Она чуть приоткрыла дверь. Русичка стояла около своего стола и что-то вычитывала в книжке, лежащей перед ней.
– А пример на это правило мы приведем такой, – наконец произнесла она и повернулась к доске.
Таня протиснулась в дверь и на четвереньках шмыгнула в проход между партами. Перешептывающийся до этого класс замолчал, с любопытством наблюдая за тем, как далеко Тане удастся пробраться.
Она была почти около своего места, когда решил сработать извечный «закон подлости». Ремешком от портфеля она зацепилась за парту и с грохотом сдвинула ее за собой.
– Меринова, кончай играть в разведчика, – не поворачивая головы, произнесла учительница, – садись на свое место, а после урока не забудь дать мне дневник.
Мысленно Таня выругалась и только потом выпрямилась. По классу прокатились довольные смешки. Это было особенно обидно. Ведь она почти дошла, и хотя бы из солидарности народ мог бы и помолчать. Да и вообще – кто такая эта русичка, чтобы выставлять ее на посмешище?
– Надо было вдоль стены идти, – прошептала Даша, не отрываясь от своего любимого занятия – она разукрашивала разноцветными фломастерами тему урока и правила. – Там бы тебя Сонька прикрыла.
– Ага, прикрыла бы она! – фыркнула Таня и со злобой глянула на первую парту, где вместо Ходыкиной теперь сидел Терещенко. Видимо, Сонька «Энерджайзер» решила взяться за него всерьез и не мытьем, так катаньем заставить его влюбиться. Ну и себя поднатаскать заодно. Вот-вот, все по песне получается: «Я его слепила из того, что было. А потом, что было, то и полюбила».
– Ну и чего ты их глазами сверлишь? Дырку проглядишь, – недовольно покачала головой Ходыкина, меняя фломастер с синего на зеленый. – Все равно она не победит. Она же танк, в нее влюбиться нельзя.
– Много ты знаешь, в кого влюбиться можно, – отодвинулась от всезнающей Ходыкиной Таня.
– А ты вообще «Щелкунчика»-то читала? – Даша «Данон» с любовью посмотрела на результат своих стараний – выглядело это как фейерверк в новогоднюю ночь – за красным, синим и зеленым цветом не видно было самого правила. – Я прочитала. И знаешь, что там написано?
– Что победила дружба, – вздохнула Таня.
– Нет. Что Щелкунчика спасла любовь. – Даша стала убирать фломастеры в коробку. – Мыши заколдовали его при условии, что спасти его сможет только тот, кто влюбится в этого уродца. Мари была первая, кто пожалел Щелкунчика. А когда она узнала его историю, то жалость переросла в любовь. Тебе Терещенко жалко?
Таня глянула на оттопыренные уши Терещенко и прислушалась к своим ощущениям. Жалостью там и не пахло. Хотя могло и шевельнуться что-то похожее, ведь за последнее время с ним произошло столько трагических событий, что не пожалеть его мог только твердокаменный человек.
– В том-то все и дело, – задумчиво пробормотала Ходыкина, готовясь писать новое правило. – Не сможешь ты никого расколдовать, потому что не умеешь любить.
Таня пару раз хлопнула ресницами, силясь понять, ей ли это говорят. Кто не любил? Она не любила? Да как Ходыкина смеет так даже думать! Влюбленней ее человека не найдешь! Все цветы об этом знают, одна «Данон» не в курсе.
– Веревкина может сколько угодно его целовать, – продолжала философствовать Ходыкина. – Но пока она не вложит в свой поцелуй хотя бы немного любви, все, пиши пропало, он так и останется замарашкой. Даже еще сильнее заколдуется.
Таня с сомнением посмотрела на согнутую спину Терещенко и на Соньку, уверенно подсматривающую ему в тетрадку.
Вроде бы Танины попытки расколдовать Терещенко действовали – одеваться он стал лучше, начал причесываться и умываться. Но уши, лоб и большой рот – все это осталось при нем. Ну, как в такого можно влюбиться?
– С чего надо начать? – мрачно спросила Таня, копаясь в своей сумке в поисках тетрадки по русскому.
– Представь, что он цветок и за ним нужно ухаживать, – изрекла Даша, после некоторого колебания.
– Поливать, что ли? – ужаснулась Таня, пытаясь представить, сколько леек воды надо будет вылить на голову Терещенко, чтобы он начал цвести.
– Ага, – хихикнула Ходыкина. – Удобрения подкладывать и сухие листья обрезать. Дура! Внимание проявлять!
– Спрашивать его о погоде, что ли, и хорошо ли он сегодня спал? – проявила Таня глубину своих познаний в этой области.
– Для начала можно и это, а потом и до других тем доберетесь, – заверила ее Даша.
Таня снова посмотрела на согнутую тощую спину Терещенко и вздохнула – работы впереди предстояло много. Но ради цветов она готова была рискнуть.
Как узнать пристрастия парня? Проследить за ним и выяснить, что он делает с бо€льшей охотой. Других способов пока не придумали. Ведь что Таня знала про Терещенко? Ничего. Ни кто его родители, ни чем он увлекается (если вообще такой человек способен был чем-то увлечься), ни какие книжки он любит, прочитал он хотя бы «Мефодия Буслаева» или на худой конец «Гарри Поттера»?
Уже через два дня слежки Таня знала о Терещенко все. Куда ходит, чем занимается, даже что любит и не любит есть. Оказалось, что булкам с сосиской он предпочитает какао с джемом, вместо каши ест хлеб с маслом, а в чай кладет три ложки сахара. Когда читает книжку, в задумчивости закручивает нижнюю кромку листа, а когда перелистывает страницы, то поддевает верхний уголок. Оттопыренные уши его самого страшно смущают, и иногда на переменах он бегает в туалет и там, стоя перед зеркалом, старательно прижимает свои «локаторы» к голове. После чего весь следующий урок он сидит красный, как помидор, а уши его при этом горят ярче, чем светофор на перекрестке. Прежде чем сдать листочек с самостоятельной или контрольной, он долго мусолит уголок работы, отщипывая от нее по крупинке – его ответы в стопке легко угадываются. В обложке дневника он хранит старые, затертые наклейки с Человеком-пауком. После уроков он долго слоняется по школе, зависая то в компьютерном классе, то в спортзале, а то и поднимаясь на пятый этаж, в актовый зал, где уже какой день готовится новогоднее действо для всей их параллели. Ходит Терещенко в темно-серой куртке с таким мохнатым мехом на капюшоне, что из-под него не видно лица. Когда идет по улице, то руки обычно держит в карманах. На уроках сидит, сильно пригнувшись к парте, отчего кажется еще более сутулым. По школе ходит согнувшись, как будто постоянно ожидает удара сзади.
Терещенко в конце концов почувствовал, что за ним следят. А когда понял, что это Таня, совсем покой потерял. Теперь на уроках он сидел вполоборота, чтобы не подставлять пристальному взгляду одноклассницы спину. Прежде чем войти в столовую, сначала оглядывался, даже принюхивался и только потом вбегал внутрь. При этом он старательно за метр обходил вернувшийся на свое место цветок хельксины, а полученную порцию еды сперва долго изучал, тыкая в нее вилкой, и лишь потом ел. Он отказывался от булок и подозрительных каш, перейдя на запакованные джемы и надежный хлеб с маслом. Он уже собрался отловить Таню где-нибудь под лестницей и высказать ей все, что он о ней думает, но сделать это ему помешал один странный случай.
Собрав почти все сведения о Терещенко, Таня отважилась на самую крайнюю меру – она решила сходить на репетицию. Ведь Терещенко там появляется!..
Идти не хотелось страшно. Спросить у вэшек, что у них там происходит, Таня не догадалась, а потому в решающий день какое-то время шаталась по четвертому этажу, набираясь храбрости. Но чем больше она вышагивала по пустому коридору, тем страшнее ей становилось. Почему-то представлялась жуткая картинка из фильма ужасов с ведьмами и восставшими мертвецами, прыгающими вокруг бурлящего котла.
Она до того себя накрутила, что почувствовала слабость в ногах. Ну вот, не хватало ей еще грохнуться прямо на пороге!
Дверь со стороны зрительного зала оказалась запертой, поэтому Тане пришлось обойти по четвертому этажу и снова подняться на пятый. За кулисами было темно. Таня запуталась в занавесе, под ногой что-то хрустнуло.
– Стой! – услышала она рядом. – Не шевелись!
Говорил режиссер. Только голос у него был не мягкий и доверительный, а жесткий и уверенный.
– Замри! Так... Хорошо! – Режиссер словно видел Танину растерянность, ее желание немедленно дать деру. – Вот... Замечательно. А теперь – лицо.
Таня мгновенно вспотела, пытаясь представить, что же хотят сделать с ее лицом.
– Серьезней лицо! Руки согни!
Таня попыталась согнуть руки, не удержалась, повалилась на пол и, увлекая за собой половину кулис, выкатилась к краю сцены. Здесь на лавочках сидел почти весь класс «В» и изумленно смотрел на Таню.
– А вот и наша Снежная королева, – всплеснул руками режиссер, отходя от мальчишки, устроившегося на невероятно высоком стуле. – А это будет твой Кай. – Он кивнул в сторону мальчишки. – Он уже умеет «замерзать». Ну-ка, Кай, замерзни!
