Она снова посмотрела на Винни:
— Клод сказал, что один невинный человек уже погиб. И он не допустит, чтобы погибли еще двое. Богом клянусь, — продолжала Хелен, — я думала, этим все и кончится. Но Хэнк как-то ухитрился сунуть в самолет ружье. Они полетели на озеро. И Хэнк, наверное…
Хелен заплакала.
— Он защищал нас, — сказала она. — Идиот несчастный! А теперь его нет. И Клода нет. И Рона с Милли. Все погибли, кроме меня.
Масква встал и подошел к ней. Нежно погладил ее по щеке. Винни смотрел в потолок, а в глазах его блестели слезы.
— Ты приехал не мстить, — проговорил Масква. — Ты приехал помочь им.
— Мой друг из «Ньюс» проверил их имена, — сказал Винни. — Найти статью было проще простого. И я понял, что найти ее мог не один я. Брат Олбрайта подстерег нас с Алексом. Алекс подтвердит: и он, и его спутник… им явно что-то пришло на ум. Я понял, что рано или поздно они все раскопают.
Винни прикрыл глаза.
— Когда-то это надо прекратить, так ведь? Дети погибли в огне. Хэнк и Рон убили Олбрайта и остальных. Моего брата в том числе. Они сожгли их. Снова огонь, Алекс. И что, мне тоже нужно идти и кого-то жечь? — Он открыл глаза. — Нет, хватит! На этом все должно закончиться. Хелен должна уехать туда, где ее не найдут.
— Я знаю, куда мы отправимся, — сказал Масква. — Могу подготовить самолет.
Мне незачем было спрашивать, о чем они говорят. Наверняка нашлась бы дюжина мест, где можно было бы ее спрятать. Например, в Мусуни, на заливе Джеймса. Оттуда можно отправиться в одну из резерваций в Онтарио или же на пароме перебраться в Квебек. И никто ее не найдет. Ни полиция, ни люди из Детройта.
— Нет, — сказала Хелен. — Я не собираюсь скрываться.
— Хелен, ты должна…
— Нет, Винни. Я дождалась Алекса и Маскву, хотела, чтобы они все услышали. А теперь я собираюсь обо всем рассказать полиции. — Она замялась. — Только о Клоде умолчу. Он умер как герой. Пусть и остается героем.
— Все равно они рано или поздно узнают.
— Может, да, а может, нет, — сказала она. — Но я им рассказывать не обязана.
— Хелен… — Винни не находил слов.
— Поехали! — сказала она. — Сделаем это прямо сейчас.
Ее пытались отговорить. Но она стояла на своем. Через несколько минут мы вышли проводить Хелен и Винни. Хелен посмотрела на нас в окошко, прижала ладонь к стеклу.
Я попрощался с Масквой, с Ги и его матерью, сел в грузовичок и поехал. В воздухе снова кружили снежинки. Я добрался по пустому шоссе до Херста, поставил машину рядом с машиной Винни. Я знал, что ждать придется долго, поэтому устроился поудобнее и заснул.
Через пару часов я открыл глаза и увидел, как Винни выходит из участка. Он был один, и вид у него был измученный.
Он кивнул мне и сел в свою машину. Всю дорогу до дома я ехал за ним следом.
Глава девятая
Зима выдалась робкая — словно никак не могла решить, как ей себя вести. Снег шел понемногу, потом прекращался. Нас ни разу толком не засыпало. Ночью температура опускалась ниже нуля, но минус тридцати пяти, когда могут полопаться трубы, не случилось ни разу.
Такого суматошного Рождества у меня давно не было. Началось оно с новыми назваными родственниками в доме матери Винни, потом обед с Джеки в «Глазго», а на ужин я отправился к Леону. Детям подарил игрушки, Элинор преподнес бутылку вина, и на этот раз они вроде бы искренне были мне рады. Потому, что я не просил Леона помочь мне как детектив детективу. Пока что.
Элинор пошла укладывать детей, и тут я рассказал ему, о чем думал все это время. Я видел, что Винни сделал для Хелен. Может, и я могу кое-что для кое-кого сделать?
— А заодно и для себя, да? — сказал Леон.
— Ну, разве что самую малость.
Он позвонил мне через пару дней. Еще пару дней я размышлял. Утром тридцать первого декабря я проснулся с мыслью о том, что это неудачная идея.
Но ближе к полудню переменил мнение.
В холодильнике у меня была бутылка шампанского. Я берег ее сам не знаю для какого случая — наверное, чтобы снова выпить в одиночестве под Новый год. Правда, в этом году я мог бы распить ее с Винни и его родственниками. Или с Джеки и Леоном. Столько друзей сразу у меня никогда не было.
Но мне чего-то не хватало.
Я положил шампанское в машину и отправился в путь.
Я въехал на мост. Таможенник осмотрел мою машину и спросил, слышал ли я про буран. Я сказал, что пока что нет, но, как только я отцеплю снегоочиститель, тут-то все и начнется. Он решил, что я шучу. Поздравил с наступающим Новым годом и пожелал счастливого пути.
Спасибо Леону, я знал, куда ехать. Мне нужно было в Блайнд-Ривер, небольшой городок на Северном проливе. От Су-Сент-Мари я поехал тем же путем, которым ехал, когда искал Винни. На сей раз на карту было поставлено куда меньше. Но я почему-то ужасно нервничал.
До Блайнд-Ривер я добрался на закате — дни в это время года ужасно короткие. За городом начались поля и болота, чуть припорошенные снегом. Я проехал по мостику и увидел сельский домик справа, поодаль от дороги. У амбара стояла машина, но в доме свет не горел.
Я подошел к крыльцу. На двери висел рождественский венок. Я позвонил в звонок и подождал. Потом позвонил снова.
Дверь отворилась. Передо мной стояла Натали Рено в джинсах и белой рубашке и смотрела на меня так, как будто ожидала увидеть кого угодно, только не меня. Впрочем, наверное, так оно и было.
— Макнайт?
— Добрый вечер!
— Что вы… Что это у вас?
— Я приехал кое-что вам отдать. Можно войти?
Натали смотрела на бутылку у меня в руке.
— Вы привезли мне шампанское?
— Нет, — ответил я, — кое-что другое. А шампанское — просто… — Поток моего красноречия иссяк. Я почувствовал себя полным идиотом.
— Ну проходите же, — сказала она. — А то все тепло уйдет.
— Мой отец тоже так говорил. Что тепло уйдет.
— Я сейчас не работаю, — сказала она. — Взяла отпуск.
— Знаю, — ответил я. — Вернее, не знаю, но меня это не удивляет. Я сам так же поступил.
Она пригладила волосы.
— Макнайт, я не знаю, как вы меня нашли, не знаю, зачем прикатили в такую даль, но…
— Вот. — Я протянул ей листок бумаги.
Она развернула листок и пробежала глазами статью.
— Зачем вы мне это дали?
— Мы можем присесть?
— Идемте.
Она подвела меня к обеденному столу. Стол был старинный, дубовый, с резными ножками-лапами.
— Уютный дом, — сказал я.
— Это дом моих дедушки и бабушки.
Я посмотрел на дверь:
— Надеюсь, я их не потревожил?
— Вряд ли. Они оба умерли.
Я сел. Воротничок рубашки лип к шее.
— Слушайте, вы мне объясните, зачем привезли статью?
— Прочтите имена внимательно.
Она села напротив меня и перечитала статью. Выражение ее лица изменилось.
— Гэннон. Сен-Жан. Трембли. Где вы это взяли?
— Один человек из газеты задал поиск на эти фамилии.
— Я знаю, что случилось на базе, — сказала она. — Я читала ваши показания. Все на самом деле так было?
— Вы же сказали, что взяли отпуск.
— Это дело для меня особое. Вам не пора?
— В списке есть еще одно имя. Оливия Маркел.
Она взглянула на статью:
— Вижу. И что она?
— Ее отец был вашим напарником.
На осознание того, что я сообщил, у нее ушло несколько секунд.
— У Клода была дочь? Он никогда про нее не рассказывал.
— Это было давно. Задолго до вашего знакомства.
— Я не понимаю. Какое это имеет отношение… ко всему?
— Они все были вместе, — сказал я. — Те люди с базы и Клод. Они были вместе с тех пор, как это случилось…
— Но Гэннон… — Она задумалась. — Гэннон убил Клода.
— В конце концов убил. Когда мы с Винни выяснили, что они сделали с теми пятерыми, Клод, по-видимому, хотел, чтобы Гэннон сознался.
— Откуда вы это знаете?
— У вас в Канаде есть что-нибудь вроде американской пятой поправки к конституции? Насчет самооговора…
— Давайте говорите.
— Я должен быть в вас уверен.
Она смотрела на меня целую вечность. Где-то в глубине дома старинные часы пробили девять раз.
— Рассказывайте!
И я рассказал ей все. Когда я закончил, она устало прикрыла глаза.
— Рано или поздно об этом узнают, — сказала она. — Кто-нибудь да отыщет эту связь.
— Может быть. Но вы не обязаны никому сообщать.
— Так вы за этим приехали? Рассказать мне правду о Клоде? А что это меняет?
— Все. Это все меняет. Он нарочно оставил вас на базе. Вам больше не в чем себя винить.
— Я понимаю, о чем вы. Но…
— Почему вы здесь? — спросил я.
— Что вы имеете в виду?
— Я про дом. Тут все как полвека назад.
— Когда я взяла отпуск, я приехала сюда. — Она посмотрела на потолок, словно внутренним взором окинула весь дом. — Это место много для меня значит, но теперь я думаю, может, пора с ним что-то делать.
