Посидите и отдохните, осталось чуть-чуть.
Она подошла к окну и открыла треугольную форточку – в комнату тут же ворвались свежий ветер и запахи согретого солнцем сада.
– А что было в этой воде? – спросила Флоренс.
Кожу немного щипало, очень хотелось дотронуться до нее, но было страшно сделать что-то не так и все испортить.
– Травы и немного тайных знаний, – ответила мисс Голдилокс лукаво. – Ваша уважаемая тетушка приводила ко мне свою старшую дочь, Матильду, кажется. Взросление далось ей нелегко.
Флоренс хотела возразить – леди Кессиди была для нее не родной тетушкой и, пожалуй, обиделась бы, назови ее Флоренс так, но мысль перескочила на другое: Матильда и правда сталкивалась с проблемами, обычными для девушек в тринадцать-четырнадцать. Флоренс помнила, как приезжала летом в дом дяди на несколько недель, и все это время Матильда старалась не выходить из комнаты, а на прогулки надевала шляпу со смешной вуалью якобы от солнца. На самом деле на подбородке и щеках кузины краснели мелкие прыщики, ужасно болезненные – это Флоренс успела подслушать.
Ей самой очень повезло.
– У вас нет таких проблем, мисс Голдфинч, но ваши волосы – знак, что кожа у вас тонкая и нежная, а еще на ней могут появиться веснушки. – Мисс Голдилокс взяла что-то с полки и подошла ближе. – А мы сделаем так, что, даже если вам вдруг волей случая придется провести под солнышком пару часов, ваше лицо останется белым, каким оно и должно быть. Прикройте глаза и постарайтесь не чихать.
Флоренс послушно зажмурилась. Ее лба и носа коснулась кисточка, жестковатая и потому щекотная. Пахло пудрой и все теми же травами.
– Я дам вашей тетушке еще кое-что. Когда будете принимать ванну, мисс Голдфинч, добавите это в воду. – Кисточка прошлась по щекам. – Точно такой же порошок, только концентрация… тайных знаний выше. Всё, открывайте глазки. Вас проводят к кузинам, они как раз вовсю обсуждают лорда Эдварда Милле, и я, признаюсь, не могу их осудить.
Она помогла Флоренс, которая пригрелась в кресле, встать.
– Месяца через три приходите снова. – Мисс Голдилокс сняла с одной из болванок ленту нежно-желтого цвета, отделанную кружевом. – А это на удачу. Ах, да, Флоренс… – Ее голос стал тише, а голова склонилась, как у заговорщика, который собирается передать опасную тайну: – Постарайтесь не беспокоиться по пустякам. Кому-то вроде вас душевное равновесие будет не лишним.
Она улыбнулась, явно сказав все, что хотела сказать, а потом на пороге между колонн появилась леди Кессиди, и Флоренс пришлось идти с ней.
Желтую ленту она свернула и убрала в карман.
Кучер ждал их под раскидистым дубом, через дорогу от границы торгового квартала. Рядом журчала вода в трехъярусном фонтане, на краю которого сидели воркующие голуби и мелкие городские птички.
– Погода чудесная, – сказала леди Кессиди, когда они все устроились в коляске.
Лицо Дженни приобрело такое выражение, словно матушка заставила ее залпом выпить стакан лимонного сока.
– Я бы хотела немного покружить по городу. – Леди Кессиди поправила шляпку и развернула веер. – Джеймс, можем ли мы позволить себе маленькое приключение?
Кучер, которому в темном костюме было жарковато, вытер пот со лба.
– Почему бы и нет, миледи, – ответил он. – Отвезти вас в парк принцессы Люсиль?
– Нет, пожалуй, этот парк я и так вижу слишком часто. Я соскучилась по самому городу.
– Большой город, миледи, иногда тесноват…
– Джеймс, – в голосе леди Кессиди послышался добрый укор, – я верю, что ты найдешь для нас красивые виды и пустые улицы.
Джеймс усмехнулся и поправил шляпу.
– Попробуем, миледи. Попробуем.
Коляска Силберов, дорогая, с открытым верхом, с наложенными чарами баланса, которые делали ход мягким, а поездки комфортными, – тоже заслуга леди Кессиди, которая регулярно оплачивала эти чары, – тронулась с места. Флоренс, сидевшая спиной к кучеру, смотрела, как отдаляется фонтан вместе с птицами и статуями вокруг, и сжимала в кармане желтую ленту.
Чувствовала она себя странно, особенно когда леди Кессиди смотрела на нее: во взгляде мелькало и беспокойство, и удовлетворение, она будто пыталась понять, нравятся ли ей еле заметные изменения во Флоренс. Флоренс и сама не могла понять, изменилось ли в ней что-то, а если да, то как к этому относиться. Но запах трав сменился запахом розовой воды, а еще почему-то казалось, что солнце сегодня сияет как-то по-особенному. И мир стал ярче, словно прошел дождь и смыл всю пыль.
Город жил своей жизнью, а Джеймс действительно находил улицы, где не приходилось ни стоять в ожидании, пока проедут другие кареты и повозки, ни лавировать между прохожими, рискуя случайно кого-то задеть.
Они проехали мимо парка принцессы Люсиль, мимо аллеи с давно отцветшей сиренью, покружили рядом с храмовой площадью – здесь остановились купить лимонад и свежие ягоды, которые захотела Дженни.
Для Флоренс, знания которой о столице ограничивались путешествиями от дядюшкиного дома до обители, какого-нибудь парка, набережной или чужого особняка, Августа была совершенно новым миром. Гринхилл, район, где жили Силберы, принадлежал богачам: особняки и парки, широкие улицы, фонтаны и аллеи для прогулок. Это было безопасное место, тихое, респектабельное и роскошное. Светлое и цветущее. И очень, очень прогрессивное, каждое новшество жители Гринхилла пробовали первыми: например, аллеи давно освещали яркие фонари, не дающие копоти, потому что внутри у них горел холодный магический огонь.
Площадь же у храма Великого Павла, верховного святого, почитаемого в Логрессе, была серой и древней – самым старым местом в городе, как сказала Матильда, когда заметила, что Флоренс стоит, задрав голову, и смотрит на огромное витражное окно-розу. Синие, красные, желтые, фиолетовые кусочки цветного стекла сияли на ярком солнце.
– А внутри еще краше… – заметила Матильда как бы между делом. – Цветные отблески на сером камне.
Сейчас храм молчал, двери его были прикрыты, но на ступенях лежали нежные белые и розовые лепестки, оставшиеся после чьей-то свадьбы.
– А мы можем войти туда? – спросила Флоренс.
Кузина покачала головой.
– Только свадьбы, похороны и богослужения по большим праздникам, – сказала она. – Для жертвователей храма. Видишь, здесь даже нищих нет, хотя совет Логресса разрешил просить милостыню у храмов. Пойдем, матушка хочет к реке!
Флоренс бросила последний взгляд на зачаровавший ее витраж и позволила Матильде увести себя к коляске.
По дороге к реке нужно было пересечь площадь Адмирала Тернера, по словам Матильды, красивую и величественную, но Джеймс остановился.
– Что-то случилось? – спросила леди Кессиди.
На ее лице мелькнуло беспокойство.
– Ничего, миледи, – ответил Джеймс. – Думаю, как бы лучше объехать толпу.
Никакой толпы рядом они не видели и не слышали. По узким тротуарам деловито шагала публика, в основном одетые в серое клерки и настороженные полисмены. Но Джеймс махнул хлыстом куда-то в сторону площади.
– Я слышал, пока ждал вас, миледи, что сегодня принимают какой-то закон и под статуей Доброго Уилли будет шумно, – сказал он, обернувшись. – Не при леди говорить, но эти свободолюбицы, вы понимаете, о ком я, задумали облить ступени Сената красной краской. Через площадь было бы ближе, но не хотелось бы попасть в капкан. Видите, сколько полицейских?
Полицейских, на взгляд Флоренс, было и правда много, но кто знает эти городские улицы, может, тут так и должно быть?
Леди Кессиди осмотрелась, поджала губы и кивнула.
– Делай, как считаешь правильным, Джеймс, – сказала она.
Они обогнули площадь, хотя для этого и пришлось выехать на широкую оживленную улицу – Дженни демонстративно приложила кружевной платок к носу. Флоренс сидела, вжав голову в плечи и вцепившись в обитое светлой кожей сиденье, потому что здесь, посреди бушующего потока карет, колясок, снующих между ними мальчишек с газетами и прохожих, рискующих жизнью, чтобы пересечь дорогу, ей тоже стало дурно. И совсем не из-за запахов, хотя они, конечно, приятными не были.
Просто вокруг было слишком много всего.
Флоренс заставила себя глубоко дышать и прикрыла глаза. Рука нырнула в карман. Конечно, флакона с пилюлями там не нашлось, но прикосновение к шелковой ленте, подарку мисс Голдилокс, почему-то подействовало. Стало спокойнее. И в воздухе снова зазвучал аромат трав и розовой воды, а не пота, лошадей и дорожной пыли.
Когда Флоренс осмелилась приоткрыть глаза, карета как раз проезжала мимо площади, широкой, окруженной величественными зданиями: Сенат, Верховный Суд Логресса, Палата Министерства финансов, Центральная Биржа с высокими колоннами и монументом святого Александра, покровительствующего справедливой торговле.
У шестиугольного постамента со статуей адмирала Тернера, изображенного молодым красавцем в треуголке, собралась пестрая толпа женщин; некоторые держали развернутые плакаты. Флоренс попыталась вглядеться в надписи, но перед
