— Вот как они сюда попали, чародеи, — облизнул пересохшие губы Феофан. — На телегах этих колдовских.
Старостин несколько раз перекрестился, потом перекрестил бесовские повозки.
— Маловаты они для такой-то толпы, — не поверил Василий. — Разве только главные колдуны на них ехали.
— А может, сам… — от жуткого предположения все трое попятились.
— Сжечь их надо, — коротко отрубил Феофан.
— Как?
— Сеном обложить, и сжечь.
— Ты к ним сено поднесешь? — шепотом поинтересовался Василий. — И я не понесу.
— Ничего, — попытался успокоить друзей Зализа. — Мы этих чародеев уже и рубили, и лапой гладили, и уткой кормили. Ничего они против нас не могут…
Внимание опричника приковывал огромный, продолговатый зеленый саркофаг с высокой дымовой трубой. Семен никак не мог избавиться от мысли о передвижной преисподней.
— Уйдут колдуны, — свистящим шепотом напомнил Феофан. — Догонять надобно,
Отступив от страшных повозок, засечники торопливо забрались в седла и пустили коней в широкий намет.
* * *
Станислав Погожин, пригревшийся на мягкой хвое и разомлевший под жаркими солнечными лучами, проспал почти до полудня. Когда, наконец, он потянулся и открыл глаза, окружающая обстановка особого удивления у него не вызвала. Дурной ночной бред про угощающих лягушками ангелов, конных ратниках, пытающих хиппи об измене государю и Новгороду, указывающих путь через болото монахах, бегущих на пистолеты с мечами бандитах он решительно вымел из своего сознания, после чего воспоминания о вчерашних событиях стали похожи на экран выключенного телевизора. Что ж, такое тоже бывает — если выпить заметно больше нормы. Вот только в лесу он раньше ни разу не просыпался — но весьма многое в нашей жизни случается впервые.
Очень хотелось есть, и мысли патрульного перескочили на то, как выбраться к цивилизации: к столовым, кафе, закусочным, ларькам с пирожками на худой конец. Можно даже домой, к Любке — если только не она выгнала муженька в чащобу после очередной попойки.
— Ладно, пойду на север, — решил Погожин, щурясь на высокое солнце. — Или на Неву выйду, или на дорогу какую-нибудь. У нас под Кировском заблудиться негде, даже если очень захотеть. Не пропаду.
* * *
— Пропади оно все пропадом! — взметнул свой белый плащ «Великий магистр». — Неужели моста нет поблизости?
Перебираться вброд через пугающую торфяной чернотой Тосну в своем щегольском наряде ему очень не хотелось.
— Так снял бы, Саш. Мы не на совете.
— Сам говорил, в полном снаряжении топать.
— Так в доспехах, а не в белых плащах!
В доспехах, кстати, было тоже не подарок. Под жарким летним солнцем железо нагревалось и парило тело даже через поддоспешную рубаху, от ходьбы становилось еще жарче, да тут еще рюкзак за спиной! Уже через час больше всего хотелось не домой вернуться, а лечь и тихо умереть. Предупредив членов клубов, чтобы они не снимали броню, Росин помнил о милицейском сержанте и ушедших с ним людях, порубленных в лесу. Однако сейчас он начал понимать, что пройдя в полном снаряжении десяток километров воины окажутся физически неспособны оказать сопротивление при внезапном нападении. Снять бы сейчас все железо, да в обоз сложить: так нет обоза!
Мастер лютой завистью позавидовал викингам, которых сам же послал в сторону Кировска и Петрокрепости на разведку. Они договорились, что те с реки осмотрят берега, а потом по течению нагонят основную группу. Местом встречи назначили Володарский мост: Костя никак не верил, чтобы этакое сооружение вместе с развязками и насыпями могло исчезнуть, не оставив никакого следа. Теперь викинги в одних рубашечках преспокойно сидят в лодке на лавках, а он вместе с остальными ратниками пешком с рюкзаками и в доспехах мается. Нет бы наоборот сделать!
Хорошо хоть никто из людей пока не роптал. Все успели понять, что с окружающим миром случилось нечто неординарное, и попытка вернуться назад, в город, выглядела единственным разумным решением.
По инерции многие из участников фестиваля пошли назад еще в старинной одежде — сарафанах, шароварах и свободных рубахах. Люди в джинсах и жилетках, Игорева племянница в алом коротком платье в походной колонне выглядели инородными пятнами. Однако Росин подозревал, что очень скоро все изменится: на жаре многие предпочтут теплым штанам короткие шортики, женщинам надоест путаться ногами в длинных подолах — и все переоденутся в привычные тряпки.
Неутомимые индейцы в своих легких тапочках и без доспехов все дальше отрывались вперед. Колонна менее привычных к дальним переходам, тяжело нагруженных членов реконструкторских клубов и их по-праздничному одетых родственников изо всех сил старалась расширить шаг, но получалось плохо. Часа через два с такой любовью сделанное вооружение надоело все до чертиков, и если его не начали разбрасывать по сторонам, то только потому, что снимать доспех — дело достаточно долгое.
Уходя с луга у деревни Келыма, они с Немеровским пожалели бросить казенные армейские палатки и казавшиеся на тот момент легкими раскладушки. Но если палатки удалось всучить приехавшему налегке лекарю Юшкину, могучему Юре Симоненко и безотказному Игорю Картышеву, то раскладушки пришлось тащить самим. И теперь эта мысль казалась Росину не такой удачной. И вообще — давным-давно объявлять привал. Вот только среди ивовых, березовых и липовых зарослей пока не проглядывало ни одной полянки. А если и проглядывала — под ногами тут же начинала чавкать вода.
Через четыре часа непрерывного движения впереди опять открылась река.
— Ижора! — с облегчением узнал ее Немеровский. — За мостом всегда была автобусная остановка. Номер маршрута не помню, но до метро довозил.
Моста на Ижоре не оказалось, зато сквозь прозрачную воду хорошо просматривалось дно. Речку перешли у самого впадения в Неву — глубина там оказалась не намного выше колен. Затем поднялись по тропе под густые березовые кроны и — оказались на широкой поляне. Неподалеку, прячась под кронами вековых лип, стояло несколько низких темных избушек, чуть в стороне протянулись вскопанные грядки. Но самое главное — справа, метрах в пятидесяти от реки, высоко в небо закинула крест деревянная часовня.
— Кричи: «привал!», не то все сами упадут, — предложил Немеровский и первым рухнул на траву. По его примеру люди, выходящие из березовой рощицы, тут же избавлялись от поклажи и укладывались рядом.
Росин тоже бросил раскладушку, скинул поверх ее «Ермака», и сел, приходя в себя после долгого перехода и наблюдая за действиями индейцев. Те уже успели развести костер, подвесить над ним тросик и развесить над огнем свежую рыбу. По мере приготовления, одна порция снималась и раздавалась членам племени, а вместо ее подвешивалась другая — неподалеку, в окружении жадно кудахтающих коричневых, пегих, черных в белую крапинку, темных с синим отливом кур индейские женщины потрошили и чистили улов, разбрасывая внутренности пернатым проглотам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
