Темноволосый демон, скорее всего младший брат того, что предложил сделку, положив локти на плечи блондина, отрывал сочные кусочки от тонкой спирали. Тот, не глядя, губами брал кончик полоски, мелькал розовый, как у девчонки, язык и кожура исчезала.
«Точно трахальщики», — неприязненно подумал гость.
Телепаты, не сговариваясь, повернули к нему головы.
— Тихо, — Ласайента придержала напрягшегося сына. — Тьен, отвали куда-нибудь.
— И зачем он нам? — Эрри небрежно показал подбородком на набычившегося испанца.
— Зачем? — задумчиво повторил Сантилли, обернулся и похлопал по спинке стула. — Садись. Не так давно кто-то стонал, что им некогда бегать по погребам и носить коробки с продуктами.
— А, — догадался Эрри, — в качестве «принеси-подай». Ты знаешь, я передумал, мне не в лом.
Император провел по лицу ладонями и сурово посмотрел на улыбающегося инженера:
— Правильно назвал тебя Таамир — лексическо-фразеологическим стихийным бедствием. У нас уже половина молодежи копирует твою речь.
— Кто же знал, что у них на нашего Глебушку нет иммунитета, — Алексей погладил инженера, втянувшего голову, по соломенным волосам.
Испанец осторожно присел на краешек стула.
— Понятно, — Сантилли с усмешкой оценил свежие царапины на щеке, — знакомство прошло на высшем уровне. Что не поделили?
У Даэрри заходили желваки на скулах.
— Дай догадаюсь, — император поставил локти на стол и положил подбородок на переплетенные пальцы, — он захотел такой же маникюр? Или ты не пожелал делиться висюльками?
— Кому какое дело, как я одеваюсь? — вскинулся йёвалли.
— Значит, второе, — подвел итог ашурт и перевел многозначительный взгляд на сына.
— И что? — с вызовом ответил тот. — Почему Эрри можно, а мне нельзя?
— Чтобы не возникало неприятных инцидентов, — спокойно пояснил отец, показав глазами на царапины.
— Пара сломанных челюстей и все вопросы отпадут, — буркнул Тьенси. — Ты же не поэтому уперся.
— Ну-ну, — подбодрил его Сантилли.
— Боишься, что скажут. Престиж семьи. Можно подумать они и так не найдут, за что зацепиться? — не хотел уступать сын. — Ты и на сцену не выходишь, потому что….
— Хватит! — император хлопнул ладонью по столу.
— Тиль, ты не прав, — Элерин взяла его за руку. — Мальчики должны реализоваться, попробовать себя, понять, что для них важно, а что глупо.
— Чем больше запрещаешь, тем сильнее хочется, — встал на ее сторону Алентис.
— Чем больше разрешаешь — тем хуже, — Сантилли откинулся на спинку стула. — Тебе ли об этом не знать?
Алентис помолчал, но твердо закончил:
— Поэтому и утверждаю — ты перегибаешь палку.
— Без проблем, — окончательно рассердился император. — Хоть в нос кольцо вставь, я не против.
— Сам вставляй, — огрызнулся Тьенси.
За столом установилось тяжелое молчание.
— Прекрасно, договорились, — потер ладони Глеб и повернулся к притихшему гостю. — Но как же все-таки тебя зовут?
— Кость, — буркнул тот.
— В горле у кого-то встал? — хмыкнул Даэрри, начиная резать яблоко на аккуратные дольки. — Больше похоже на собачью кличку, а не имя.
— Какое есть, — с вызовом ответил человек.
— И как это будет звучать? — недоуменно проговорил Алексей. — Эй, Кость, принеси это? Эй, Кость, где то?
— Полный идиотизм, — покрутил головой Сантилли и прищелкнул пальцами. — Что там у нас есть?
Над столом повисла проекция экрана, заставив гостя забавно открыть рот. Люди и демоны уткнулись в компьютер, начав с конца списка, и вскоре испанец уже ежился под градом имен.
— Избавьте меня от всяких Хулио, я вас умоляю!
— А что, красиво — Флавио. А вот, Теодоро или Селестино. Что тебе не нравится?
— Сильвестр.
— Гадость.
— Это не имя. Вот смотри — Рамиро. Тебе же нравится рычать. Или Рикардо. Будешь звать Рико. Нормально.
— Санчо.
— Ага, Панса. Еще дон Кихота сюда приплети.
— Пепито.
— Что?!
— Мануэль. Тоже ничего. Кристиан. Или Диего?
— А можно Леонардо?
Все дружно уставились на гостя, про которого уже успели забыть.
Сантилли пожал плечами.
— Быть не может? — всплеснул руками Глеб. — Ты согласен! За сим и постановляем, — торжественно провозгласил он. — Быть тебе Леонардо отсюда и до скончания веков.
— Скажите спасибо, что здесь нет Жени. Она бы научила вас свободу ценить, — проворчал император, смахивая экран на место.
«Обалденная у них техника, — юноша с завистью проводил глазами компьютер, — а у нас такая рухлядь».
— А ты что думал здесь увидеть? — хмыкнул Сах. — Говорящие зеркала?
— Распятых голых девственниц, — ответил вместо него Даэрри и переглянулся с Ласайентой.
— Чертей со сковородками, — продолжил Тьенси, не зная, что посыпает солью свежую рану брата.
— Я думал, у вас по-другому, — нехотя сознался Леонардо, — мрачно там, пещеры какие-нибудь. А тут ничего, жить можно.
Ласайента закусила губу и с невинным видом начала делать первые наброски. Больше до конца встречи ее не было ни видно и ни слышно. Почти следом за ней выпал из разговора и Эрри, а потом и Тьенси. Молодые демоны что-то тихо обсуждали между собой, все больше оттягивая на себя внимание начавшего нервничать императора. Он уже успел представить сына с ног до головы увешанного браслетиками, цепочками, с проколотыми ушами, ноздрями, бровями и выбритыми висками.
«Сан, — смеясь, позвал его Сах, — что ты накручиваешь себя? Перебесится. Главное не зацикливайся на этом».
— Я не знаю, — в дверях появилась посланная в погреб Сьюзен, — по-моему — эта, — она протянула вино Сантилли и тут увидела мускулистого парня, скромно сидящего между Элерин и Алексеем.
Ей всегда нравились испанцы: живые, подвижные и очень веселые. Несколько их семей жили по соседству, образуя своеобразное дружное сообщество. Они шумно справляли праздники и смешно ссорились: жена на весь квартал ругала мужа, не стесняясь в выражениях, а тот выскакивал на улицу подальше от праведного гнева супруги и уже оттуда темпераментно обращался к соседям за подмогой. В конце концов, они мирились и целовались. Эти ссоры совершенно не походили на пьяные скандалы в их маленькой квартирке. В последний раз перебравшая лишнего мать бросилась на отчима с ножом, и Сьюзен в ужасе выскочила из дома, в чем была. Прочь, как можно дальше отсюда, лишь бы никогда больше не видеть их страшно перекошенных лиц и не слышать визгливой ругани. И нашла новый дом.
Незнакомец был красив, как и все испанцы, но ничего веселого в нем не было, словно всю присущую им радость заморозили, и теперь он смотрел на нее голодными глазами убийцы из прошлой жизни, которую она так старательно забывала.
