Гленн подошел к алебастровой головке с таким видом, словно собирался защищать ее, и я поняла, что он смертельно боится услышать от отца беспощадный приговор. Он чаще, чем Гленда, подвергался критике, но эта работа слишком много значила для него, и я боялась, что резкие слова могут погасить то созидательное настроение, которое владело моим мужем с тех пор, как мы приехали на озеро Серых камней.
Но мы беспокоились напрасно. Колтон по достоинству оценил мастерство сына. Он обошел вокруг головки, и глаза его засияли, а лицо оживилось.
Я так волновалась за Гленна, что даже не смотрела на скульптуру. Но теперь, когда его отец одобрил работу, я наконец успокоилась и рассмотрела алебастровую головку, убеждаясь, что мой муж действительно создал великолепное произведение искусства.
И все же я не осознавала свою роль в этой работе. Мне казалось, что я просто сидела на своем кресле и позировала. К тому же это не был мой портрет. Черты лица были моими, но оно уже обрело свою, независимую от меня жизнь.
Скульптура, казалось, была создана изо льда. Ее подбородок был приподнят, словно в нетерпеливом ожидании превращения в существо из плоти и крови. Женская головка и часть длинной шеи словно выступала из камня. Обнаженное плечо было слегка приподнято, как будто заключенная в глыбе наяда пыталась освободиться от холодного материала, не желавшего выпускать ее из своих недр. Лицо выглядело живым, но, казалось, принадлежало существу, в котором не было ничего человеческого — красивому, безмятежному и холодному. Это определенно была не я.
Камень скрывал левое плечо женщины, и я знала, что Гленн собирается оставить скульптуру именно в таком виде. Несколько прядей волос падали на открытое правое плечо, а основная их часть, словно тронутая ветерком, волной спадала на спину и казалась удивительно живой. Еще не все детали скульптуры были проработаны, но впечатление она производила сильное.
— Я еще не закончил, — торопливо сказал Гленн, — не доделал глаза, губы. И я хочу сделать так, чтобы волосы как можно точнее передавали Динины.
Колтон остановил его, с трепетом в голосе заметив:
— Это великолепно. Ты нашел себя, Гленн. Эта работа принесет тебе успех. Юная Дина помогла тебе вновь обрести самого себя. Береги ее. Береги ее и…
— И держи подальше от капканов, — добавила Гленда, до сих пор молча стоявшая позади нас, и ее голос был холодным, как белый алебастр.
Был ли он прозрачно-белым — или все-таки с примесью зеленого цвета ревности? — невольно задала себе вопрос я.
— Что ж, теперь я могу ехать, — сказал Колтон, игнорируя слова дочери. — Помоги мне с картинами, Гленн.
Но, прежде чем они вышли из мансарды, Гленда подошла к алебастровой головке вплотную и слегка коснулась ее длинными пальцами. То, что она сказала, удивило меня.
— Это хорошо, Гленн. Очень хорошо. Это лучшее из всего, что ты сделал, не считая работы из черного мрамора. Интересно, ты сам понимаешь, почему они тебе удались?
Гленн повернулся к ней так стремительно, что я вздрогнула. Он не мог не знать, что этой женщине нельзя доверять. Или все еще рисковал ей верить?
— Уточни, что ты имеешь в виду, — попросил он.
Даже Колтон был заинтригован и остановился, чтобы послушать, что она скажет.
Мягко, почти нежно Гленда провела рукой по лицу из алебастра, моему и в то же время чужому, словно слепой, ощупывающий чуткими пальцами его контуры.
— Это полная противоположность головке из черного мрамора и в то же время ее копия, двойник. Ты вырезал из ледяной глыбы вовсе не Дину. И знаешь это, не так ли?
Гленн побледнел и неистово замотал головой.
— Нет-нет, ты ошибаешься, Гленда. Это совсем не то, что я собирался сделать.
Сестра пристально посмотрела на него, потом вдруг разразилась рыданиями и опрометью выскочила из мансарды. Мы услышали, как она сбежала вниз по лестнице и хлопнула входной дверью.
Лицо Гленна оставалось болезненно бледным, но Колтон этого не заметил.
— Маятник качнулся в обратную сторону, — сказал он. — Она возвращается назад, в то время как ты идешь вперед. — Он еще раз посмотрел на алебастровую головку с удивлением и восхищением одновременно. — Но в этом есть и положительный момент, — заметил Колтон. — Вы двое никогда не были свободны друг от друга. Так что сейчас, когда Гленда впервые оказалась на твоем месте, будь к ней снисходителен, мой мальчик, прошу тебя. — Он задумчиво помолчал. — Пойдем, помоги мне с вещами. Дина, — повернулся ко мне свекор, — твоя помощь мне не потребуется, так что ты можешь идти отдыхать и лечить свою ногу.
Он рассеянно улыбнулся мне и, взяв несколько холстов, начал спускаться по лестнице. Я с горечью почувствовала, что, несмотря на все его похвалы, по-прежнему оставалась чужой в их клане.
Я подошла к Гленну, чтобы выказать ему свою любовь и веру в его талант, которая только что была вознаграждена.
— Не верь тому, что сказала твоя сестра… — начала я, но он вдруг посмотрел на меня почти с отвращением и быстро вышел.
Пока они грузили вещи Колтона в машину, я стояла перед алебастровой головкой, внимательно изучая ее.
Да, там было это. Я поняла, что Гленда имела в виду. В этом существе было что-то нечеловеческое, никоим образом не связанное со мной. Когда я осознала, откуда это пришло, мне показалось, что меня тоже заковали в лед. Я была уверена, что теперь это лицо, которое я не считала своим, будет преследовать меня в кошмарах, и спустилась по лестнице, желая оказаться как можно дальше от него.
Я стояла в холле у окна, ожидая, когда Кол-тон уедет. Небо потемнело, и серые низкие облака обещали снегопад.
Номи присоединилась ко мне, и я доложила ей о результатах показа, но не упомянула о словах Гленды. Пожилая женщина, казалось, очень довольна как успехом Гленна, так и неудачей его сестры.
Странно, что Номи, всегда настроенная против Гленды, не принимает мою сторону, подумала я, но вспомнив, как она с явным сочувствием перевязывала мне ногу, решила воспользоваться этим обстоятельством.
— Расскажите мне о матери Гленна, — попросила я.
Номи ничего не ответила и даже не посмотрела на меня.
Колтон сел в машину и захлопнул дверцу. Он опустил стекло, помахал сыну и выехал на дорогу. Гленн какое-то время стоял, глядя ему вслед, затем повернулся и ушел в лес — возможно, к Серым камням, надеясь найти там сестру.
Когда он скрылся из виду, Номи взяла меня за руку и повела в свою гостиную. Джезебел уже вернулась домой и лежала на потертой софе, лениво мурлыкая.
— В этой комнате ты всегда будешь в безопасности, — сдержанно сказала Номи. — Гленда никогда не приходит сюда. Здесь все напоминает о ее матери, и она не может такого выдержать.
— Теперь вы расскажете мне, что же все-таки тогда произошло? — спросила я. — В Чандлерах так много таинственного. Почему эта комната напоминает дочери об Элизабет?
— Когда бушевали метели, эта комната была самой теплой во всем доме, а поскольку Элизабет постоянно мерзла, мы привыкли проводить здесь вечера, а нередко и дни тоже, когда близнецы были маленькими. Колтон часто уезжал, как и сейчас, поэтому Элизабет попросила меня пожить с ней. Она никогда не была сильной, и дети ее не очень-то слушались.
Номи подошла к секретеру и открыла его, а я уселась на софу и стала гладить кошку. Через минуту она вернулась и протянула мне фотографию. Это был не очень четкий снимок красивой женщины лет тридцати, с волосами, зачесанными кверху. Глаза ее были ясными, но в них светилось беспокойство, а мягкий рот, казалось, слегка подрагивает.
— У моей сестры было слишком мало сил, чтобы иметь дело с Чандлерами, — сказала Номи и отложила фотографию. — Именно поэтому мне приходилось бороться за нас обеих. И я считаю, что справилась с этим. Они не смогли подчинить меня себе, как им этого ни хотелось.
Она задумчиво потерла свой маленький острый носик, и я посмотрела на нее с все возрастающей симпатией.
— Я вижу это. Но вот что будет со мной… — Вытянув ногу, я посмотрела на раненую лодыжку.
— После праздников заставь Гленна увезти тебя отсюда, — посоветовала Номи. — Чандлеры проводят здесь Рождество и остаются до Нового года, следуя давней семейной традиции. После этого они снова разъезжаются, но сейчас Гленда может не захотеть отпустить брата. Поэтому ты должна настоять на вашем отъезде, чтобы не оставаться с ней в одном доме на долгое время.
Это будет зависеть от Гленна, подумала я. Если он нашел себя в работе, как предполагает его отец, мне не следует мешать ему и настаивать на переменах.
Я настойчиво вернулась к теме Элизабет.
— Кейт сказал мне, что его бабушка провалилась под лед на озере неподалеку от Серых камней.
Номи опустилась на колени перед камином, положила туда несколько березовых поленьев и протянула руки к огню, как если бы ее пробирала дрожь. Застывшим безжизненным голосом она рассказала мне эту историю:
