Рузя доела, выпила кофе и теперь внимательно смотрела на Зельду. Быть того не могло, чтоб Зельда заплатила за такое угощение и не поимела с того выгоды.
— Значит, ты готова слушать? — спросила Зельда, отпивая глоточек кофе.
— Я давно готова. А что там за тайна, что прежде чем её рассказать, нужно накормить? — язвила Рузя, начиная злиться от того, что ей морочат голову.
— Нет никакой тайны, — ответила Зельда, сделала небольшую паузу и добавила:
— Твой Веня не уехал.
Зельда тут же молча уставилась в окно. Рузя моргнула, посмотрела кругом себя, а потом схватила Зельду за руку.
— Где ты его видела?! Он тебе что-то сказал? — Рузя трясла Зельду и заглядывала ей в глаза.
— В морге твой Веня. Был в морге, — тихо сказала Зельда, не пытаясь освободить руку. — Теперь его, пожалуй, захоронили. И тише ты, не на рынке…
— Быть такого не может… Зачем в морге?… Я его на вокзал проводила, — Рузя побледнела и тихо повторила вопрос. — Зачем в морге?…
— В морге затем, что убили его, а то, что на вокзал,… так не доехал он до вокзала, — ответила Зельда и сделала жест кондитерше. — Пани Марьяна, мы хотим заплатить и идти. А мне с собой то, что посвежее упакуйте. Как обычно.
Рузя молча смотрела себе на руки, а Зельда отвернулась к окну, чтобы избежать сейчас её глаз и ненужных вопросов.
— Я как узнала, хотела сказать, но у тебя роман с кавалеристом случился. Как там его? Ян, кажется? Ты счастливая ходила. Ну как я могла такую новость тебе рассказать?
— Узнай, где его похоронили. Я проведать пойду, — сказала Рузя.
Зельда молча кивнула и тут же скривилась.
— Смотри-ка кто идёт, — сказала она, не отрывая взгляда от того, кто шёл сейчас через улицу и цокнула языком.
К кондитерской приближался важный господин средних лет. Он ещё не был стар, хотя седина проглядывалась в его кудрявых волосах, он не был красив, что в полной мере компенсировалось уверенностью в себе, манерами и положением известного нотариуса. Невысокого роста, худощавый, но не тощий. Костюм на нём сидел отлично. Этот господин обычно говорил тихо, но притом слышно его было всегда хорошо. Его пожелания звучали, как приказы, благо говорил он немного. В дверях стоял Рафик Гольдман.
Гольдман вальяжно подошел к столику, кивнул Рузе и поцеловал руку Зельде.
— Madame Zelda… — Гольдман на мгновенье замер, склонившись, а потом зыркнул Зельде в лицо.
Рузя без стеснения рассматривала Гольдмана, как диковинный экземпляр театра-паноптикума, который выставляли на прошлогодней ярмарке. Похож он был на человека-стрекозу. Не так, чтобы совсем походил, но Рузя сходство нашла — глаза у Гольдмана были слегка навыкате. Ещё он плавно передвигался и был грациозен, как балерина. Таких галантных кавалеров Рузя не видела никогда. От Гольдмана тонко пахло дорогими духами, а от неё только мылом, и то было в ведре с водой, которой она сегодня мыла в лавке. Но Рузя была молода, строптива и без предрассудков о классовости общества. В Гольдмане она увидела мужчину, который может стать ей интересен, всё прочее её не волновало.
— Bonne journée, mon cher! — томно сказала Зельда, нарочно растягивая слова. — Пан Гольдман, позвольте вам представить мою приятельницу — пани Рузю.
Рузя бойко протянула ручку для поцелуя, но была очень разочарована — Гольдман на дружеский манер пожал руку и сдержанно улыбнулся, показав крупные желтоватые зубы. Рузя тоже улыбнулась, сверкнув двумя рядами белоснежных ровненьких зубов. Обмен любезностями закончился, и пока Зельда щебетала с Гольдманом по-французски, Рузя могла посидеть и подумать.
Веню вернуть нельзя. Страшная новость потрясла, но не выбила так, чтоб до потери сознания. Рузя была стойкой к жизненным перипетиям. И пусть с Веней её связывали долгие годы знакомства, общие трудности и совместные делишки, она уже взяла себя в руки и думала о том, как теперь будет жить, зная, что на одного надёжного человека стало меньше.
Из разговора Зельды и Гольдмана Рузя не понимала ровным счетом ничего. Только одно слово показалось ей знакомым. Она прислушалась, равнодушно глядя в окно, и застыла: обсуждали какого-то Виктора. Похоже, что от неё, от Рузи, хотели скрыть суть беседы, потому и говорят по-французски. «А, может, это они моего покойного котика обсуждают? Тогда зачем скрывать? Зеленский был мне вроде как и не чужой. Тогда о ком это они…» — подумала Рузя и тут же, сквозь иностранную речь, услышала фамилию. Германов.
Рузя отвернулась от окна и делано-равнодушно уставилась на ногти. Она размышляла, как сейчас поступить. «Лучше всего ничего не предпринимать. И с открытием лавки хорошо бы повременить. Неизвестно, как оно всё обернётся, если уж у подруги от меня тайны имеются, то моя жизнь никому не нужна». Собрав в кулачёк все свои женские таланты Рузя поймала взгляд Гольдмана и так на него посмотрела, что бледные щеки вдовца порозовели и он закашлялся. Рузя сейчас же принялась суетиться рядом с ним, постукивать по спине и всячески проявлять беспокойство, несколько раз словно невзначай задевая Гольдмана пышной грудью.
Рузя не была наивной глупышкой, понимала она, что пока в самом соку, то и можно из мужчин веревки вить, покуда они на молодость и на упругие бока клюют. По праздникам Рузя ходила в храм, исповедаться. О грехах всего не рассказывала, чтоб батюшку не смущать, всё больше об отпущении просила.
Рафик Гольдман, как школяр, заёрзал на венском стуле под натиском Рузиного обаяния. Он изредка посматривал на неё так пристально, что Рузя начинала часто-часто дышать, а её и без того ровная спина натягивалась струной. Как-то по-иному Рузя для Рафика открылась — такая беззащитная и милая. Он скользнул взглядом по её лицу и остановился на брошке, что так настойчиво оттягивала тонкую ткань блузки, обнажая белую грудь. Ему вдруг до озноба захотелось сделать ей какой-то подарок.
Кофе выпито, десерты съедены, Рафик торопливо попрощался и, рассчитавшись, ушёл.
— Понравилась ты ему смертельно, — сказала Зельда, ухмыльнувшись. Она смотрела в окно на другого Гольдмана. Этот уже не шёл прежней уверенной походкой, он несколько раз споткнулся, один раз оглянулся и по-дурацки улыбнулся витрине, за которой сидели панянки. — Я его таким и не припомню. Что будешь делать? Он вдовец. Около месяца тому назад жену похоронил.
— Что я буду делать — это второй вопрос, — ответила Рузя, прищурив один глаз. — Вот что будет делать пан Гольдман — это вопрос номер один.
* * *
Пан Гольдман не знал, что ему делать. Буквально вчера его навестил известный господин из Управы, выдал свою визитную карточку и настойчиво попросил звонить в том случае, если Гольдман вдруг вспомнит детали сотрудничества с Зеленским. Гольдман пару раз хлопнул ресницами, как гимназистка, потом выкатил выпуклые, как у стрекозы, глаза на этого господина и спросил:
— Безусловно, я весьма благодарен за пойманных расхитителей могилы моей усопшей супруги. — Здесь Гольдман совершенно искренне сморгнул набежавшую слезу. — Пан Мрозовский, позвольте узнать, откуда такой живой интерес в Управе к моей скромной персоне? Я исправно плачу в городскую казну…
— В Управе, пан Гольдман, к вам покуда нет интереса, — перебил Мрозовский, особой радости после этих слов на лице Гольдмана он не заметил. — Покуда я один вами интересуюсь, потому и жду от вас отзывчивости и желания пойти навстречу. Надеюсь, вы меня понимаете?
Мрозовский выразительно посмотрел на пана Гольдмана, качнув головой.
— Боюсь, что я не совсем вас понимаю, — продолжал упорствовать Гольдман. — Вы бы поточнее высказались, чтобы я вполне смог понять, в какой плоскости лежит ваш интерес.
Гольдман начал нервничать, а Мрозовский злился, потому что обычно он не имел дела с юристами. От обычных граждан гораздо легче получить желаемое и не умеют они так витиевато изъясняться, как этот чёртов нотариус.
— Что же тут такого непонятного? — Мрозовский раскраснелся лицом и под его медно-рыжими бакенбардами заметно заходили желваки. — Я как будто достаточно понятно изъясняюсь.
