Кирилл Борисович фон Людерсдорф, коллеги его называли «Маленький Билл» или «Медвежонок», огромного роста, мощного телосложения, чем-то напоминавший известного актера Питера Устинова, происходил из потомственных российских дворян. Особенно древний род шел по линии матери, урожденной Бубновой, дочери царского морского министра. Отец Кирилла из обрусевших служивых немцев был капитаном на небольшом каботажном судне, курсировавшем между Санкт-Петербургом и Хельсинки. Когда грянула революция 1917 года, отец находился в Хельсинки, мать с маленьким ребенком осталась в городе, сразу оказавшись без средств к существованию. С огромным трудом ей удалось с помощью друзей перебраться к мужу в Финляндию. С тех пор они остались за границей, лишившись в одночасье родины. Многие близкие Кирилла по матери были расстреляны большевиками, некоторые сражались в Белой армии у Колчака и Деникина. Лишь немногим удалось перебраться за кордон.
Кирилл воспитывался в русской православной эмигрантской среде, ненавидел большевиков, получил прекрасное образование, свободно владел несколькими иностранными языками. В семье говорили на русском и немецком, в школе – на финском и шведском. Он окончил русский лицей в Хельсинки, затем учился в кадетском корпусе в шведском Карлсштаде. Во время русско-финской кампании 1939–1940 годов и во время войны СССР с Германией Кирилл, прервав учебу в университете в Хельсинки, был призван в финскую армию и служил переводчиком. После войны судьба забросила его в Германию, где он сначала занимался журналистикой, а с 1949 по 1951 год работал в Мюнхене в секретном Гарвардском проекте под эгидой ЦРУ в отделе, которым руководил заслуженный ас американской психологической войны Климов Григорий Петрович. Написанная им впоследствии книга «Князь мира сего» поставит его в ряды выдающихся авторов и принесет ему мировую славу.
Как писали потом американские газеты, в Гарвардском проекте искали какой-то таинственный «комплекс Ленина». На самом деле тысячи русских беженцев подвергались там специальным тестам, с помощью которых выявлялись пороки советской тоталитарной системы, ее сильные и слабые стороны, создавались модели подхода к советским людям с целью их вербовки. На этой работе Людерсдорф блестяще проявил себя и ему было предложено перейти на оперативную работу в ЦРУ. Великолепное знание иностранных языков, особенно русского, а также несомненный талант разведчика-вербовщика быстро сделали его заметной фигурой в шпионском ведомстве Вашингтона. Признание как лучшего среди лучших Кирилл получил после блестяще проведенной операции по вербовке одного ценного агента из советских перебежчиков. Ему неоднократно приходилось вылетать в пожарном порядке в различные страны мира и проводить там вербовочную работу, а затем руководить наиболее ценными агентами, в основном из числа советских граждан.
В 1957 году Кирилла срочно направили в Париж, когда в американское посольство во Франции пришел радист нелегальной резидентуры Рейно Хейханен и попросил политического убежища, заявив, что он советский разведчик-нелегал. Людерсдорф умело провел работу со своим «земляком», в результате которой удалось выйти на крупного советского разведчика-нелегала Рудольфа Абеля и арестовать его. За успешно проведенную операцию Кирилл из рук директора ЦРУ Аллена Даллеса получил высшую награду шпионского ведомства медаль «За выдающиеся заслуги в разведке».
Не всегда все операции проходили гладко, особенно вначале разведывательной карьеры Людерсдорфа. Случались и осечки, о которых Кирилл не очень-то любил вспоминать. Как правило, спотыкались на непредсказуемости русского характера. Однажды в одной европейской стране от местных спецслужб американцы получили наводку на одного советского разведчика, который разрабатывал местного ученого, получал от него научно-техническую информацию, платил ему деньги, делал подарки в виде водки, икры. Местная контрразведка заметила связь и перевербовала ученого. Кроме того, было установлено, что наш разведчик часто посещал магазинчик бытовой электронной аппаратуры и всегда торговался, просил скидки, иногда расплачивался водкой. Когда эта информация стала известна американцам, они решили сыграть на меркантильности советского оперативника. По просьбе ученого наш работник привез икры из Союза и вручил иностранцу за переданную информацию. Тот настаивал, чтобы заплатить за деликатес. Наш разведчик, конечно, отказался. Тогда на следующей встрече ученый передал пакет документов. Дома разведчик вместе с документами обнаружил в пакете десять тысяч рублей.
Оперативник доложил обо всем резиденту. Было решено вернуть деньги и выяснить мотивы такого поступка. На встрече наш разведчик вел себя так, как будто ничего не произошло, решив в конце встречи отдать деньги и выяснить причины. Ученый сказал, что достал несколько секретных материалов и передал их разведчику. В это время из соседней комнаты вышли двое – Людерсдорф и сотрудник местной контрразведки. Американец пытался начать разговор, контрразведчик занял место у двери. Советский разведчик был молод, хороший спортсмен. Мгновенно оценив обстановку, он освободился от полученных материалов, вынул пакет с рублями и швырнул его в лицо Людерсдорфу. У двери его пытался остановить сотрудник КРО, но оперативник приемом самбо отбросил его в угол комнаты и выскочил на улицу. Еще мгновение – и он мчался на своем «опеле» в сторону советского посольства.
Приходилось Людерсдорфу бывать и в Советском Союзе. Под видом туриста он посещал Москву, Ленинград и другие города. На всю жизнь в памяти осталось путешествие в город Петра, где он, Кирилл, родился, где жили его деды и прадеды. С трепетным волнением он бродил по городу, отыскивая родительский дом. Наконец, нашел на набережной Мойки небольшой трехэтажный особняк. Сердце тревожно и радостно забилось, появилось острое желание войти в дом, прикоснуться руками к его стенам. Пискаревское кладбище повергло его в смятение. Он никак не ожидал увидеть что-либо подобное. На мгновение в нем что-то качнулось, потеряло равновесие, мелькнула мысль, на чьей стороне, против кого воевал, за кого? Сердце учащенно билось, испариной покрылся лоб, когда прочитал у Вечного огня на кладбище: «Ничто не забыто, никто не забыт». Шевельнулось какое-то сомнение в справедливости дела, которому служил, отдал свою жизнь, все силы и способности. В глубине души он всегда чувствовал обиду, в нем все протестовало против атмосферы, царившей в шпионском ведомстве, которое, как он понимал, никогда не позволит ему выдвинуться на высокий пост, несмотря на успехи по службе. Он всегда будет изгоем. Пуповину, связывающую его с родиной предков, перерезали, но, видно, какая-то тоненькая ниточка все же осталась и давала порой о себе знать. С тяжелым сердцем покидал Кирилл кладбище. На ум приходили слова Пушкина:
Два чувства дивно близки нам —В них обретает сердце пищу:Любовь к родному пепелищу,Любовь к отеческим гробам.
Кирилл уже заканчивал пить кофе, когда раздался пронзительный звонок телефона спецсвязи. Звонили из секретариата директора ЦРУ. Секретарь вежливо сообщила, что доклад по его записке назначен на 15.00 и состоится в круглом зале штаб-квартиры в Лэнгли. Перед докладом его просили на несколько минут заглянуть в комнату сорок три.
Людерсдорф со дня на день ожидал этого звонка и был к нему готов. Два месяца назад он направил на имя директора записку с предложением приступить к секретной операции по вербовке разрабатываемого советского гражданина, помощника военного атташе СССР в Испании, сотрудника ГРУ майора Лобкова Романа Ефимовича. С присущей ему самоуверенностью человека, не признающего никакие авторитеты, Кирилл излагал в записке выдвинутую им мотивацию вербовки и ее стратегические цели: на будущее и был совершенно уверен, что руководство согласится с его предложением. Его уверенность подкреплялась и тем, что он знал, что недавно назначенный директором друг президента Кейси был известен своими антисоветскими высказываниями с его неизменной позицией: «Они должны за все заплатить».
Кирилл читал утвержденную директором инструкцию по вербовке, в которой требовалось вербовать как можно больше агентов. Кейси нужны были те, кто мог бы успешно проникать всюду, особенно в высшие эшелоны власти стран советского блока. Новый директор считал, что старая инструкция была слишком длинной и не особенно толковой. В ней содержался набор изживших себя принципов, которые стесняли и отнюдь не способствовали творческому подходу к заданию. Автор советовал оперативникам использовать эластичные и наступательные методы работы за «железным занавесом».
Приглашение перед докладом зайти в комнату сорок три косвенно подтверждало правильность хода мыслей Кирилла и укрепляло в нем уверенность в успехе. Хозяином комнаты был его хороший знакомый легендарный начальник контрразведки ЦРУ Джеймс Энглтон. Кирилл прекрасно знал, что ни одна серьезная вербовочная операция не проходит без одобрения контрразведчика. Вызов к нему означал, что его служба по своим каналам проверила кандидата на вербовку и не возражает против проведения операции. Энглтон и Людерсдорф были знакомы давно и испытывали взаимные симпатии. Оба были весьма образованными людьми с широким кругозором, оба принадлежали к редкому типу разведчиков-фанатиков, влюбленных в свою профессию и делавших свое дело на высоком профессиональном уровне.
