В этом отношении массовые захоронения связаны с несколько измененными традициями царских гробниц древнего кладбища и являются как бы переходным звеном к мавзолеям третьей династии, о которых речь пойдет ниже. Создается впечатление, что здесь были погребены довольно крупные правители. Их считали полубогами, а потому воздавали им почести, более подходящие богам, нежели смертным. Однако все это совсем не означает, что здесь погребены цари второй династии Ура. Что касается хронологии, то, по-моему, эпоха их правления непосредственно предшествует царствованию Саргона Аккадского[21].
В верхних слоях земли, заполнившей шахту одного из массовых погребений, мы нашли необычайно любопытную вещь. Почва здесь была слегка потревожена, поэтому трудно даже сказать, принадлежала ли эта вещь к погребению или попала сюда позднее с мусором иной эпохи: в последнем случае ее пришлось бы отнести ко времени Саргонидов, Итак, речь идет о круглой стеатитовой печати с изображением горбатого быка в стиле Мохенджо-Даро[22] и с надписью, тождественной письменам обитателей долины Инда.
Мы знали о сношениях Ура с Индией уже в глубокой древности. На царском кладбище были найдены бусины из сердолика с геометрическими узорами, вытравленными точно таким же химическим способом, как на предметах из Мохенджо-Даро. Вряд ли этот способ мог быть изобретен в двух отдаленных друг от друга странах почти в одно и то же время. В более поздние эпохи в Уре уже не встречаются бусины с подобной обработкой; зато в Индии это искусство процветает вплоть до наших дней. Разумеется, такие маленькие безделушки, как бусины, могли преодолеть любое расстояние. Их можно было просто передавать из рук в руки, и поэтому трудно утверждать, что эти бусины служат свидетельством каких-то непосредственных связей между двумя странами. В отличие от бусин печать — вещь только личная. И когда мы находим, особенно в период Саргонидов, не одну, а несколько печатей, вывезенных из Индии или сделанных шумерийскими мастерами по индийскому образцу, тут уже не приходится сомневаться. Ко времени Саргонидов, — если только не раньше, как об этом свидетельствуют находки в могилах, — торговля между Шумером и долиной Инда была уже настолько оживленной, что торговые дома Мохенджо-Даро или других городов считали необходимым иметь своих собственных представителей в городах долины Евфрата.
Пока мы не получим новых сведений из других мест, вряд ли удастся точно определить время этих погребений «второй династии» и развития связей с Индией. С исторической точки зрения мы вынуждены признать, что период после безжалостного разрушения храма А-анни-пад-ды в Эль-Обейде и вплоть до того момента, когда столицей страны около 2600 г. до н. э. стал город Лагаш, для нас представляет собой лакуну, продолжительность которой весьма неопределенна и зависит от того, какой хронологической системы придерживаться.
Мы нашли в Уре маленькую гранитную стелу с именем Урнанше, основателя династии лагашских царей. Эта находка, по-видимому, означает, что он же являлся сюзереном Ура. Надпись высечена предельно грубо. Должно быть, это было настоящей трагедией для Ура, славившегося во времена первой династии искусством своих мастеров и теперь подпавшего под власть варваров. По-видимому, народ однажды восстал, ибо внук Урнанше похваляется тем, что покорил Ур. Впоследствии, видимо, попыток освободиться больше не отмечалось. Лагаш продолжал властвовать над Уром на протяжении нескольких поколений, хотя главенство его было настолько ограниченным, что его правители даже не вошли в список царей.
На находящемся в стороне участке раскопок мы нашли глиняный конус с надписью, своего рода «жертву закладки». Надпись гласит, что четвертый преемник Урнанше Энаннатум I воздвиг здесь храм. Характерная деталь: этот храм был посвящен не Нанна, богу-покровителю Ура, а богу Лагаша.
После Энаннатума царем стал Энтемена. О его взаимоотношениях с Уром сохранилось красноречивое свидетельство. Расчищая участок позади зиккурата, мы нашли на мостовой в воротах внешней стены, выстроенной Навуходоносором в седьмом веке до нашей эры, большую диоритовую статую мужчины, облеченного в обычную шумерийскую одежду из овчины. На его плечах и спине сохранилась длинная надпись, перечисляющая благочестивые деяния Эктемены, «правителя Лагаша, возлюбленного Нанше, великого правителя Нингирсу, сына правителя Лагаша Энаннатума, старшего потомка из рода царя Лагаша Урнанше»; когда высекалась эта статуя, его называли «Энтемена, возлюбленный богом Энлилем». Из надписи совершенно ясно, что статуя предназначалась для Лагаша. По-видимому, либо сам Энтемена изменил свое решение и оставил ее в Уре, либо жители Ура, свергнувшие в то время или несколько позднее иго Лагаша, привезли к себе царскую статую как трофей. Так или иначе, она оказалась в Уре. Это была красивая и неплохо высеченная статуя (Лагаш приобщился к цивилизации!). Но еще в древности у нее отбили голову, а выступающий обрубок шеи отполировали до блеска. Остается только предположить, что после свержения ига Лагаша безголовая статуя свергнутого царя была выставлена где-то на улице и все прохожие в знак презрения били ее по обрубку шеи.
Совсем иное представление о лагашском периоде дает известняковый рельеф, найденный в сокровищнице храма богини луны. Он представляет собой пластинку с поверхностью около двадцати пяти сантиметров длины. В центре ее — дыра для штыря, по-видимому, чтобы прикрепить пластинку к стене храма. На пластинке высечены два барельефа. Сверху обнаженный в соответствии с ритуалом мужчина совершает возлияние перед изображением сидящего бога. Позади мужчины стоят еще трое других, меньших ростом и в тяжелых одеяниях. Внизу высечена такая же сцена возлияния, только не перед богом, а перед дверью ковчега, и за мужчиной здесь стоит изображенная в анфас верховная жрица в длинном одеянии и митре. Позади нее двое слуг несут один козленка, второй — венок или сноп для жертвоприношения.
Более поздние аналогии (о них пойдет речь ниже) разъясняют смысл этих изображений. Человек, совершающий жертвоприношение, по-видимому, сам царь. Его сан подчеркнут большим ростом. Верховная жрица — дочь царя. Положение верховной жрицы бога луны в Уре было настолько значительно и, очевидно, настолько выгодно, что с глубокой древности и вплоть до последних дней существования города его по традиции занимали члены царской семьи. Когда у царя не было дочери, верховным жрецом становился его сын. И если правители Лагаша тоже подчинились урской традиции, как можно предположить по нашему барельефу, высеченному определенно в лагашском стиле, это, очевидно, означает, что они пытались как-то умиротворить своих подданных в Уре.
Судя по грубо высеченной надписи на осколках известняковой вазы, можно заключить, что после падения Лагаша власть над Уром перешла к Лугальзаггиси «царю Урука и Ура». Однако господство Урука было весьма непродолжительным, ибо вскоре Саргон Аккадский разгромил его армию, сверг его правителей и «разрушил Ур». Скорее всего это «разрушение» выразилось в уничтожении одних крепостных стен, потому что Саргон с уважением относился к богам города. Об этом свидетельствует каменное навершие булавы или жезла с надписью, в которой он посвящает ее богу луны. Мало того! В храме богини луны мы нашли сильно поврежденный алебастровый диск, на одной стороне которого изображена точно такая же сцена поклонения богу с верховной жрицей, как на лагашской пластине. Но здесь роль верховной жрицы в развевающихся одеждах и коническом колпаке играет ни кто иная, как сама Эн-хе-ду-ан-на, дочь царя Саргона Аккадского. Об этом говорит надпись на обратной стороне диска.
Нам удивительно повезло с такой находкой, проливающей свет на личность Саргона Аккадского, одного из выдающихся деятелей древней Месопотамии. Слава его настолько велика, что ученые даже подозревали, не был ли он просто вымышленным героем древних легенд. Но теперь нам известна Эн-хе-ду-ан-на, лицо вполне реальное. Она жила в Уре, и здесь же был ее двор, вполне приличествующей принцессе. На кладбище времен Саргонидов мы нашли две уцелевшие могилы с цилиндрическими печатями. Третья печать оказалась в ограбленной могиле: ее обронили на землю. Владельцы этих печатей принадлежали к окружению Эн-хе-ду-ан-ны. Один был ее управляющим, второй — писцом, а третий — парикмахером. Благодаря этим печатям удалось, во-первых, установить, что дочь Саргона Аккадского жила в Уре, и, во-вторых, определить датировку кладбища с неожиданной точностью.
Могилы Саргонидов располагались непосредственно над погребениями царского кладбища, однако они отличаются не столько этим, сколько своим содержимым. Тип могил и погребальный ритуал, по-видимому, оставались без изменений, зато керамика стала совсем иной. Появился целый ряд сосудов новых форм, очевидно, в связи с изменением застольного этикета. Посуда изготовлена гораздо тщательнее. Для большей привлекательности ее зачастую погружали в красную краску, а затем обжигали. Возможно, что это свидетельствует об уменьшении благосостояния; когда металлическая или каменная посуда была не по карману, ее старались возместить скромными изделиями гончаров. И действительно, эти могилы гораздо беднее погребений царского кладбища. В них нет ни серебряных, ни золотых сосудов, даже каменные встречаются редко. Мы находили и здесь лазуритовые и сердоликовые бусины, однако наряду с ними попадались бусины и из необычных или совсем неизвестных ранее камней: гематита, агата и халцедона. Когда попадались золотые вещи, то по большей части оказывалось, что они сделаны не из массивного золота, а из меди, покрытой тончайшей золотой фольгой.
