— Еще не время, — сказал он. — Гленн должен видеть вас своими собственными глазами.
Я с благодарностью приняла этот набросок и спрятала его подальше, ни слова не сказав мужу.
До Рождества оставалось уже всего несколько недель, и Наоми начала подготовку к празднику. Она попросила Кейта принести из лесу несколько зеленых веток ели, а когда я сказала, что у меня нет рождественских подарков ни для кого, кроме Гленна, отвезла меня в город, чтобы я смогла сделать необходимые покупки.
Эта женщина сейчас казалась веселой и почти счастливой. Она с удовольствием рассказывала мне о тех белых, снежных рождественских праздниках, которые проводила на озере Серых камней, когда ее сестра была жива.
Мы не видели никого из Макинтайров, за исключением Кейта. Иногда Гленда оставляла мальчика на ланч и, видимо, стараясь как можно сильнее привязать его к себе, давала смутные обещания взять его с собой в Нью-Йорк. Но я подозревала, что на самом деле она не собиралась делать ничего подобного, и с тревогой наблюдала за Кейтом, думая о том, каково ему будет, когда она, пресытившись ролью матери, уедет отсюда. Тренту и его матери нелегко будет справляться с мальчиком, переживающим отъезд Гленды.
За столом нередко всплывала тема изменений, планируемых Макинтайрами, и тогда между близнецами и их отцом разгорались ожесточенные дискуссии. Номи, Кейт и я сидели молча, не принимая в них участия, но мальчик с живым интересом прислушивался к тому, что говорили взрослые, и мне было любопытно, рассказывает ли он об этих разговорах отцу и бабушке.
Колтон явно тянул время и ничего не предпринимал, но я чувствовала, что до его отъезда вопрос о землях будет решен.
Ночи становились все холоднее, а днем тоже иногда чувствовался мороз. Озеро постепенно покрывалось коркой льда, и я с интересом наблюдала за этим процессом. Его поверхность не была гладкой и чистой; казалось, она вся состоит из замерзших трещин и мелкой зыби, а кое-где попадались места, похожие на замерзшие волны. В течение дня температура воздуха резко менялась, и тогда я слышала, как лед «разговаривает». Громкие звуки «хумп-хумп-хумп» прокатывались из одного конца озера в другой, словно эхо.
Снега по-прежнему не было, но несколько раз близнецы катались на коньках. Гленн просил меня составить компанию его сестре, поскольку сам не хотел отрываться от работы, но у меня не возникало желания оставаться с Глендой наедине, а тем более, на льду. Иногда я видела на озере фигуру Трента и представляла себе, что произошло бы, если бы я присоединилась к нему. Но это было невозможно — он принадлежал другой жизни, и я не делала попыток увидеться с ним.
Гленн, казалось, совершенно забыл об инциденте с ведьминым шаром и снова сблизился с сестрой. В своей работе он доходил до такого исступления, что меня это даже немного пугало. Почти все часы бодрствования он посвящал алебастровой головке, и я пребывала в состоянии тревожного ожидания, смутно ощущая, как какое-то тяжелое кольцо сжимается вокруг меня.
Кейт теперь появлялся в «Высоких башнях» почти каждый день, но, думаю, он едва ли замечал кого-то, кроме Гленды. Он поклонялся ей, как божеству, со всей страстью юного существа, обделенного материнской любовью. Она же вела себя не как мать, мудро направляющая подростка в его взрослении, а скорее как задиристый сверстник, и была в высшей степени снисходительна к его проступкам. Он отстаивал свою самостоятельность, пылко восставая против отца и бабушки, а Гленда с радостью поддерживала его в этой борьбе. И никто в «Высоких башнях» не делал попыток убедить мальчика в том, что его близость с Глендой — мираж, а будущее, которое она обещает ему, иллюзорно и далеко от реальности, в которой ему предстоит жить, когда праздники закончатся и мать забудет о нем, как о рождественских украшениях, до следующего года.
Пару раз я пыталась поговорить на эту тему с Гленном, но в эту последнюю неделю перед Рождеством все его внимание поглощала отделка поверхности скульптуры. Он был настолько погружен в себя, что ничего не видел вокруг, и перестал быть веселым, требовательным компаньоном и любовником, который ставил наши отношения превыше всего.
Я не питала иллюзий по поводу того, что его интерес всегда будет сфокусирован только на мне, и понимала, что в настоящее время существую для него только как модель, но верила, что потом, окончив работу над скульптурой, мой муж вернется ко мне. Но я все же была новобрачной и поэтому чувствовала себя очень одинокой. Одинокой и встревоженной.
Во время своих долгих прогулок по берегу озера я обнаружила извилистую тропинку позади башен-близнецов из серого камня, которая стала моим излюбленным маршрутом. Она приводила к болоту, из которого к озеру бежал узкий извилистый ручей. Коричневые холмики, покрытые болотной травой, напоминали мне согнутые фигуры длинноволосых гоблинов, чьи ноги были прикованы к замерзшей трясине.
Это было время ожидания — нелегкое, потому что я не знала, чего жду. Иногда, когда мы не работали в студии, я ловила на себе взгляды Гленна, которые давали повод думать, что он уже начинает видеть меня глазами своей сестры. В эти последние роковые дни перед Рождеством меня больше всего беспокоило ощущение того, что я безоружна перед Глендой.
Однажды, когда Кейт позировал матери, а мы с Гленном работали в его студии, раздался сердитый крик Гленды. Обернувшись в ее сторону, мы увидели, что она бросила свою палитру на пол и разбросала кисти. Испуганный мальчик прибежал на нашу сторону, зовя Гленна. Но прежде чем он успел что-то предпринять, Гленда велела сыну идти домой и, разгневанная, ушла из мансарды.
Гленн спокойно поговорил с мальчиком.
— Не переживай. Иногда у Гленды бывают плохие дни, когда работа не ладится. Так что сейчас тебе лучше всего послушаться ее и уйти домой, а когда ты придешь сюда снова, сделай вид, что между вами ничего не произошло.
Кейт покорно спустился вниз, и я хотела отправиться вместе с ним на прогулку к озеру, чтобы попытаться заложить основание для нашей дружбы. Мне было жаль мальчика. Он тоже испытывал чувство одиночества, разрываясь между отцом, который воспитывал его, и матерью, к которой был привязан.
Но на этот раз ничего у меня не вышло, так как оказалось, что я буду нужна Гленну всю оставшуюся часть утра. Сейчас он работал над моими волосами, и мне пришлось распустить их по плечам. Казалось, он восхищается их красотой и в то же время, как художник, не знает, как передать ее. Несколько раз он подходил ко мне, чтобы приподнять тяжелые пряди, как будто хотел прочувствовать их структуру и вес, чтобы выразить это ощущение в камне.
Было уже далеко за полдень, когда он бросил свои резцы и позволил мне уйти. Поскольку погода была ясной и холодной, я надела слаксы, теплый жакет, заколола волосы и направилась к озеру на свою обычную прогулку.
Вскоре я добралась до тропинки, ведущей вдоль берега, и свернула к Серым камням. Мне было видно, как на другом берегу озера Пандора прогуливается по дороге перед своим каменным домом. Она приветливо помахала мне рукой, и я чуть не поддалась минутному порыву навестить ее. Только мысль о недовольстве Гленна удержала меня от этого шага. Я не хотела сейчас сердить его.
На озере появился конькобежец, и я узнала в нем Трента Макинтайра. Он уверенно скользил по льду, наклонившись вперед и плавно переставляя ноги, и, видимо совершенно не опасался того, что озеро еще не везде замерзло. Впрочем, вероятно, ему были хорошо известны все опасные места.
Трент не заметил меня, и я наблюдала за ним, пока он не скрылся из виду за поворотом. Он явно предпочитал работать по ночам. Я нередко видела его из окна моей спальни сидящим за пишущей машинкой и даже слышала такой странный в этой деревенской местности стук клавиш, далеко разносящийся над поверхностью озера. Мне вдруг стало интересно, какую книгу он сейчас пишет и кому она посвящена на этот раз. Готовя материалы для очерка о моем отце, он иногда читал мне вслух отрывки, и я с благодарностью слушала их, внимательно наблюдая за выражением его лица.
Когда я смотрела, как работает Гленн, то испытывала совсем другие чувства.
Неужели ты превратилась в женщину, которая может любить только тогда, когда ей уделяют внимание? — спросила я себя. Нет! Я страстно жаждала любви, которую Гленн давал мне, и даже теперь, когда все его внимание и интерес сконцентрировались только на работе, все равно продолжала любить его.
Погруженная в эти мысли, я подошла к массивному основанию нагромождения Серых камней и легко обошла его, как делала почти каждый день. И лес, и озеро были мне уже хорошо знакомы, и я давно забыла о предупреждении Кейта по поводу падающих камней. Когда скалы остались позади и тропа перестала петлять, я ускорила шаг, подняв лицо навстречу ветру, дующему среди холмов.
Береговая линия здесь то выдавалась вперед, в воду, то возвращалась обратно, образовывая небольшие бухточки. Когда я обходила одну из них, впереди на тропинке что-то блеснуло в лучах солнца. Я подошла ближе и увидела, что на кучке опавших листьев, сметенных ветром с холма, лежит пустая бутылка из-под содовой. Странно, подумала я, как она могла оказаться здесь? Ведь территория, принадлежавшая Чандлерам, была огорожена, и повсюду висели таблички: «Частное владение». Вряд ли кто-то посторонний мог оказаться здесь.
