Простившись с мастером, Никита расколотил два оставшихся полена, перебросил их в избу, сунул топор за пояс и направился вниз к реке. Дверь избы запирать не стал — пусть кислый запах выветрится.
Чуть выше по течению он помнил небольшой заиленный затончик, плохо различимый с реки и малозаметный сверху, со стороны луга и деревни. В детстве они с ребятами прятали там плот, с которого ныряли в реку, когда купались. Никита различил в траве натоптанную полоску, понимающе улыбнулся, уверенно раздвинул густую ивовую поросль и вскоре добрался до знакомого тайника. Так и есть — здесь, наполовину вытащенные на берег и привязанные к стволу плакучей ивы отдыхали целых две узких длинных лодки, сбитые из толстых досок. В лодках лежали весла — по длинной лопасти с короткой рукоятью и поперечиной наверху.
Хомяк удовлетворенно кивнул, отвязал ту из них, которая показалась шире, столкнул на воду, запрыгнул следом и уселся на лавочке. Кажется, на носу — к корме доски сходились более круто. Впрочем, когда гребешь одним веслом, где сидеть — значения не имеет. Он опустил лопасть в воду, потянул на себя, разворачиваясь против течения. Во-первых, поездку всегда лучше начинать с подъема по реке — иногда, спустившись вниз, человек понимает, что назад уже не выгребет. Во-вторых, чуть выше по течению, после сужения русла, он помнил по левой стороне, напротив Невского лесопарка, весьма уловистый плес.
* * *
Услышав шаги, Зализа выпрямился, положив руку на рукоять сабли, а Феофан Старостин, повинуясь молчаливому кивку, подобрал с травы лук и бесшумно скрылся в зарослях орешника. Осип, вытянувшийся на траве рядом с пленным колдуном, только присел, а колдующий у костра Василий и вовсе, кажется, ничего не заметил. Над углями, жалобно растопырив крылья, воняли палеными перьями две утки: уж что-что, а пернатую дичь черносотенец Василий Дворкин умел найти и подстрелить всегда и везде. Опасливо заржали пасущиеся у воды кони.
Минуту спустя на поляну выбежал Агарий и без сил упал перед опричником:
— Уходят, воевода, — выдохнул засечник и тяжело перевернулся на спину.
— Куда? — встрепенулся Семен.
— К Ижоре. Тесну, мыслю, ужо перешли, — дед откинул голову и закрыл глаза, хватая воздух открытым ртом.
— Еще маленько, — попросил Василий.
— Осип, — распорядился опричник, — бери свою пару, скачи в деревню чухонскую у Ижоры, предупреди. До этой деревни им отворачивать некуда, вязь там везде. А поежели перебежчика среди них нет, то и до Кузькина ручья никуда отвернуть не смогут.
— Есть средь них изменщик, — вышел из кустов Феофан, прислонил покрытый прозрачным лаком лук к тонкой осинке. — Кто сарацин на Неву тайно вывел? Ладей из Варяжского моря сюда не заходило, такой флотилии от глаз не скроешь.
— Ладно, — кивнул Зализа вскочившему на ноги Осипу. — От чухонцев поверни к Вилам, тамошних смердов предупредишь, а сам жди. Как сарацины… Какие они сарацины, Феня? Те все конные, эти пешие, те почитай, все без железа, эти в наших, да в ливонских доспехах.
— А амулет откуда сарацинский?
— Сторожи у Вил, Осип, — не стал отвечать опричник — Как рать чужеземцев подойдет, ты следи, куда дальше тронутся.
— Понял, воевода, — кивнул засечник, и устремился к лошадям.
— Что свены, что сарацины, что ливонцы, а часовню княжескую сожгут, — вздохнул Феофан, — Не пожалеют.
— Точно, — кивнул у костра Василий, — сожгут часовню князя Александра, что за победу над варягами поставлена. Чужой славы, своего позора мимо не пройдут.
Семен поморщился. Писать в Москву о сожженной часовне, поставленной в месте победы князя Александра над басурманами, учение христово исковеркавшими, ему очень не хотелось. И не писать нельзя: Нева река проезжая, найдется торговый человек, что сам заметит и другим расскажет. Ответ за поруху держать все равно придется.
— Водьскую пятину исполчить надобно, — посоветовал Василий. — Посечем иноземцев, хоть сарацин, хоть ливонцев. А кого не посечем, в болота загоним. Пусть сами тонут.
— Где собирать-то? — откликнулся Феофан. — Если здесь, поблизости, то людишки, что к нам поедут, могут поодиночке чужакам попасться, если сарацины вдруг на юг повернут. А если вдалеке, то пользы нам от ополчения никакой. Узнать надобно, куда идут нехристи, где стать надолго собираются, какую деревню штурмом брать. Вот там-то на них всей силой и навалиться.
Зализа отошел к краю обрыва, задумчиво взглянул на текущую в нескольких саженях внизу Тесну. Засечников он не перебивал. С одной стороны, осознавать созвучность своих размышлении чужим успокаивала: значит, ничего не упустил, не прозевал. С другой — Василий и Феофан были такими же угличскими черносотенцами, как и он сам. Окажись два года назад под Казанью в сторожевом разъезде они, а не он с воеводой Оряхой, именно они в жаркой короткой стычке с татарами вывезли бы боярского сына Андрея Толбузина, именно им предложил бы боярин сперва звание пятидесятника, а потом и перед государем за них поручился. Но судьба сложилась иначе, и сейчас двое почувствовавших горячий вкус ратного дела; друзей, не захотевших возвращаться в кожевенную слободу, оказались его засечниками. Семен перед уже опытными бойцами не задавался — если бы не они, ушедшие с новоявленным опричником в дарованный государем надел, со своих деревень ему бы ни одного хорошего воина не взять. Перед царем худостью поместных людишек не оправдаешься: саблю поцеловал — служи!
— Так как поступишь, Семен? — оторвал его от размышлений Феофан.
— А никак, — оглянулся Зализа. — Им в Северной пустоши летом деваться некуда. Либо к Ладоге идти, а там чужеземцам Орехового острова не миновать, либо через земли Шуйского, Вилы и Храпшу на Копорье. Копорье им не взять, разве только с другой стороны еще рать сюда идет. В Храпше крепостица стоит. Коли дней пять Дмитрий Сергеевич сдюжит, успеем помещиков под Копорье исполчить. Дней десять простоит — выручим из осады.
— А коли в земли опричника Зализы повернут? — тихо переспросил Феофан.
Семен прикусил губу. Если чужаков ведет изменщик, то самая прямая дорога — через его безлюдное поместье на тракт между Псковом и Новагородом. Тогда иноземцы деревеньки зализовские вконец разорят, а потом в усадьбу боярина Харитона упрутся. И коли служилого боярина не упредить — людишек он собрать не успеет. Беззащитную усадьбу возьмут за день, никакой тын тут не поможет. А потом: хоть на Псков, хоть на Новагород, а хоть и на Москву, коли хитрую крамолу задумали чародеи.
— Агарий, — вздохнул Зализа. — Как отдохнешь, возьми чародея полоняного, вези к себе в Кабраловку. Хочешь, в поруб сажай, хочешь в лесу привязывай: но чтобы никуда он не пропал! Я ему допрос лично учинить хочу! Животом отвечаешь!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
