class="p1">Весь мир замирает. Как в замедленной съемке вижу: Клим, подтянувшись на руках, перепрыгивает через ограждение и бегом устремляется вперёд.
— Стой здесь, — командует Савва, сжимая моё плечо. — Понятно? Я разузнаю, что там.
Не отвечаю.
Прижав руку к груди, продвигаюсь взглядом по грязевой жиже миллиметр за миллиметром, пока не натыкаюсь на чёрно-жёлтый костюм, обтягивающий тело Громова как вторая кожа.
Он не шевелится. Не произносит звука. Не дышит.
Страх сжимает сердце.
Секунда… две… три… и ещё целая вечность проходит, прежде чем я слышу стон Громова.
Глава 18
— Пропустите, я врач! — Расталкивая толпу зевак, Савва двигается вперёд, как ледокол.
Я пристроилась следом, вцепившись ледяными пальцами в его кожанку. Меня потряхивает нервная дрожь и до боли скручивает живот. Не могу просто так стоять на месте и ждать новостей. Хочу сама всё увидеть, даже если меня вывернет наизнанку.
Перед глазами так и стоят рябью чёрно-жёлтые круги от костюма Громова, в ушах его протяжный болезненный стон.
— Блин, Савва, ты стоматолог! — ною я, не в силах промолчать.
— Ну может, у него зубы выбиты, это мой профиль, — с ледяным спокойствием говорит брат.
— Дурак! — Припечатываю ладонью ему между лопаток.
Не помню, когда последний раз так нервничала и сходила с ума. Из-за неизвестности. Из-за какого-то Громова, которого толком и не знаю, а переживаю как за близкого человека, кого-то родного! Нас связывает пара случайных встреч, одна нелепая ситуация и его сон на моей кровати. Ничего примечательного.
Он точно мне не нравится. Я точно, однозначно, стопроцентно в него не влюблена. Тогда что это так болезненно ноет и скручивается под рёбрами слева? И отпускает, только когда я вижу Матвея сидящим в грязевой луже.
Живого.
Относительно целого. И так громко сквернословящего, что у меня закладывает уши, хотя я совсем не нежная фиалка.
— Блять. Отвали, — шипит Матвей, отмахиваясь от прыгающего вокруг него, как курица-наседка, Клима.
Мажор, бледный, с трясущимися руками, помогает Громову стянуть с головы шлем, у которого треснул и отвалился визор.
— Ну как так-то, Мот, — бормочет Клим. — Надо матери твоей набрать.
— Только попробуй, — цедит сквозь сжатые зубы Громов.
На его брови вновь открытая рана, и тонкая струйка крови бежит вниз по лицу, скуле и достигает подбородка. Её размывают капли дождя, делая почти незаметной.
Громов держится за левое плечо, и я только сейчас замечаю, что оно выгнуто не совсем естественно. Матвей морщится и пытается встать, но тут же плюхается обратно на задницу.
— Адово пекло! — рычит.
— Дай гляну. — Савва подходит и аккуратно, чтобы не испачкать собственные джинсы, присаживается на корточки около Матвея. — Сколько пальцев показываю?
Громов фокусирует взгляд на трех пальцах брата, а потом переводит чуть прищуренные злые глаза на его лицо.
— А ты чё за хрен?
Они обязаны подружиться. Встаю за спиной Саввы и опускаю руки ему на плечи. Громов медленно скользит взглядом по моим пальцам, рукам, поднимается выше, пока не упирается глаза в глаза.
— Ты с ним? — спрашивает Матвей, облизнув разбитые губы.
— Это мой брат, — решаю не юлить, не та ситуация. — Пусть он тебя осмотрит. Он врач.
Стоматолог.
— Брат. Единокровный? Или — как там сейчас модно? — сводный по отцу, который иногда подшпиливает свою сестрицу?
Он невыносим, я уже говорила?
Вот сейчас я уже жалею, что Громов в сознании и может нести всякую чушь, после которой мне хочется надавить пальцем на его ключицу, вызвав тем самым острый приступ боли.
Отличная была бы месть.
— Скорее всего, сотрясение и вывих плечевого пояса. Надо бы в больничку поскорее, — констатирует Савва, поднимаясь на ноги. — Скорую кто-то вызвал?
Смотрим на Клима. Зажав разбитый шлем под мышкой, он прикладывает телефон к уху и показывает жестами, что всё под контролем.
— Так как мы за чертой города, быстро никто приехать не сможет. Предложили самим добраться до ближайшей травмы. Там встретят и всё организуют, — говорит Клим спустя минуту после общения со скорой.
— Отлично. Есть чем зафиксировать ему руку? — спрашивает Савва, оборачиваясь к поредевшим зевакам. — Косынка, бинт.
Какой-то рыжий мужик, почёсывая бороду, кивает и отдает команду принести аптечку.
Никто не предлагает подвезти Громова до больницы.
Замолкают, делают вид, что заняты своими делами, и побыстрее расходятся. Ещё бы, он весь в грязи, и из-за плеча у него нет возможности переодеться. Кто хочет потом отмывать салон?
Сводя брови к переносице, наблюдаю, как два каких-то мужика поднимают Громова на ноги, после того как Савва привязал его левую руку к груди. Сам он еле стоит, колени подкашиваются. Кровь из разбитой брови так и хлещет, сейчас на бледном, покрытом грязью лице, она выглядит особенно ярко.
— Аккуратней, пацаны, — шипит Матвей, кривя лицо.
Ему больно. Капец как больно, но он как может старается не показывать этого. Натянуто улыбается, кому-то кивает, и, только встретившись с ним взглядом, я вижу в его глазах скрытую мольбу.
Он транслирует мне уйти. Не видеть его таким. Почти сломленным, уязвлённым, жалким.
Не могу сдвинуться с места.
Поджав губы, думаю.
— Пойду найду Таю и двинем. Зрелища интереснее сегодня здесь больше не будет, — говорит Савва и делает шаг вперёд, обратно в сторону трибун, где мы оставили подругу.
— Давай, Коротышка. Увидимся позднее, — нахально подмигивает Матвей, опираясь на подставленное плечо друга.
Спешит отвернуться, но я успеваю заметить, как он опять морщится от боли и устало прикрывает глаза.
Ну нет…
Смотрю на Громова и… принимаю решение.
— Он поедет с нами, — произношу громко.
— Кто? — удивляется Савва.
— Матвей.
Шагаю вперёд, останавливаюсь рядом с Матвеем. Он смотрит на меня во все глаза и недоуменно хлопает ресницами.
— Будешь мне должен, если не отправишься на тот свет.
Переплетаю наши с Громовом пальцы для пущего эффекта и перевожу взгляд на оторопелого брата. На его лице мелькает недоумение. А у меня покалывает ладони, как после длительного сна в неудобной позе.
Я держу за руку Матвея Громова. И кто тут из нас только что ударился головой?
— С ума сошла! — взвинчивается Савва. — Ты на него глянь, у него даже слюна грязная. Скорая уже едет. Без нас разберутся. Поехали, нужно Таю домой забросить.
— Беру блондиночку на себя, — выпятив грудь колесом, произносит Клим.
