Но все это не отменяет того факта, что по наиболее существенным компонентам военно-технического оснащения войск СССР имел в ходе войны – пусть и не сразу – или равенство с Германией, или преимущество. Конструктивно тот же «Мессершмит-109» был внушительнее, чем, скажем, тот же «Як-3», но в боевом отношении советские истребители даже превосходили его и другие германские машины и позволили к середине войны обеспечить нашей авиации превосходство в воздухе.
Тяжелый танк Т-VI «тигр», а тем более «королевский тигр», чаще всего выигрывал прямые дуэли с «тридцатьчетверками», но в целом советские бронетанковые войска уже к 1943 году превосходили германские, в том числе и по стратегии и тактике применения.
Советские войска были лучше оснащены всем – танками, артиллерией, автоматическим оружием. Так, во время войны СССР произвел автоматов раз в десять больше, чем Германия, хотя типичный «киношный» образ пехотинца Вермахта предполагает распахнутый ворот мундира, закатанные рукава и «шмайссер» в руках. Реально в руках чаще была винтовка.
К слову, под «шмайссером» обычно подразумевают пистолет-пулемет (автомат) МР40 (МР38/40), но вообще-то конструктор оружия Шмайссер был автором пистолета-пулемета МР43/44, который в декабре 1944 года был переобозначен как «штурмовая винтовка StG44». Но, так или иначе, с начала боевых действий на Востоке до их конца пистолеты-пулеметы серии МР были, как правило, штатным оружием не рядового, а унтер-офицерского состава пехотных частей Вермахта, а также элитных частей Третьего рейха, в том числе Ваффен-СС. На рядовых полноценного автоматического оружия перманентно не хватало.
А у нас автоматами во второй половине войны были вооружены миллионы. Вот две цифры. На 1 января 1942 года в войсках фронтов имелось 54,3 тысячи автоматов (при 2113,6 тыс. винтовок), а на 1 января 1943 года – 556,2 тысячи (при 3151,4 тыс. винтовок). И насыщенность войск автоматическим оружием все возрастала.
Боˆльшими, чем у Рейха, были и наши людские ресурсы, хотя надо помнить, что, с одной стороны, не один десяток миллионов советских граждан длительное время находился на оккупированной территории, а с другой стороны, в распоряжении Рейха было – в той или иной мере – все население континентальной Европы плюс «восточные рабочие» из оккупированных областей СССР. Это уравнивало возможности, но преимущество имели все же мы. В том числе и потому, что производственная эффективность и трудовой энтузиазм токаря-«остарбайтера» на заводе Круппа и токаря-стахановца в советском Танкограде были, конечно, несоизмеримы.
Во внешнеполитическом и военно-политическом отношении Гитлер с самого начала войны с СССР тоже оказывался в проигрышном положении. Начав войну с нами, он не приобрел ни одного реально нового союзника – финны были настроены против СССР изначально и жаждали реванша после поражения 1940 года, итальянцы, румыны и венгры и до 22 июня 1941 года находились на положении сателлитов Рейха.
Зато СССР, оказавшись жертвой агрессии, сразу же приобрел не только моральное преимущество и поддержку всех антинацистских и антигерманских сил в мире, но и быстро вошел в число официальных союзников Англии и США.
При этом главный расчет немцев на вовлечение в войну против СССР Японии не оправдался.
Не был выигрышным для Германии и геополитический фактор. Логичная для Германии (как, впрочем, и для России) геополитическая парадигма – это тройственный блок Германия – Россия – Япония. Напав на Россию, Гитлер исключил для себя возможность использования всех выгод такого блока, зато оказался в той заведомо проигрышной ситуации, от которой немцев всячески предостерегал еще Бисмарк – в ситуации войны на два фронта.
Не учел Гитлер и геополитического, так сказать, коварства англосаксов. Сегодня известен ряд сходных высказываний, не оставляющих сомнений на сей счет, начиная со знаменитой формулы сенатора Трумэна: мол, надо помогать немцам против русских и русским против немцев до тех пор, пока они друг друга взаимно не обессилят.
Но чего другого могли ожидать немцы и русские от тех, кто давно рассматривал мир как «Великую шахматную доску»?
В августе 1939 года в санкционированной самим же Гитлером записке германского аусамта (МИДа) советскому Наркомату иностранных дел, направленной в Москву в рамках подготовки пакта Молотова – Риббентропа, был дан прекрасный обзор геополитической ситуации и было сказано, что внешние силы всегда были рады столкнуть две наши державы. Тем не менее Гитлер, вопреки обнаруженному им пониманию сути проблемы, пошел на столкновение.
А ведь схема англосаксов работала. Вначале они поощряли в 30-е годы перевооружение Германии, без чего не могло быть новой крупной европейской войны, затем они совместно с Лондоном провоцировали Гитлера против Сталина и Сталина против Гитлера, а когда Гитлер пошел на Восток и увяз там, англосаксы стали помогать России.
Ничего иного от них Гитлер получить в итоге не мог. Гитлер, победивший Россию и тем неизмеримо укрепивший свою мощь, янки был не нужен. Ведь США был опасен не столько большевизм – янки уже тогда замышляли «перестройку», отрабатывали методы поиска и селекции будущих горбачевых, ельциных, собчаков и кравчуков. Янки был опасен взаимный союз России и Германии, исключающий их столкновение и, значит, исключающий давно запланированное возвышение США. Не нужны были Соединенным Штатам ни могучая Россия, ни могучий Рейх.
Так что русская авантюра фюрера была обречена на крах и с этой стороны.
Наконец, моральный фактор…
Как уже было сказано, Наполеон определял соотношение морального и материального фактора на войне, как три к одному. Но такое соотношение было характерно, пожалуй, для времен Наполеона и войн типа первой русской Отечественной войны 1812 года. В начавшейся Великой Отечественной войне советского народа против немецко-фашистских захватчиков моральный фактор соотносился с материальным, пожалуй, в еще более высокой пропорции даже в первые дни и недели войны – несмотря на все наши поражения и отступление.
В ходе работы над этой статьей я получил письмо от одного из руководителей издательства «Яуза» Александра Кошелева, где он высказал весьма интересное мнение, которое я с удовольствием процитирую: «Россия проиграла Крымскую и Русско-японскую войны лишь потому, что власть струсила и смирилась с поражением. В тех случаях, когда правители решали лучше умереть, чем подписать капитуляцию (1812, 1941 гг.), даже неудачно начавшаяся война заканчивалась победой России. Если бы Сталин сбежал из Москвы осенью 1941 года (под любым, даже самым благовидным предлогом), немцы взяли бы столицу со всеми вытекающими катастрофическими последствиями, но Иосиф Виссарионович был не чета Александру II и Николаю II».
Мнение Александра Дмитриевича является хорошей отправной точкой для рассуждений, почему я его здесь и привел. Однако оно нуждается в ряде уточнений, которые я ниже сделаю, потому что это полезно для темы 1941 года.
В своей основе подобная мысль абсолютно верна и восходит к формуле Наполеона: «Моральный фактор относится к материальному, как три к одному». При этом надо помнить, что, хотя роль адекватного политического и военного лидера в любой стране имеет огромное значение – тот же Наполеон Бонапарт дал блестящие примеры подтверждения этой мысли, для России фактор адекватного политического и военного лидера имеет качественно более значимое, чем для других стран, значение.
При этом лучшие военные вожди русского народа давно не только теоретически осмыслили значение морального духа войск, но и сделали его одним из реально действующих факторов победы.
Наполеон дал блестящую формулу, но что, еще до Наполеона не понимали значения морального фактора фельдмаршал Суворов и адмирал Ушаков? Или это не понимал Петр, бросивший в гущу русских войск свое пламенное: «Не за Петра, а за Отечество, Петру врученное»?
Одновременно с Наполеоном умело пользовался мощным моральным оружием Кутузов, а после него – Ермолов, Корнилов, Нахимов…
Кто-кто, а русские значение морального фактора и моральной стойкости для обеспечения конечной победы сознавали исстари.
Так уж нас учила наша история.
А теперь – немного о причинах поражений в наиболее неудачных для русского оружия Крымской и «японской» войнах. Некоторые сравнения будут, на мой взгляд, вполне уместными в разговоре о 1941 годе. Да и, к слову, не только о 1941-м, но и о 1991-м, и о 2010 годе…
Конечно же, Россия потерпела поражение в обеих войнах не только потому, что власть смирилась с поражением. Для Крымской войны существенным фактором стала уже четко наметившаяся отсталость России в общетехническом, военно-техническом и экономическом отношении. Один тот факт, что юг России не был связан с центром современными коммуникациями, то есть железными дорогами, в результате чего не стала возможной быстрая переброска войск, вооружений и т. п., говорит сам за себя.
