— М-м-м-м... — промычал наконец Ээди. — М-м-м... не из мастерской. А с задворок мастерской.
— Параграф тысяча девятьсот восемьдесят девять це... — ехидно произнес Тынис— Расхищение общественного добра.
— Ось от старой вагонетки. Она им там вовсе не была нужна.
— От трех до десяти лет, — заметил Тынис. Он верно рассчитал: Ээди нипочем не догадаться, что параграф и срок наказания Тынис сам придумал. Ох, Тынис еще пуще издевался бы над своим бедным соседом по парте, но теперь Лорейда вновь предприняла спасительный ход, и он удался на сей раз лучше.
— Такие вещи в характеристике не пишут, — сказала Лорейда. — В характеристике не пишут ничего, что могло бы бросить тень на человека. Я знаю, я видела. Когда Уно Сярга увольняли с лесопилки за последнюю драку, я видела его характеристику. Там инициатива была и награда за целину. А про то, что он еще раньше побил завмага и что из-за него чуть не сгорел сарай — ничего такого не было!
Это было толково сказано. Со знанием дела. Верные слова — со всех точек зрения. И что самое важное — они заставили всерьез задуматься над предстоящим заданием. Какова учительница Кадарик, было известно. Она небрежной работы не терпит. Все должно быть как полагается.
— Ну наград-то у нас нет, чтобы о них писать, — ответил Тынис. — Откуда у нас награды? А вот об инициативе говорить можно. У Ээди этой инициативы даже больше, чем нужно. Март Паю до сих пор не перестает удивляться, каким образом его «Беларусь», стоявший перед магазином, оказался в гараже.
Тут не о чем было расспрашивать. Вся деревня знала историю о том, как Март Паю отправился на тракторе в магазин за выпивкой. Все, что нужно, было закуплено, только поехать обратно на тракторе не удалось. За то время, пока совершались покупки, трактор исчез. Милиция нашла его только вечером. Ведь никому в голову и прийти не могло искать угнанный трактор там, где и полагается стоять всей технике, — на площадке возле ремонтных мастерских.
И хотя эта история была известна всей деревне до мельчайших подробностей и спрашивать вроде бы действительно было больше не о чем, Лорейда все-таки спросила:
— Послушай, Ээди! Почему ты так сделал?
— Ведь он же был пьяный!
— Боялся, что кого-нибудь задавит?
— Нет. Люди и сами держатся подальше. Боялся, что он разобьет новый трактор.
— Жаль, что меня там не было. — Лорейда засмеялась. — Хотела бы я видеть лицо Марта и услышать, что он сказал, когда трактора не ока... — Лорейда замолчала на полуслове, потому что не так уж трудно было представить себе, как мог выразиться Март. — Послушайте, ребята, но это же опасный поступок! Март Паю, когда выпьет, делается ужасно яростным. Если бы он случайно вышел из магазина раньше, он убил бы Ээди.
— Мы еще посмотрели бы, кто кого, — пробормотал Ээди себе под нос. — Трактор стоял не так уж близко к двери магазина, — сказал Ээди громко. — А ход у «Беларуси» быстрый. Март не догнал бы.
Тынис уже долго молчал. Он замолчал тогда, когда они, сворачивая на прямую тропу, должны были перейти мостки и Ээди взял у Лорейды ее портфель. Он и сейчас покачивался у него в руке. Разве трудно нести два школьных портфеля, если каждое утро поднимаешь штангу.
Портфели напомнили Тынису, что об одной вещи у них сегодня вообще разговору не было.
— Ну да, — сказал Тынис— Как бы там ни было со всем остальным... Семь лет за одной партой... вроде бы положено знать, что и как... Но ты, Ээди, мог бы и сам объяснить... что написать о твоем семейном положении?
Ээди уставился на Тыниса, раскрыв рот:
— Какое еще семейное положение?
— Ну... холостой ты или женатый?
Пальцами свободной руки Ээди потер переносицу. Такие действия означали, что он размышляет. Ээди действительно думал. Конечно, ему не требовалось думать о своем семейном положении. Он думал, что ответить Тынису.
— Не дури, — сказал он наконец.
Но не так-то просто было заставить Тыниса замолчать.
— Ничего я не дурю. Факты говорят сами за себя. Или ты хочешь сказать, что это вовсе не ты вечером в понедельник ворковал с Вийви Роопалу у мельничной плотины?
Ээди смотрел на Тыниса в большом изумлении.
«Что ты такое говоришь? Что ты выдумываешь?» — хотел он сказать, но не успел. Лорейда повернулась, сказала: «Дай сюда!» — и выхватила у Ээди свой портфель. И при этом в голосе ее вовсе не было той мелодичности, которая так нравилась Ээди, и, наверное, не только ему.
— Дай сюда! — сказала Лорейда, словно фыркнула.
Наконец Ээди собрался с мыслями.
— Когда это я ходил с Вийви к мельничной плотине? — Он схватил Тыниса за рукав. — Кто это видел? Нечего наводить тень на ясный день, если точно ничего не знаешь!
Но сосед по нарте и не подумал отступать.
— Где дела, там и свидетели, — сказал Тынис. — Если хочешь знать, я сам видел. Проезжал мимо на колхозном автобусе. Вы стояли на плотине у перил и смотрели в воду.
Ээди опять тер переносицу. Ханнес приблизился почти вплотную к старшеклассникам и с захватывающим интересом глядел на их лица. Лорейда стояла поодаль. Она делала вид, будто их разговор ее совсем не касается, однако же внимательно прислушивалась к каждому слову.
— Откуда ты... С чего ты взял, что тот парень на плотине был я? — спросил Ээди.
— Я же не слепой. Эта самая шапка с помпончиком была у тебя на голове, что и теперь.
— А почему ты решил, что та девочка была Вийви?
— Кто же еще это мог быть! Красное пальто было ясно видно. И она живет там поблизости.
Ханнесу давно не терпелось вмешаться в разговор. Теперь он наконец так и сделал:
— Красные пальто могут быть и у других. Красное пальто есть и у...
Сердитый взгляд Ээди вынудил его умолкнуть, не досказав. На всякий случай Ханнес отскочил назад шага на два.
Но Ээди на сей раз не собирался напоминать младшему брату, что малыши не должны совать свой нос в дела старших. Ээди снова обратился к Тынису:
— Выходит, что ты как раз слепой. Именно в понедельник я до позднего вечера был в мастерской. Старик Мятик может подтвердить, если иначе не веришь. Может, хочешь письменную справку?
Тынис думал. Письменной справки он не хотел.
— Значит, это было... Когда мы с физруком ездили в город? Да, точно, значит, это было во вторник. И отказаться ты не сможешь! — закончил он торжествующе. — У меня и свидетель есть!
Итак, правда была наконец установлена. Последнее слово, как обычно, сказал Тынис. Ээди больше не спорил. Тынис должен был бы торжествовать победу, но он неожиданно для себя обнаружил, что чувствует лишь досаду. Он и сам не понимал почему.
