- Изыди, сатана! Не смущай, дай доделать машину, лучшую машину в мире, а это - без меня! После меня! Ста-ар я, понимаете?
- А-а, Гриша, - с подозрительной благосклонностью, даже улыбаясь, пропел Великий Инквизитор, и вышепоименованного Гришу словно ошпарило с ног до головы ледяным кипятком, бросило в жар, а потом в холод. За считанные мгновения он перебрал в голове все, что могло бы считаться у шефа прегрешением, ничего такого не нашел и несколько успокоился. - Принес что-нибудь интересненькое? Ты говори, говори, я же вижу, что тебе не терпится…
- Простите, Юрий Валентинович, вы сами указали, что все, связанное с делом "Ушкуйников" доводить непосредственно вам, не исключая мелочей…
- А как же иначе, Григорий Фролыч. Дело-то важное. Тем более, что на настоящий момент раздобыть мы не смогли даже и мелочи. Аналитики - работают, создается некоторая общая картина того, что и куда идет, для чего используется, а раздобыть - нет. Не получается… Так что там у тебя?
Второй референт, бывший у всемогущего шефа чем-то вроде порученца по нетиповым, под личный контроль взятым задачам, почтительно положил перед ним извлеченную из новенькой папки бумажку. Юрий Валентинович, поправив очки, углубился в чтение, а референт, затаив дыхание, ждал реакции. Наконец, тот дочитал и аккуратно сложил очки, хотя обычно носил их постоянно.
- Сотрудник "Крест", значит… У него достаточная квалификация по э-э-э… основной специальности?
- Сколько-нибудь прямо использовать наше влияние вы запретили после случая с "Провизором", а плохих "ушкуйники" не берут вообще. Никуда. Словечко замолвил папа сотрудника, ответработник, но и без этого… Говорят - вполне грамотный терапевт…
- Ответработника, - задумчиво повторил видный поэт, - а на чем же его тогда прихватили?
- Ее, - деликатно поправил молодой человек. - На аморалке, на третьем курсе Второго Московского… Оч-чень темпераментная была особа: ее, понимаете, засняли одновременно с тремя, во время…
- Без подробностей. - Брезгливо проговорил хозяин кабинета, бывший по натуре аскетом. - Так вы говорите, - этому можно верить?
- Выводы очень грамотно обоснованы. "Крест" вообще работает не за страх, а за совесть. Но ведь все равно - мелочи…
- Не скажи, не скажи… Склероз - он ведь у мно-огих… - он безотчетно потер руки, - а эскулапа этого надобно этак осторо-ожно зацепить. Подумай. А насчет любящего сына надо бы озаботиться, чтобы до Бравого Полковника совершенно случайно дошли бы косвенные сведения о его деяниях. Пусть подергается, поперетряхивает свою хваленую службу, глядишь, - и ошибется в чем… Слушай, - а насчет почек они там ничего не выдумывают?
- Так-так-так… В-вот ведь мер-рзавец! Чего уду-умал! Сокрушу, ушатаю, на ноль помножу!
- Не так быстро, - угрюмо отреагировал Иртенев, - у меня не так много композиторов с такой специализацией. Все на счету. Так что Завалишина я вам не отдам…
- Но-но-но! Не слишком-то…
- А ничего не слишком! Вломим, накажем, а сожрать - не дам. Пусть на рабочем месте отбывает, если уж вам так неймется хватать и тащить. Был бы он шпионом… А так… Знаешь, - а ведь я не знаю, как поступил бы на его месте! А ты?
Гаряев издал странный звук и отвернулся.
- Ага, - догадался Иртенев, который мно-огому научился, тесно общаясь со своим глубокоуважаемым шефом, - не хочешь про папу? А как насчет мамы?
- Есть принципы, - железным тоном отчеканил полковник, - о которых мы четко условились. Есть должностные инструкции, нарушение которых равносильно измене! Поняли? Всего-навсего государственной измене!
- Плевать, - с мертвым спокойствием ответил Иртенев, - выдумывают себе правила, а потом говорят, что изме-ена! Га-асуда-арственная!
- Так что вы тогда можете предложить в данной ситуации? На них же гэ-бэшникам довели, и они теперь врачишку - трогают. Понимаете? Как рыбка - наживку. Было - так нарушение, преступление, а не было - так сокрытие существенных сведений, представляющих особый государственный интерес… Шефа моего бывшего, заклятого, в чем угодно можно обвинить, но только не в глупости, он утечку допустит, чтобы дошло до… заинтересованных лиц с сердечными заболеваниями. Сказать - каких?
- Уважаемый Дмитрий Геннадьевич! Вы прямо-таки славитесь как мастер создания совершенно безвыходных, - на слух, - ситуаций, равно как и специалист по блистательному выходу из них…
- Лично я предлагаю расширить лабораторный блок медсанчасти, новые помещения - наглухо отделить и отдать этому сукину коту в качестве… специального отдела, занятого медицинскими исследованиями. Натянем полный объем режима - на медсанчасть, благо, что она все равно на территории, и сегодня же официально доведем до начальства, что, мол, в связи с государственной необходимостью организовали специальную контору по… всяким, короче, таким штукам. Тогда во, - он показал общепринятый жест Пятидесятипроцентного Исполнения, - они нас достанут…
- Ну вот. Так-то лучше, чем людей без толку хватать… Теперь, насколько я понимаю, ту самую утечку допустим мы?
XI
По меркам еще трехлетней давности "доска-фиксатор" была истинным чудом технологии, по нынешним… А - неизвестно. Может - да, а может - нет, устаревшее изделие, древность седая, вот-вот перестанут использовать, спишут процесс ко всем чертям, и его, Витю Мохова, - с ним вместе. В одну канализацию спустят, да потом забудут через месяцок.
С виду, впрочем, ничего особенного: что-то вроде неглубокого лотка с отлогими краями, внутренняя поверхность - полирована зеркально и отливает радугой. Слой этот - бездефектный метаморфизированный нитрид бора, более твердый и стойкий, чем алмаз. Гладкость этого слоя по всем обычным меркам превосходила всякое вероятие, и все-таки смысл этого зеркала составляли именно миллиарды регулярных, совершенно одинаковых углублений. В них, повинуясь энергетическому импульсу, фиксировались "сборщики", до этого момента - взвешенные в слое синтетической воды. Все, оставшееся после импульса во взвеси, считалось заведомо-непригодным для дальнейшего использования и безжалостно утилизировалось. Еще импульс - и "сборщики", всплыв, оказывались готовы к дальнейшему использованию. Проверенные, надежные. Безупречные. Только после появления "досок-фиксаторов" молекулярная сборка стала тем, чем являлась в настоящий момент: способом получения безукоризненных изделий. Не имеющих вообще никаких дефектов. Настолько, что после долгих сомнений решено было устранить службы, контролирующие качество серийных изделий.
Но до того, как поступить в работу, "доска" (в просторечии их все именовали попросту "подносами"), трижды промытая той же синтетической водой, вместе с зафиксированными сборщиками шла под настоящий контроль: в вакуумной камере испарялись последние остатки воды, а на "поднос" падал поток жесточайшего ультрафиолета. В фиксированном положении сборщики не повреждались излучением, но все вместе давали совершенно особую дифракционную картину. Если она соответствовала шаблону, заложенному в памяти ЭВМ, то загоралась зеленая лампочка, и порция "сборщиков" шла в дело. Если нет, - вспыхивала лампочка красная, и на экран выводился, - не всегда, - тип брака, а "поднос" возвращался на исходную позицию. Процедура была организована так, что рабочий "поднос" и "сборщики" ни единого раза не контактировали с открытым воздухом. И тем более, - с руками работяги. Не достойны, значит. Когда делали и пробовали все эти тр-реклятые навороты, - годились, а вот теперь - нет. Разгодились. Хотя, казалось бы, именно для нештатных ситуаций и существовала должность, именуемая на конторском языке "техник-контролер сборочных массивов". Нормальные люди, понятно, называли их "наборщиками", а чаще - так и просто "кассирами". Они - первыми начинали работу во всех цехах основных производств.
Тогда, три года назад, его вызвали. Жали ручку. Ах, Виктор Трофимыч-Виктор Трофимыч. Только вы, с вашим опытом… Да: "Решающее значение для самого дальнейшего существования М-С технологий…" А он, придурок, вел себя с этаким хмурым достоинством человека, знающего себе цену. Кивал сдержано. Дело-то, спервоначалу, и впрямь было куда как не простое. И вышло, в отличие от всякого-разного другого, далеко не сразу. И в том, что вообще вышло, - немалая его, Мохова, заслуга. А потом попросили проследить пока что, чтоб работа с "подносами" - была бы доведена и стала бы привычной. Зарплату да-али! Она и по сю пору такая же. Вот только у остальных категорий работников - выросла. Все выросло. Все, с кем он начинал - выросли в Большое Начальство, первачами заделались, а он - он остался прежним. Его не обижают. Поздравляют на празднички лично товарищи Феклистов и Гельветов. Помимо общей премии к тем же праздничкам подносят довольно-таки толстенькие конвертики. За ручку не брезгают здороваться, спрашивают, как дела. Уж лучше бы не здоровались и не спрашивали. Больше было бы возможности считать виноватыми их, забуревших вконец и забывших старых друзей тварей. А так получается, будто он сам в чем-то виноват. Самолично не справился с тем, чтоб выйти рылом, - и не вышел. Они здороваются, и не намекают ни на что, но он все равно чувствует, кто он, и кто - они. Рукой не достанешь. И было ему уже давным-давно скучно, и паче того - обидно, что он вроде бы как ни на что больше не способен.
