— Впечатляет, — сказал старший брат, но я уловил, как он вздохнул с облегчением.
Я снова поклонился до пола.
— Мы столь длительное время откладывали дело об усыновлении, Шигеру, потому что сомневались в твоем душевном состоянии. Горе сделало тебя весьма уязвимым.
— Не стоит питать сомнения по поводу моего разума, — ответил Шигеру. — У меня нет детей, и поскольку умер Такеши, то нет и наследника. Я в долгу перед этим юношей, как и он передо мной. Его уже приняли у меня дома, где он обосновался. Я прошу лишь формального подтверждения данному положению: хочу, чтобы его признал клан Отори.
— А что думает об этом сам юноша?
— Говори, Такео, — одобрил господин Шигеру.
Я поднялся, проглотил слюну, неожиданно переполнившись глубокими чувствами. Мое сердце оробело, как у отпрянувшего от опасности коня.
— Я обязан господину Шигеру жизнью. Он мне — ничем. Честь, которую он дарует мне, слишком велика, но если на то его и ваша воля, я приму ее всей душой. Я буду верно служить клану Отори всю жизнь.
— Пусть тому и быть, — сказал господин Шойки.
— Бумаги готовы, — добавил господин Масахиро. — Мы подпишем их прямо сейчас.
— Мои дяди очень добры и великодушны, — сказал Шигеру. — Благодарю вас.
— Есть еще один вопрос, Шигеру, и мы очень надеемся на твое понимание.
Я снова пал на пол. Сердце рвалось из груди. Я хотел предостеречь его, но, конечно же, не мог сказать ни слова.
— Ты, безусловно, осведомлен о наших переговорах с кланом Тоган. Мы предпочитаем союз войне. Твое мнение по этому поводу нам известно. Юности свойственна опрометчивость суждений…
— В тридцать лет я вряд ли могу считаться юным, — спокойно заявил Шигеру, словно констатируя неоспоримый факт. — Я не жажду войны ради самой войны. И возражаю я не против союза. Мне не нравится переменчивый нрав и поведение людей Тогана.
Братья ничего на это не ответили, но словно холодный ветерок пролетел по залу. Шигеру молчал. Он четко обозначил свою позицию, более четко, чем то могло понравиться его дядям. Господин Шойки дал знак управляющему, тот тихо хлопнул в ладоши, и тут же появились служанки с чаем. Они вели себя так, будто хотели стать невидимыми. Трое господ Отори стали пить чай. Мне не предложили разделить с ними чаепитие.
— Что ж, переговоры о союзничестве будут продолжаться, — наконец сказал господин Шойки. — Господин Йода предложил скрепить его браком между кланами. У его ближайшего союзника, господина Ногучи, есть подопечная. Ее имя — госпожа Ширакава Каэдэ.
Шигеру восхищался чашкой, крутя ее в руке. Он аккуратно поставил ее на циновку перед собой и замер.
— Мы желаем, чтобы госпожа Ширакава стала твоей женой, — сказал господин Масахиро.
— Прости меня, дядя, но я не хочу вновь жениться. Я и не помышляю о браке.
— К счастью, у тебя есть родственники, которые подумали об этом за тебя. На браке настаивает господин Йода. От твоего решения фактически зависит судьба союза.
Господин Шигеру поклонился. Наступило длительное молчание. Я слышал, как издалека приближаются шаги, медленная размеренная поступь двух людей, один из которых что-то нес. За нами открылась дверь, и вошел человек, тотчас упавший на колени. За ним последовал слуга с лакированным письменным столиком, с чернилами, кисточкой и алым сургучом для печати.
— А, бумаги об усыновлении! — радушно сказал господин Шойки. — Поднесите их нам.
Секретарь на коленях подобрался ближе и поставил стол перед господами. Затем зачел соглашение вслух. Несмотря на витиеватый слог, суть была ясна: мне предоставлялось право носить имя Отори со всеми соответствующими привилегиями. Если в последующем браке Шигеру будут рождены дети, то мое положение приравняют к их, но не сверх того. Со своей стороны, я соглашался вести себя, как подобает сыну господина Шигеру, принять его власть над собой и поклясться в верности клану Отори. Если он умрет, не оставив иного законного наследника, то все его имущество перейдет ко мне.
Господа взяли печати.
— Свадьба состоится в девятом месяце, — сказал Масахиро, — когда закончится Фестиваль Мертвых. Господин Йода желает отпраздновать ее в Инуяме. Ногучи отправляют госпожу Ширакаву в Цувано. Ты встретишь ее там и сопроводишь до столицы.
Печати зависли в воздухе, словно остановленные сверхъестественной силой. Оставалось время заговорить, отказаться от усыновления на таких условиях, предупредить господина Шигеру о расставленном ему капкане. Но я промолчал. Происходившие события были неподвластны простому человеку — мы оказались в руках судьбы.
— Ставить ли нам печать, Шигеру? — спросил Масахиро с безмерной вежливостью.
Господин Шигеру не задумался ни на мгновение.
— Да, — сказал он. — Я согласен на брак и весьма рад угодить вам.
Таким образом печати были поставлены, я стал членом клана Отори и приемным сыном господина Шигеру. Но мы знали, что засохший сургуч на бумагах об усыновлении предрешил его судьбу.
Ветер быстро разносит новости, и когда мы вернулись домой, все было подготовлено для празднования. У нас с господином Шигеру были причины, чтобы не ликовать от всей души, но он, казалось, отбросил дурные предчувствия, связанные с браком, и искренне радовался. Как и весь дом. Я осознал, что за месяцы, проведенные здесь, я действительно стал своим. Меня обнимали, гладили по голове, суетились вокруг, накладывали горы красного риса, наливали на удачу специальный чай, приготовленный из засоленных слив и морских водорослей. Все это продолжалось, пока мое лицо не онемело от улыбки и не полились слезы радости, слезы, которые я сдерживал даже в горе.
Моя любовь и преданность господину Шигеру стали еще сильнее. Вероломство его дядюшек привело меня в ярость, а заговор, зреющий против него, — в ужас. А еще из головы не выходил однорукий. Весь вечер Кенжи не сводил с меня глаз: ждал рассказа о том, что я разузнал. Мне тоже не терпелось сообщить обо всем ему и Шигеру. Когда постлали кровати и слуги удалились, было уже за полночь, и мне не хотелось омрачать праздник дурными вестями. Я лег бы спать, никого не потревожив, но Кенжи, единственный абсолютно трезвый человек в доме, остановил мою руку, протянувшуюся к лампе:
— Сначала ты должен рассказать нам, что увидел и услышал.
— Дождемся утра, — ответил я и увидел, как сгущается темнота во взгляде Шигеру.
К сердцу подкатила непреодолимая грусть, полностью отрезвившая меня.
— Полагаю, мы должны узнать худшее, — сказал он.
— Отчего отпрянул конь? — спросил Кенжи.
— Оттого что я сильно нервничал. Когда мы развернулись, я увидел однорукого человека.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
