздоровался по-норвежски. Цветков и Гущин поклонились. В ответ раздались веселые возгласы.
Из группы взрослых вышел мальчик. Он был очень невысок ростом; судя по его лицу, мужественному и в то же время детски-наивному, ему было лет четырнадцать. Таусен ласково потрепал его по плечу и сказал что-то. Москвичи поняли только, что мальчика зовут Кнуд.
Принесли табуреты. Голоса притихли, но не умолкали.
Мужчина, сидевший впереди, встал. Гущин узнал монтера Эрика, его открытое, приветливое лицо. Эрик обратился к нему и заговорил по-норвежски. Он запинался - очевидно, не потому, что недостаточно знал язык, а от непривычки говорить при посторонних. Его подбодряли возгласами.
Когда он кончил, Таусен сказал:
- Он просит передать вам: саамы очень рады, что люди с Большой земли живы и здоровы. Он напомнил, что он и Арне нашли вас на берегу у бухты. Я добавлю от себя, что они спасли вам жизнь. После сильнейшего шторма они отправились к берегу посмотреть, цел ли наш рыболовный бот. Вот тогда они и увидели вас. Вы лежали там без сознания. Эрик и Арне осмотрели вас, не нашли серьезных повреждений, но вы, Лев Петрович, все время стонали. Они уложили вас обоих в тележку - есть у нас такая ручная тележка, мы на ней привозим добычу из бухты - и осторожно, с большим трудом довезли вас сюда.
Гущин вскочил, подбежал к Эрику, схватил его жесткую руку и крепко пожал. Эрик смутился, встал с табурета и ответил таким пожатием, что у Гущина заложило руку. Рядом с Эриком сидел Арне. Он был еще ниже, полнее, шире в плечах и выглядел немного моложе. Арне, широко улыбаясь, протянул Гущину руку. Цветков тоже подошел к ним, пожал им руки и обратился к Таусену:
- Скажите им, пожалуйста, что мы счастливы быть их друзьями.
Гущин улыбкой и кивками головы подтвердил его слова. Таусен перевел. Потом гости рассказали о том, что произошло за это время на Большой земле. Саамы спрашивали - Таусен переводил. Радость саамов, когда они узнали о разгроме фашистов, была так велика, что переводить Таусену не пришлось.
Гущину не сиделось на месте; наконец он вскочил, схватил Кнуда, поднял его и завертелся с ним по комнате. Мальчик весело хохотал, болтал ногами и что-то выкрикивал. Саамы громко говорили, перебивая друг друга. Гостей вышли провожать всей толпой.
--------------------------------------------------------------------------
----
Поздно ночью гости вернулись домой. Гущин настойчиво просил Таусена завтра же утром отправиться к бухте.
Цветков поддержал его просьбу: он слишком хорошо знал своего друга. Несмотря на уверения, что судно непригодно, он не успокоится до тех пор, пока не убедится в этом своими глазами. Кроме того, неизвестно, сколько времени им придется оставаться здесь, и не мешает как следует ознакомиться с островом.
Таусен согласился на эту прогулку и предложил отправиться с рассветом, так как путь длинный, а теперь темнеет здесь рано.
Встали затемно, позавтракали при электричестве. Термометр за окном показывал четыре градуса тепла. Было сыро - по-видимому, ночью прошел дождь.
Только-только стало рассветать, когда Таусен и его гости вышли из дому и направились к бухте. У Таусена за плечами был довольно тяжелый рюкзак с провизией. Как любезный хозяин он хотел всю дорогу нести его сам, но гости уговорили его отдать рюкзак им.
Идти пришлось против ветра. Порой захватывало дыхание. От времени до времени путешественники останавливались и поворачивались спиной к ветру.
- Вы, кажется, сказали, что до бухты двенадцать километров? - спросил Цветков.
- Да, по прямой линии, - ответил Таусен, - но нам придется пройти около шестнадцати. Дело в том, что путь здесь неровный: то места каменистые, покрытые твердой лавой, а то мягкая почва. Сейчас сыро, и я проведу вас, по возможности, твердой дорогой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
