Будь проклят брат! Либо Лаки абсолютно прав, либо он вбил эту мысль в голову Чейза, и она прочно там засела. В любом случае мимолетное приключение с гризеткой это совсем не то, что первая брачная ночь.
Женщина, ожидающая его в соседней спальне, была не просто теплым телом. Она была личностью, улыбкой, сердцем, которое не заслужило, чтобы его разбили. Но он мог дать ей так мало и опасался, что этого будет недостаточно.
Проклятие, она хорошо его знала.
И напросилась на это.
Сама сказала, что примет то, что он может дать, и не ожидает ничего большего.
С этой мыслью он снял рубашку, но остался в брюках. На фоне его загорелой груди и темных брюк повязка выделялась ярким белым пятном. Он снял туфли и носки. Провел щеткой по волосам. Почистил зубы. Побрызгал на себя немного одеколона. Для ровного счета опрокинул в себя еще одну порцию виски.
Потом сел на край кровати и уставился на дверь. Это очень смахивало на то время, когда он ребенком, сидя в приемной у доктора, ожидал своей очереди на укол. Самым страшным было именно ожидание, когда екает сердце и потеют ладони. Чем дольше откладываешь, тем хуже. Лучше уж сразу покончить с этим.
Он встал, вышел из комнаты и направился по галерее. Постучал в закрытую дверь.
— Входи, Чейз.
По всей комнате были расставлены горящие свечи и вазы с живыми цветами. Божественная смесь запахов опьяняла так же, как виски.
Он окинул взглядом комнату и внезапно наткнулся на Марси. Она как ангел стояла у огромной кровати, уже разобранной, с шелковыми простынями пастельного цвета, словно перламутр морской раковины.
На ней был бледный шелковый пеньюар. Под ним угадывались контуры ее тела. Он легко отыскал ее соски и треугольник между бедрами. Марси распустила волосы, и в пламени свечей они словно ореол сияли вокруг головы. Но взгляд ее не был невинным. Вовсе нет!..
Чейз чуть не застонал. Она старалась создать особенную обстановку, типичную для брачной ночи влюбленных.
— Может быть, ты хочешь еще шампанского?
Она указала на серебряное кашпо со льдом на ночном столике. Оттуда торчала неоткрытая бутылка, должно быть, она приготовила заранее. Рядом стояли два хрустальных бокала в форме тюльпанов.
— Нет, спасибо, — мрачно ответил он.
Несомненно, именно теперь инициативу должен взять на себя жених. Он пересек комнату и приблизился к ней. Теперь полагается произнести что-нибудь приятное.
— Мне нравится твоя… твоя штучка. — Он указал на ее халатик.
— Спасибо. Я старалась.
Так, сейчас должен последовать поцелуй. Ладно, с этим он справится. Он уже десятки лет целует девочек.
Обняв, он осторожно притянул ее к себе — но так, чтобы их тела не соприкасались, — и поцеловал сначала в лоб, потом в щеку и наконец прикоснулся к губам.
Ее губы призывно открылись, его опалило сладкое и чистое дыхание. Чейза охватило любопытство. Может, удовлетворить его? Проникнуть языком в ее рот? Это было бы проявление доброты и признательности.
Но нет. Ни к чему заходить так далеко. Он решительно сжал губы и через несколько секунд поднял голову. Это был самый сухой, бездушный и стерильный поцелуй из всех возможных. И все же сердце его бешено колотилось.
Это предательское сердцебиение заставило его признать, что то чувство, которое не позволило ему поцеловать ее интимнее, оказалось страхом — ледяным, неприкрытым страхом того, что если он начнет, то уже не сможет остановиться. Он уже попробовал ее вкус сегодня, и этот вкус оставался на его губах много часов. Стоит только уступить этой внезапной жажде…
Еще одна мысль пришла ему в голову, куда более страшная, чем предыдущая: что, если он не сможет… восстать? Даже в состоянии глубочайшего опьянения он не претерпевал неудач в сексе. Ни одна из тех женщин, с которыми он делил постель, не могла бы упрекнуть его в физической несостоятельности. А вот их давняя дружба с Марси могла отразиться на нем не лучшим образом.
Господи Боже, он надеялся, что этого не случится. Страх неудачи вмиг парализовал его.
Марси, наверное, почувствовала что-то неладное. Вопросительно взглянув на него, она с улыбкой скрестила руки на груди и, медленно потянув за тонкие бретельки ночной сорочки, спускала их до тех пор, пока не показалась ее осиная талия.
Груди ее были высокими, округлыми и бледными с самыми розовыми сосками, какие ему когда-либо доводилось видеть. И самыми чувственными. Потому что стоило ей спустить сорочку, как они сморщились и потемнели до еще более глубокого розового оттенка, ощутимо затвердев.
У Чейза слюнки потекли при виде такой великолепной плоти. Его фаллос напрягся под плавками, и на него нахлынуло неведомое дотоле чувство облегчения.
Сорочка соскользнула на пол. Марси грациозно переступила через нее и предстала перед ним во всей своей красе. Высокий подъем, длинные, почти по-жеребячьи худые, но красивые ноги, округлые, хотя отнюдь не пышные бедра…
Впрочем то, что притягивало его взгляд как магнитом, были рыжие колечки между бедрами. Это было возбуждающее, игривое, женственное зрелище. Он прикоснулся к ним тыльной стороной ладони.
Пружинистый, живой, соблазнительный…
В крови вдруг вспыхнуло яростное желание. Именно в этот момент он понял, что нужно торопиться. Иначе ему захочется исследовать каждый дюйм ее фарфоровой кожи, брать в рот ее соски, целовать это огненное облачко между бедрами. И он выставит себя круглым дураком перед своей старой приятельницей — Занудой Джонс.
— Ложись, Марси, — глухо прошептал он.
Он поспешно обошел комнату, задувая свечи, потому что, если он попытается при свете, может ничего не получиться, а ему отчаянно хотелось, чтобы все получилось.
Чейз сбросил с себя одежду и на ощупь, в темноте, натянул презерватив. Едва он лег с ней рядом, как она с готовностью придвинулась ближе. Она показалась ему невероятно хрупкой и нежной, когда он навалился на нее сверху и раздвинул ей ноги.
Его проникновение было таким сильным и стремительным, что он испугался, не сделал ли ей больно. Однако она не издала ни звука, только глубоко и прерывисто вздохнула, когда он начал двигаться.
«Нет, черт возьми, нет! Я не должен испытывать удовольствие».
Ему нельзя получать удовольствие. Нельзя наслаждаться. Нельзя радоваться. Надо спешить. Раз и навсегда покончить с этим, прежде чем выработается привычка. Прежде чем захочется заниматься любовью всю ночь. Прежде чем захочется заниматься любовью каждую ночь — всю оставшуюся жизнь.
Он двигался лихорадочно, как насос. Задыхаясь, повернул голову набок. И случайно прикоснулся щекой к ее торчащему соску. Слегка подавшись к нему, лизнул языком — просто для того, чтобы помочь себе побыстрее покончить со всем этим.
