— Под угрозой мощь Британской империи. Штык русского солдата еще немного и упрется в Стамбул. Русские проникли в Туркестан, мы позволяем им прикоснуться к жемчужине Британской короны — Индии.
Лорд Биконсфилд совещался с королевой Викторией. Англия ограничилась военной демонстрацией и усилением активности британского посла в Стамбуле.
И вдруг, после разуверений в возможности сопротивления Порты, первая удача Осман-паши. А вслед за ним переходит в наступление армия Сулейман-паши.
Европейские газеты (а к войне были допущены тридцать корреспондентов от сорока пяти газет мира) запестрели бойкими статьями с театра военных действий. Прикомандированные к русской Ставке, корреспонденты (шпионы по совместительству) французским «Наполеоном» и английским виски развязывали языки высшим штабным офицерам. Военная тайна переставала быть тайной.
Посол Британии Лайард щедро информировал военный совет Порты о всех задуманных операциях штаба Дунайской армии.
По-иному воспринял плевненскую неудачу генерал Гурко. Получив это известие, он долго смотрел на карту Балкан, потом сказал своему начальнику штаба:
— К нашему огорчению, Дмитрий Степанович, предчувствия наши сбылись. Осман-паша преподнес великому князю и Главному штабу урок. Горько, что он обходится Дунайской армии немалыми жертвами. Боюсь, на этом наши неудачи не закончились. Помните, мы с вами уже вели об этом разговор?
Вошел генерал Раух, подсел к столу. Понял, о чем идет разговор:
— Неужели не предвидели?
— Да уж как сказать. — Гурко пригладил бороду: — Убежден, на этом наши неудачи под Плевной не закончились. Она задержит Дунайскую армию на северной стороне Забалканья.
— Ваше предложение, если бы вас, Иосиф Владимирович, спросили? — задал вопрос Раух.
— Только длительная осада Плевны. — Гурко повернулся к Нагловскому: — А помните, как намедни я вам, Дмитрий Степанович, излагал, в случае прибытия к нам подкрепления, свой план действий Передового отряда?
— Не забыл.
— Так вот, воистину говорят, человек предполагает, а Господь располагает. Однако нам помеха не Господь, а главнокомандующий со штабом. — Замолчал, склонился над картой.
Чуть погодя Раух снова спросил:
— Ваше мнение, Иосиф Владимирович?
— В данном случае, оно зависит от Главного штаба.
— Значит, будем дожидаться распоряжения…
А оно не заставило долго ждать, поступило к вечеру. Великий князь рекомендовал пехоте далее долины Тунджи не ходить, а кавалерии активизироваться…
Главная квартира императора в дни переезда напоминала кочующую орду. Разве что не гнали гурты скота и не скрипели кибитки.
Государев поезд растянулся на версту. Коляски императора и многочисленной свиты, усиленный конвой из казаков лейб-гвардии с Дона и Кубани, уланы и драгуны пылили по дорогам Румынии и Болгарии.
За государем следовали адъютанты в генеральских эполетах, первые чины двора, обер-гофмейстеры, обер-егермейстеры, вторые чины двора, гофмаршалы, гофмейстеры, камергеры, врачи и огромный штат лакеев и слуг. Катились экипажи военного министра и министра иностранных дел. Оторванные от своего аппарата, лишенные своевременной информации и возможности своевременно вмешиваться в дела министерств, они нередко просто присутствовали при Александре Николаевиче.
Обоз в триста телег, груженный всяким так необходимым для его величества и свиты скарбом, тянули тамбовские битюги. А чтобы не скрипели колеса, везли в обозе для смазки ступиц несколько бочонков дегтя.
А спросить у российского императора любопытства ради: что погнало его из петербургских дворцовых палат в столь далекий и лишенный комфорта вояж? Скажи государю, что ему надлежало бы из Санкт-Петербурга следить за военной кампанией, и царственная особа взглянула бы на такого советчика, как на безумца. Он — император и его присутствие на театре боевых действий, как он мыслил, положительно влияет на ход войны.
Никто не пытался разубедить в этом российского самодержца. А когда главнокомандующий при всей своей посредственности утверждал, что чувствует ответственность за безопасность царствующего брата, он, мягко говоря, лгал. Императору ничего не грозило ни в Румынии, ни в Болгарии. Его Главная квартира ближе чем на семьдесят верст к фронту не приближалась, разве что поездка под Плевну, и охранял ее крепкий караул…
И хотя стоит его имени собор в Плевне, но не только Александру возводил этот храм народ болгарский. Героев российских поминая, укладывали строители кирпич за кирпичом.
Александр Второй был император незаурядный, владеющий несколькими языками, достаточно хорошо знавший государственное право и финансы, он получил от своего папаши императора Николая Первого огромный, давший основательную течь корабль, именуемый Россией. Он нашел в себе силы и, окружив престол людьми недюжинного государственного ума, заботами и радетелями интересов российских, удержал корабль на плаву и занялся его капитальным ремонтом. В том ему опорой были Горчаков, Рейтерн, Милютин и иные сановники.
Российская действительность требовала реформ. Обнажившаяся в Крымскую войну экономическая и политическая отсталость ускорила процесс перехода России к буржуазному укладу жизни…
Но поднимался на борьбу рабочий люд, крестьяне пускали помещикам красного петуха, родилось тайное общество народников «Земля и воля», оно готовилось к террору. Заговоры и бомбы против императора и его сановников считались высшим проявлением революционности.
Весьма возможно, отправившись на Дунай, царь, сам не ведая того, задержал свою смерть.
На «царский валик», как называли солдаты высоту, с которой император наблюдал за боевыми действиями под Плевной, Александр Второй прибыл с многочисленной свитой. Между Тучинским оврагом и деревней Радищево с колясок пересели в седла, добрались до высоты. Государю поставили походный стульчик, подали подзорную трубу.
Он внимательно всматривался в плевненские укрепления, хмыкал, качал головой, наконец сказал, ни к кому не обращаясь:
— Фортеция знатная. — Обернулся к Милютину и главнокомандующему: — Дмитрий Алексеевич, странно, как Осман-паше удалось в столь короткий срок возвести этакие сооружения? Видели, две новые линии редутов, экий высоченный бруствер, траншеи, блиндажи, батареи, окопы?
— Ваше величество, Осман-Нури-паша — лучший из лучших турецких генералов. Я придерживаюсь правила: противника лучше переоценить, нежели недооценить.
— Что ты скажешь, брат? — царь перевел взгляд на великого князя Николая Николаевича.
Главнокомандующий предпочел отмолчаться. К высоте подкатил громоздкий фургон. Проворные лакеи накрыли здесь же царский столик на три куверта. За обеденным приготовлением следил ведавший царской кухней генерал.
Александр Второй от ухи с форелью отказался, но охотно пропустил стопку анисовой водки.
— За удачный штурм Плевны! Как, Дмитрий Алексеевич?
— Дай-то Бог, ваше величество.
— А, Николаша?
— Разнесем, — пробасил главнокомандующий и выпил вторую стопку.
Милютин укоризненно взглянул на великого князя:
— Поменьше бы потерь.
Царь усмехнулся:
— Богом определено, кому жить, кому раненым быть, а кому и на поле брани голову сложить.
— Согласен, — посмел вставить Милютин, — однако, не помедли мы ранее, сегодня не стояла бы Плевна на нашем пути.
— Вы имеете в виду нерасторопность генерала Криденера?
— Да, ваше величество.
Великий князь промолвил, насупясь:
— Генерал Криденер ответил за свои действия.
Александр Второй не стал продолжать разговор, принялся за пышущий жаром бифштекс. Ел не торопясь, отрезая малыми кусочками.
— В бифштексах англичане преуспели, — заметил он.
Великий князь сказал:
— Что до меня, то я предпочитало пожарские котлеты.
— Уж не для того ль ты, Николаша, в Бухарест наведывался, чтоб отведать сочных котлет? — царь хитро прищурился.
— Донесли, канальи, — расхохотался великий князь. — Был грех, встречал петербургских императорских театров прима-балерину Числову. Неравнодушен к балету.
— К балету ли? — царь поднялся, отрезал сухо. — Дальнейшие диспозиции за вами, главнокомандующий и за штабом Дунайской армии.
И сызнова плевненская неудача.
Второй штурм Плевны и армия, натолкнувшись на глубоко эшелонированную линию обороны противника, понеся большие потери, отходит. На совещании в главном штабе великий князь сказал:
— Будем готовиться к новому штурму. Подтянем резервы, усилим артиллерию. Готовьтесь, господа. Государь остался нами недоволен.
Пока Иосиф Владимирович Гурко разбирался в предыдущих советах главнокомандующего, из штаба армии новая телеграмма с приказом: на Адрианополь не выступать, ибо неудачная плевненская операция не позволяет главным силам выйти в Забалканье.
