Еще раз тысячу извинений прошу у вашей жены и еще вношу разъяснение: я ничуть не хочу винить вас или маму в том, что вы развелись, вас в том, что вы женились. В этом виновата жизнь. Я так смело говорю, потому что уже несколько лет об этом думаю и считаю, что имею право на то, чтобы сказать.
Но ведь поймите вы оба, что у мамы в жизни не осталось ничего. Я стараюсь по возможности скрасить ей жизнь. И самые светлые минуты бывают у нее, когда она видит, что люди ей на добро отвечают тем же.
Не смейте маму жалеть. Не для того совсем я пишу. Мама сильный духом человек, ей ваша жалость не нужна. Я пишу для того, чтобы спросить, неужели вы забыли такие даты: 1 января, 8 марта, 10 марта, 13 апреля, 27 мая?
Неужели к Новому году вы не можете послать телеграмму по сниженному тарифу людям, которые это заслужили по отношению к вам? Вы скажете — какая глупость! Дело не в деньгах! Так в чем же? Неужели в мещанском мировоззрении на бывших жен (неудобно, жена будет ревновать и т. д.). Этого я не думаю. Мне кажется, что ваша жена могла вам только подсказать такой шаг, но никак не препятствовать ему. Ну пусть маме вы не хотели доставить несколько приятных минут. Ну а Маше, а Марии Иосифовне, а дяде Сереже из Калинина, которые столько для вас сделали в тяжелые для вас дни, а тете Гале Сорохтиной вы хоть пишете? А вы знаете, что умерла тетя Катя[47] в Сухуми? Эх! Сколько таких «а вы…» можно сказать.
И так поступаете вы, человек, столько переживший, человек, которого жизнь так жестоко учила ценить добро и отличать его от зла.
Я хочу, чтобы вы знали, что ни один из перечисленных мною людей никогда со мной обо всем этом не говорил. И если бы мама знала, что я пишу вам такое письмо, она, наверняка, запретила бы его посылать и даже думать так.
Но, к сожалению, я уже достаточно взрослый человек для того, чтобы остро чувствовать все это.
Я пишу, конечно, не для того, чтоб вы моментально всем разослали телеграммы или хотя бы открытки. Впрочем, я уверена, что этого никогда не случится. А ведь у Маши (это мамина сестра) даже есть телефон, это просто 15 копеек. Трудно все это понять. И больно, что с такой бесчувственностью я столкнулась именно в вашем лице. Нам-то уж не пишите, мы переехали. Кстати только поэтому и узнали ваш новый адрес: мама вынуждена была доказывать представителю райисполкома, что она живет в Москве не только с 46 года и что у ее мужа нет для нее площади. И в домоуправлении (Гоголевский, 19, кажется, так?) им сказали, что вы получили квартиру на Хорошевском шоссе. Очень хорошо, мы очень рады за вас. Вы, по-видимому, получили это за все пережитое? А не пришло ли вам в голову, что 10 лет этих переживаний мама делила с вами наравне, а остальные 7 или 8 лет душой за вас изболелась, живя в кибитке и бараке. И как она страдала, что не могла вам уже тут в Москве создать уюта и семейного счастья?! И вашей женитьбе она была искренне рада, была рада, что вы встретили человека, с которым вам хорошо! Эх! Да что вам объяснять?!
Очень прошу прощения у вашей жены, если ей это письмо доставило несколько неприятных минут. Но ведь она человек, говорят, простой и добрый и много переживший, она должна понять меня, как дочь.
Если у вас хватит терпения, дочитать это до конца, то пусть вы не сомневаетесь, что мама ничего об этом не знает. Она живет спокойной счастливой жизнью, мы со Стасиком стараемся, чтоб она была счастлива. И мне только жаль, что ее светлая, чистая жизнь не у всех, ее знающих, вызывает чувства уважения и благодарности.
Лена Шаламова-Янушевская.
Г. Т. Сорохтина — В.Т. Шаламову
Дорогой мой Варлушенька!
Извини меня, так долго не могла собраться написать тебе. Все что-то никак не налажусь с заботами, день мелькает за днем, думаешь сделать надо вот это, это и это, разбрасываешься по мелочи, а на большое уже и сил не хватает. Жизнь-то ведь какая — никчемная, неинтересная, все только о куске, «кушать хочу» — это Вовка как придет первым делом, значит, ему мало всего. Да жизнь наша шиворот-навыворот! Никак никто не наладит, ведь хорошо сидеть у больших кусков, зачем думать о людишках. Не убили бы Колю, может, и мне бы было легче на душе и в жизни. Все хорошие годы прошли в каких-то исканиях лучшего. Сколько лет и все не наладят, до сих пор не имеешь возможности жить нормально, иметь всегда 100 гр. масла для ребенка. Ведь не всякий способен красть, спекулировать и обманывать.
Дорогой мой, как жаль, если вы не приедете нынче, все же отдохнуть на море хорошо. Я очень счастлива и довольна была приезду Лены. Мы с ней жили хорошо. Она умная девушка и простая без всяких вертихвостов. Я рада если она когда-нибудь, если сможет, приедет опять. Вова тоже очень ее полюбил и всем говорит про: «Это же Лена (сейчас живет тоже моей подруги дочка, но она целый день занята своей наружностью и глажением платьев, учится на 3-м курсе инст-та иностран. язык.), она не будет два часа стоять перед зеркалом, когда надо идти» — это он говорит Светлане, собираются в город. Но девчонка тоже неплохая, много читает, развитая.
Тетя Катя пишет, что ей там тяжко. Надя очень черствая и не знает, как добраться до меня. ВН и ЮП шлют тебе привет. Пока закончу, так кто-то опять зовет, да и надо сбегать в город на рынок— яблоки у нас 3 р., помидоры — 5р. Как только смогу, пошлю тебе и Гале посылочку.
Крепко целую всех вас.
Пишите.
Привет от Вовы.
Как твои дела?
Я жду ответа.
Люб. тебя, Галя.
Привет Зине, скоро напишем и ей.
Г.Т. Сорохтина — В.Т. Шаламову
16. II.58
Дорогие Оля, Варлуша, Сережа!
Я глубоко виновата, что так долго не собралась ответить на ваши письма и поблагодарить за деньги. Правда, деньги меня очень огорошили и огорчили, я и сердилась и плакала, ведь у вас у самих столько дыр, вы тогда дали сколько, — что этих денег никак не должны были посылать. 26-го или 27-го уехала Лена с подругами. Питала я ее как могла, чтобы она себя чувствовала хорошо, не знаю, как там вышло на деле. В этот раз она была гораздо оживленнее, чем весной, нет сравнения, может быть, все и пройдет. В ней много, конечно, избалованности, так как все с ней возятся и стараются все сделать так, как ей хочется, но все это пройдет, а больно мне только то, что она как-то равнодушна к тебе, ничего не поняла, сколько ты выстрадал, но я думаю это Галине влияние. Бог с ней, об этом, правда, я с ней никаких никогда разговоров не вела, все равно не поймет, а только оттолкнется. Постарше будет, еще в жизни много будет передряг, тогда разберется. Девочки остались довольны, правда я немножечко устала, много было работы, все перестирала, ведь их было шесть девушек, все очень славные, отзывчивые, приятные и заботливые. Погода стоит у нас распрекрасная для ноября месяца, еще купаются, ходим в летнем платье, окна открыты и двери все, вот сейчас 7 час. вечера и все открыто. На море днем жарко, ходила полоскать свое старое пальтишко, даже поторопилась поскорей вернуться домой, так жарко. Ночью средняя t° 16, а днем 25°. Завтра 7-е, но что-то нынче у нас ничего не вышло, остались при пиковом интересе. Два дня Вова сдавал зачеты — получил 4, я поругала его, ведь может получить пять. 17-го, наверно, уедут на практику в Кутаиси, я буду скучать — ведь одна. Что это такое с Пастернаком? Я читала в газете, страшно огорчена, увижу если когда тебя, ты расскажешь. Как устроилась Оля, я рада за нее, пусть отдыхает, ей это необходимо. Какой ее адрес, я бы черканула ей. Сейчас у меня на несколько дней приехала отдохнуть грузинка Вардо, та, что во время землетрясения привозила, год или 1 1/2 тому назад, всю свою семью — это 200 км. от нас, в сторону Тбилиси. Как уедет, хочется и мне отдохнуть, последнее время ужасно болят ноги в коленках, как деревянные, хотя бы паралич не хватил, может, ревматизм, а вообще-то старость, сколько можно еще жить. Впереди зима, сколько забот опять ляжет на меня, если буду здорова. Сегодня первый день за все лето как сбегала к Ю.П., т. к. мне сказали, что В.Н. болен. Он очень похудел, у него экзема (наверно, от собак), все чешется, и астма, и с Ю.П. все ссорятся, вспоминают о делах давно минувших, ревнует Ю.П. его к Гл. Пав., оба выдавали все секреты, переплевывались, но в день отъезда Г П. помирились, т. к. всем уже за 70 лет, осталось уже немного. Это все Н. Ник, передает, а потом все начинают сначала вспоминать. Юлия Петровна на днях уезжает, она прожила 2 мес., лечилась на наших новых источниках вот уже 2-й год, говорит, ей легче, а ведь ноги у нее ужасные. Что-то Сережа мне ничего не черкнул, как он себя чувствует, как его дела, как товарищи, нашел ли он своего друга, о котором скучал и ждал письма. Его фигурки, что он лепил, у меня не этажерке, смотрю и всегда вспоминаю вас. Почему я такая бедная, а как бы много я всего сделала для вас, если бы в моих руках были денежки, посылала бы вам посылки. «Бодливой корове бог рог не дает!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
