определил про себя Вадим, сильный, судя по всему, человек, похожий на маленькую хищную деловитую птицу, несложную физическую основу своих работ и отдельными штрихами обозначал этапы многолетней поучительной борьбы за сохранение и развитие своего направления, много раз бывшего на грани полного умирания. Был он молодым геофизиком-электроразведчиком. Земля проводит электричество, хотя и не идеально — и везде по-разному. Эта разница может помочь уточнить простирание тех или иных разведанных другими методами подземных структур. Но Хухлин был одним из первых, кто заметил, что кое-где ток между электродами, заземленными на расстоянии километра-двух один от другого, по-разному и неодинаково преодолевает одну и ту же толщу в течение времени. И задумался, что значат эти медленные, а иногда и довольно быстрые изменения. И добился — не сразу и не легко — ассигнований на специальные исследования. Начиналось это все на Кавказе, и там же возникло подозрение, что главная причина перемен в электропроводности земных недр — в их скрытом медленном движении, что это — побочный эффект от игры перераспределяющихся ореолов напряжений. Видимо, участвует во всем этом подземная вода, вернее, всякие растворы — без них величина эффекта необъяснима. Возникла и гипотеза о связи пиков на кривых электропроводности с землетрясениями. Но на Кавказе эту гипотезу проверить не удалось. И тогда был выбран Ганчский геополигон — здесь землетрясений хватало для любой статистики, любых экспериментов.
Вадим заметил, что рассказ Хухлина прерывался и взгляд затуманивался — будто опять подергивался пленкой, — когда речь заходила о всякого рода препятствиях. Хухлин не знал, с кем из начальства связан Вадим, а потому избегал говорить о чем-то, что, впрочем, отчасти угадывалось по самой последовательности и характеру умолчаний.
Хухлин вынул из-под целлофана полевой сумки журнальный оттиск, развернул и показал Вадиму две кривые. В двух случаях резкое повышение электропроводности недр через два-три месяца заканчивалось землетрясением из разряда таких, которые уже надо бы предсказывать, — не очень сильным, но способным и напугать, и даже произвести некоторые разрушения.
Здесь все было ясно без пояснений. Вадим попросил оставить ему оттиски на время, но Хухлин сказал, что дарит, и расписался.
Поставили третий чайник.
— Значит, вода, — сказал Вадим. — Ну, растворы. А обе кривые — весной. Может, все дело в сезонном таянии? А землетрясения случайно приурочились… Два случая — это еще не статистика…
Хухлин смотрел на Пухначева, и на этот раз объяснения давал молчаливый помощник, до этого ограничивающийся лишь односложными репликами.
— Этот вопрос, — начал Пухначев, — подразумевает еще один: а вдруг замеряется электропроводность верхнего рыхлого слоя почвы и наносов, а не земных недр на глубинах очагов землетрясений? Вы имели это в виду, когда заговорили о сезонном таянии?
— Конечно, — ответил Вадим. — Правда, я не в курсе, насколько глубоко сезонное увлажнение…
— Вы слышали о закалке токами высокой частоты? — перебил его Пухначев.
— Да, — удивленно отвечал Вадим и обрадовался, догадываясь: — Вы применили переменный ток?
Оказалось, что именно свойство переменного тока бежать по верхним слоям проводника, не затрагивая глубины, и стало способом опровергнуть скептиков, сразу же заговоривших о сезонном таянии и «квазиэффекте». Контрольные замеры на переменном токе, заведомо идущем только по верхним слоям почвы, не показали никаких заметных отклонений от среднего там, где постоянный ток рисовал четкий эффект.
Вадим громко восхитился простотой и изяществом решения, и ему тут же был подарен зардевшимся Пухначевым соответствующий оттиск. Это была его идея, идея бывшего инженера-металлиста.
О том, что делается сейчас в ущелье Помноу, Вадим в общих чертах уже слышал и от Лютикова и от Кота: сверхмощный импульс от необычного источника тока должен был рассказать о переменах в электропроводности на гораздо больших глубинах под целым горным хребтом. Пара электродов закапывалась здесь, в ущелье Помноу, прием импульса пойдет по другую сторону Соленого хребта, за двадцать километров. Для прогноза действительно больших, действительно опасных землетрясений сведения должны собираться из глубоких недр на больших расстояниях — чтобы отсеять всякие местные влияния и побочные эффекты.
— Это какая же мощность потребуется?
Хухлин назвал цифру, Вадим присвистнул. Это была мощность электростанции — не маленькой. В Ганчском районе такого источника тока не было. Да и не выдержала бы никакая линия электропередачи, если бы такой импульс тянуть издалека, скажем, от Нурека. Теперь ясно, почему здесь устанавливается небывалый источник тока, в котором электрическая энергия извлекается из разделенной магнитным полем струи горячей плазмы… МГД-генератор.
Вадим начал догадываться, чего хотели от него неожиданные визитеры.
— Руководство, — дипломатично выразился Хухлин, и Вадим снова почувствовал, что тот, видимо, избегает называть имя Саркисова, — не разрешает нам докладывать и печатать ничего о ходе этих работ. Ссылаются на секретность. Нам нужен ваш совет. Вы работали в печати, знаете обстановку по этой части в академии. Как быть?
— Разве МГД засекречены? — вытаращил глаза Вадим. Это было не по его части, но в голове сразу же замелькали заголовки журнальных, газетных, научных публикаций. МГД последние два-три года были на гребне моды и славы.
— Нет, — отвечал Хухлин, жуя слова сухим своим «клювом». — И коллеги, ребята из ИЭП, только смеются, когда я им рассказываю… Но наши… Говорят, применение МГД для прогноза, поскольку это ново, как бы автоматически засекречено и рассекречиваться должно особо… Так мне объяснял… один наш общий знакомый, — раскололся наконец Хухлин.
Вадим задумался.
— Да, тут какая-то ошибка. Только я все же не могу понять… Неужели для вас сейчас так важны слава и признание? Ну, провели бы эксперимент, дождались бы результатов. Куда бы все это делось?
— Дело не в славе, — сказал Хухлин. — А в том, что без какой-то решительной поддержки сейчас нам в этом году эксперимента не провести. Значит, консервировать на зиму. За зиму оборудование под открытым небом, без охраны… Понимаете? Это все вообще может не состояться. А между прочим, для провоза МГД на шоссе надо три моста перестраивать. Без этого… без славы, как вы говорите, какие дорожные власти пойдут на это? А это только одна из проблем…
— Хорошо. Все понял, — сказал Вадим, хотя опять почувствовал, что Хухлин чего-то недоговаривает, второстепенные причины выдвигает, а главные прячет. — Хорошо. Я узнаю, что смогу. В течение недели, постараюсь…
Хухлин и Пухначев, удовлетворенно и единодушно вздохнув, тут же поднялись и начали прощаться. Пригласили на стройплощадку и на эксперимент, назначенный через полтора месяца, «если все будет хорошо».
Вечером Вадим долго не спал в своем мешке, обдумывая предстоящую акцию. И чем больше думал, тем более загорался. Решил действовать, не откладывая. Сама судьба подкинула ему уникальный случай одним махом покончить с тем, что больше всего не устраивало его в новой работе. Маниакальная подозрительность и грызня, перманентная вечная склока должны были
