— Я тебя услышал, — ответил и широко улыбнулся, — значит, мир?
На этот раз кивнула я. Мир мы заключили, но так быстро отходить от обид и злости я не умела, поэтому, когда напарник в своей манере нагло притиснул меня к себе за плечи, то получил локтем в бок, о чём я мгновенно пожалела. Зашипела от слабой боли и зло посмотрела на кривящегося Сориана.
— Не так быстро, — фыркнула, потирая ушибленное место, — я всё ещё злюсь.
— Не злись, дорогая, — он всё ещё удерживал меня за плечи, — я умею признавать свои ошибки и делать выводы. Ты сказала, я услышал, постараюсь впредь вести себя аккуратнее. А злиться на того, кто временно является частью тебя, глупо. Пока мы связаны ритуалом — мы одно целое, и теперь уж точно нет в мире человека, чья жизнь была бы для нас ценнее, чем жизни друг друга.
— Может, тогда лучше переждём? Отсидимся здесь недельку, разорвём связь и пойдём дальше задания выполнять?
— Мы и так потеряли много времени в госпитале, если ещё посидим недельку без дела, то я полезу на стены от скуки, а потом у нас может не остаться необходимого запаса для выполнения особенно сложных заданий. А если вдруг придётся снова оказаться в госпитале? Думаю, что нам нужно быть аккуратнее, но не сидеть на месте.
— Да уж, только теперь мы намного уязвимей, чем раньше, — скривилась и всё-таки вырвалась из наглых лап напарника.
— Зря ты так думаешь, между прочим, всё наоборот. Теперь наша сила и выносливость объединена. Если тебя ранят, даже смертельно, за счёт моего здоровья ты вытянешь вдвое больше, чем могла бы.
— Вот уж не надо мне такого счастья, давай как-нибудь без смертельных ранений. Я больше не хочу купаться в огне, — передёрнула плечами от неприятных воспоминаний, — не спрашивай, умирать страшно, больно и неприятно. Даже вспоминать не хочется.
Теперь придётся беречь не только друг друга, но и себя в первую очередь, чтобы это не отразилось на напарнике.
* * *
— Я же просила тебя, Сориан, — приподнимая его голову, прогнусавила я. — Что за балбес достался в напарники, — сетовала и поила чертёжника травяным отваром.
Несколько дней назад мы покинули столицу решительно настроенные и дальше справляться с заданиями, разорвать ритуал и продолжить практику в прежнем режиме. И всё шло замечательно. Температура постепенно понижалась, снега вокруг становилось всё больше, а нам оставались (оставалось — задание-оно) (а тут, по-моему, вообще должно быть «оставалАсь», ведь оно относится к слову «пара») пара заданий в северных районах, прежде чем мы отправимся в тёплые края. Но Сориан не был бы самим собой, если бы послушался меня. Этот упрямый осёл, видимо, уже мысленно находился там, на берегах лазурных морей под палящим солнцем, потому что морозы, царившие вокруг, его перестали пугать. Он контролировал, чтобы я всегда была одета тепло, но забывал о себе, а мои напоминания пропускал мимо ушей. И, как результат, перед последним заданием в зимнем лесу близ какой-то деревеньки, жители которой ещё по весне подали прошение об уничтожении гнезда мерзких свирстиков[1], Сориан заболел. Парня бил сильнейший озноб, который передавался и мне, всё тело болело, голова трещала так, что искры сыпались из глаз даже у меня. Портал, который построил чертёжник, стал последней каплей. Парень свалился у небольшого охотничьего домика, к которому нас забросило. Костерила его последними словами, когда тащила внутрь. Ведь несколько раз предлагала обратиться к целителям, но этот невыносимый парень хорохорился и уверял, что он в порядке.
— Не ругайся, милая, думал, что всё обойдётся, — обжигаясь, он пил отвар.
Связь крепла с каждым днём, и становилось всё сложнее не обращать на неё внимания. Даже симптомы простуды я уже чувствовала так ярко, будто и сама была больна. Но был и плюс в этом — пила те же отвары, что давала Сориану, чтобы он выздоровел как можно скорее.
— Безответственный дурак! — припечатала я, когда он начал кашлять, а я почувствовала боль в груди, — ненавижу тебя!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Врёшь, — прохрипел он.
— Самую малость.
Выпив горькую жидкость, легла рядом с ним и прикрыла глаза. Ненавидеть того, кто из-за ритуала был частью меня, не получалось. Да и не за что его было ненавидеть. Раздражал он, конечно, меня регулярно, и находил всё новые способы вызвать именно такие чувства, но ненавидеть его не получалось. Прикипела душой к этому гаду, привыкла к нему, но ни за что не признаюсь. Ни за что не дам ему повода самодовольно ухмыльнуться, решить, что у него есть шанс на что-то. Нет. Я к нему привязана физически, но разум у меня оставался светлым и незамутнённым. Ничего к нему не чувствовала, кроме магически усиленной необходимости находиться рядом. Сейчас и сама поняла, почему тогда, в госпитале, он поселился в моей палате. Когда мы были вместе, становилось легче. Неприятные ощущения уходили на задний план, оставляя лишь тепло, которое исходило от напарника. Это тепло согревало и успокаивало. Казалось, если я притиснусь к нему вплотную, то вся боль уйдёт. Ведь она не моя, его боль, а мне было суждено её делить с ним.
Его слабые объятия заставили замереть, а сердце сжаться. Он был таким беспомощным, болезненно бледным, что жалостливая душа не могла остаться равнодушной, а уж когда почувствовала, как он накрывает меня одеялом, в груди что-то защемило от…нежности? Распахнула глаза и удивилась своим мыслям. Глупости какие. Это, наверное, болезненный бред, не иначе. О какой нежности может идти речь, ведь это всё тот же Сориан — вредный, упрямый бабник. Это всё болезнь, усталость, воздействие ритуала и желание, чтобы за мной кто-нибудь поухаживал. Нет никакой нежности, только вынужденная забота друг о друге.
В сон клонило неимоверно. Пока Сориан страдал от собственной дурости, мне пришлось топить небольшую старую печку, чтобы окончательно не промерзнуть в покосившемся домике. Простое обеспечение теплом и едой отняло последние силы, поэтому, напоив и накормив его, планировала лишь немного отдохнуть, но не заметила, как уснула.
— Прости, дорогая, ты опять пострадала из-за меня, — на грани сна и яви услышала хриплый голос напарника.
Успела лишь подумать о том, что он имеет странную и даже извращённую любовь к самобичеванию. Дай только повод почувствовать вину, и он обязательно им воспользуется.
Во сне я грелась под ярким жёлтым диском солнца и чувствовала сильную жажду. Из-за неё я и проснулась. Жарко было, к сожалению, не от палящего солнца, а из-за тёплого кокона и Сориана, к которому я по привычке прижималась во сне. Он тоже спал. Коснулась ладонью его лба. Показалось, что температура спала. Или поднялась у меня? Недолго колебалась, подтянулась повыше и коснулась его лба губами. Нет, температура спала.
— Ты промахнулась.
Вздрогнула от внезапно раздавшегося голоса парня. Ощущение, что меня поймали на чём-то непристойном, затопило сознание.
— Не поняла, — голос прозвучал ровно, к тому же, я действительно не понимала, о чём он говорил.
— Место для поцелуев немного ниже, — он приоткрыл один глаз и улыбнулся.
— Дурак, — фыркнула и поднялась с импровизированной постели. — Температура спала. Я чувствую себя намного лучше, значит, и тебе легче. Но придётся ещё денёк провести здесь. Надеюсь, этого времени хватит, чтобы ты выздоровел.
— Да, мне намного лучше, моя волшебница, — протянул он, поднимаясь с постели.
Пришлось силой укладывать его на прежнее место, не хватало, чтобы этот герой снова слёг без сил.
Вечер мы провели в домике, пили травяные настои и разговаривали. Это был один из тех редких вечеров, когда Сориан не язвил, не говорил пошлостей и не намекал на всякого рода непотребства. Тихий уютный вечер посреди леса в компании парня, который мог быть чудесным человеком, интересным собеседником и просто милашкой, а через секунду, будто по щелчку превратиться в напыщенного самовлюблённого повесу, который раздражал. Но болезнь на него положительно повлияла, даже шутки его были милыми и совсем не обидными. Приятный вечер, даже болезнь отступила под натиском нашего хорошего настроения и громкого смеха, который то и дело разносился по крохотному домику.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
