Глинку не поддержали, но он не отступился и стал активным членом «Общества Елизаветы», в которое входил и секретарь императрицы Лонгинов. По просьбе «елизаветинцев» императрица оказала благотворительную помощь одному несчастному семейству. Об этом было объявлено в журнале общества «Соревнователь Просвещения и Благотворения», а сам Глинка добавил стихи:
…О, милосердная! Здесь все тобой однойЖивет, и чувствует, и дышит —И часто в тишине ночнойСоздатель о тебе сердец моленья слышит.
Позднее к мнению Глинки присоединился декабрист барон Владимир Штейнгель. Незадолго до восстания он убеждал руководителей, «что в России республика невозможна, и революция с этим намерением будет гибельна… Если же непременно хотят перемены порядка, то лучше признать царствующею императрицей Елизавету Алексеевну…». Утром накануне восстания он принес подготовленный им манифест, который оканчивался такими словами: «…нам осталась мать в Елизавете. Виват — Елизавета Вторая и Отечество!» Штейнгеля на этот раз поддержали Сергей Трубецкой и Гавриил Батеньков, но переубедить остальных они не смогли…
В общем, с именем Елизаветы Алексеевны связывали надежды на либеральные перемены. Так думал и Пушкин, когда писал о «тайной свободе».
И все они ошибались. Императрица всегда и во всем поддерживала мужа, даже в таких жестоких экспериментах, как создание военных поселений. Правда, она была либеральнее в своих литературных оценках, милосерднее к простым людям. Но ее страшила сама возможность революции или дворцового переворота. Память об ужасных обстоятельствах свержения Павла I пугала императрицу всю жизнь.
Была ли она столь же верна императору в семейной жизни?
Коварство и любовь
Брак Александра и принцессы Баденской, в православном крещении — Елизаветы, устроила бабка, Екатерина II. Жениху было тогда шестнадцать лет, невесте всего четырнадцать. Даже по тем временам этот брак считался слишком ранним. А проще говоря, они были почти детьми, но столь прелестными, что их тотчас окрестили — Амур и Психея.
Старик Державин откликнулся на помолвку стихами в стиле рококо:
Амуру вздумалось Псишею Резвяся поймать,Опутаться цветами с нею И узел завязать.Прекрасна пленница краснеет И рвется от него;А он как будто бы робеет От случая сего.
Между женихом и невестой вспыхнула влюбленность со всеми неизменными приметами: замиранием сердец, трогательными записочками, первым неумелым поцелуем…
Искушенная в делах любви бабушка решила подготовить жениха и направила к нему опытнейшую свою фрейлину. 28 сентября 1793 года Александр и Елизавета стали супругами. То ли урок пошел не впрок, то ли молодые действительно были не готовы к физической близости, но их интимная жизнь, мягко говоря, не заладилась. Только пять лет спустя у них родилась дочь, которая прожила меньше года. Вероятно, после этого муж окончательно охладел к супруге. Но они все-таки любили друг друга, каждый по-своему. Александр — с чувством явного превосходства и, конечно, со свойственной ему тягой к актерству. Она — с обожанием и готовностью все принять и все простить.
Молодых сплачивало и сложное положение при дворе. Им приходилось лавировать между Екатериной и родителями Александра — великим князем Павлом Петровичем и его супругой Марией Федоровной. Во время царствования Павла I ситуация стала еще напряженней…
Но вот Александр сам вступил на престол и произнес двусмысленную фразу: «Все будет как при бабушке!» Многие поняли это как поощрение распущенности.
Доходило до полной дикости: брат царя великий князь Константин решил отомстить своей неприступной возлюбленной самым мерзким образом. Он обманом заманил ее в свою резиденцию и изнасиловал. Затем беспомощностью дамы воспользовались его адъютанты, камердинер и лакеи. Бедная женщина умерла. Дело было замято, император объявил, что цесаревич Константин никакого касательства к оному инциденту не имел. Может, кого-то вердикт императора убедил, но только не жену Константина — великую княгиню Анну Федоровну: она уехала за границу и больше не вернулась.
Александр I тоже пустился во все тяжкие. За короткое время император удостоил своим вниманием графиню Бобринскую и нескольких французских актрис. Он уже пресытился неискушенностью жены и теперь отдавал предпочтение дамам более опытным. Вскоре император увлекся красавицей Марией Нарышкиной. Ее супруг получил сразу две должности: официальную — обер-егермейстера и неофициальную — «снисходительного мужа». Говорили, что при назначении начальника охотничьего хозяйства Александр I шепнул любовнице: «Я наставил ему рога, поэтому поручаю ему своих оленей».
Эта многолетняя связь была у всех на виду, о ней доносили иностранные дипломаты. Нарышкина, дама, что называется, без комплексов, даже сообщила Елизавете Алексеевне о своей беременности, когда еще признаки были незаметны. «Каким бесстыдством надо обладать?!» — писала униженная Елизавета Алексеевна матери.
Александр I, конечно, нашел себе оправдание: «…так как союз наш заключен в силу внешних соображений, без нашего взаимного участия, то мы соединены лишь в глазах людей, но перед Богом оба свободны».
Елизавете Алексеевне было всего двадцать три года, но она почувствовала себя немолодой, одинокой и усталой женщиной… Так продолжалось до тех пор, пока в начале 1803 года она не встретилась взглядом с молодым кавалергардом, дежурившим в тот день в охране дворца. Что привлекло ее? Может быть, та же затаенная, нездешняя печаль в глазах, какую видели и в ее взоре.
Его звали Алексей Охотников, он был из семьи богатых воронежских помещиков. В 1801 году он поступил в Кавалергардский полк, через год произведен в поручики. Позднее получил должность казначея полка и чин штаб-ротмистра. Охотников часто появлялся в светских гостиных, на балах и приемах. Как и многие его товарищи, он иногда нес караульную службу во дворце. Наконец Алексея начали узнавать в высшем свете, его запомнил император.
Внимание к нему императрицы перевернуло всю жизнь Охотникова. Теперь во всякую свободную минуту он мчался туда, где мог хотя бы мимолетно увидеть Елизавету Алексеевну. Когда она ехала на прогулку в коляске, он как будто случайно несколько раз попадался ей навстречу. Если гуляла в парке, то вдруг обнаруживала вырезанные на стволе дерева слова: «Я был здесь, чтобы видеть вас». Если же они встречались на людях, это была сладкая мука — они замечали друг друга, но не могли прямо смотреть в глаза. Иногда Елизавета Алексеевна бешено ревновала. Однажды на бале Охотников оживленно беседовал с красавицей Натальей Загряжской (будущей тещей Пушкина), а бедная Елизавета Алексеевна украдкой кусала губы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
