— Госпожа Ширакава не может появиться перед мужем такой же коричневой, как я, — хихикнула служанка.
Они передвигались до полудня, остановились на пару часов в гостинице и до вечера прошли еще несколько миль. К тому времени голова Каэдэ кружилась от увиденного: бриллиантовая зелень рисовых полей, гладких и пышных, будто мех животного;
белые, искрящиеся брызгами реки, стремительно несущиеся вдоль дороги; представшие перед ними горы, хребет за хребтом, одетые в богатый летний ковер, вытканный малиновыми дикими азалиями. А люди на дороге, всех мастей и видов: воины в броне, с мечами на боевых конях, фермеры, несущие разные незнакомые ей предметы, тележки, запряженные волами, вьючные лошади, попрошайки и коробейники.
Девушке не следовало пялиться на них, а они должны были кланяться до земли при виде процессии, но Каэдэ украдкой бросала взгляды по сторонам.
Процессию сопровождали вассалы госпожи Маруямы, главный из которых, по имени Сугита, обходился с госпожой с отцовской непринужденностью. Каэдэ решила, что он ей нравится.
— В твоем возрасте я тоже любила ходить пешком, — сказала госпожа Маруяма за ужином. — Мне это до сих пор нравится, но, по правде говоря, я боюсь солнца.
Она смотрела на упругую кожу Каэдэ. Маруяма была добра к ней весь день, но девушка не могла забыть первое впечатление, которое убедило ее в дурном расположении госпожи, словно она чем-то успела провиниться перед ней.
— Вы ездите верхом? — спросила Каэдэ, всегда завидовавшая мужчинам на лошадях, которые казались столь могущественными и свободными.
— Иногда езжу, — ответила госпожа Маруяма. — Однако, путешествуя по землям Тогана, я чувствую себя бедной беззащитной женщиной, и предпочитаю паланкин.
Каэдэ удивленно посмотрела на нее.
— Госпожа Маруяма считается сильной женщиной, — пробормотала она.
— Я должна скрывать свою силу от мужчин, иначе они, не колеблясь, уничтожат меня.
— Я не садилась на лошадь с детства, — призналась Каэдэ.
— Но ведь всех дочерей воинов обучают ездить верхом! — воскликнула госпожа Маруяма. — Ногучи не делали этого?
— Они ничему меня не учили, — с горечью сказала Каэдэ.
— Ни владеть мечом и ножом? Ни стрелять из Лука?
— Я и не знала, что женщин обучают таким вещам.
— В Западном Крае это так.
Последовало короткое молчание. Проголодавшаяся Каэдэ взяла еще риса.
— Ногучи хорошо обращались с тобой? — спросила госпожа.
— Поначалу нет, отнюдь нет. — Каэдэ колебалась между обычным острожным ответом и желанием довериться женщине, принадлежавшей к тому же сословию, с ней-то она могла разговаривать на равных. Они были одни в комнате, если не считать Шизуки и служанки госпожи Маруямы, Саши. Обе они сидели так тихо, что Каэдэ едва замечала их присутствие. — После несчастного случая со стражником меня поселили в резиденции.
— А до этого?
— Я жила в замке с прислугой.
— Какой ужас, — проговорила госпожа Маруяма, и в ее голосе звучало негодование. — Как Ногучи посмели? Ты же Ширакава… — Глядя в пол, она добавила: — Я переживаю за собственную дочь, которая находится заложницей у господина Йоды.
— Когда я была ребенком, мне жилось не так уж и плохо, — сказала Каэдэ. — Слуги жалели меня. А потом наступила та весна, когда я была уже не девочкой, но еще и не женщиной, никто не мог защитить меня. Пока не умер мужчина…
К удивлению самой Каэдэ, ее голос задрожал. От неожиданного наплыва чувств глаза наполнились слезами. Нахлынули воспоминания: руки мужлана, твердая, прижимающаяся к ней плоть, нож, кровь, смерть прямо на глазах.
— Простите меня, — прошептала она. Госпожа Маруяма села рядом и взяла руку Каэдэ.
— Бедняжка, — пробормотала она, гладя пальцы девушки. — Все бедные дети, бедные дочери. Если бы я могла освободить вас всех.
Каэдэ так хотелось выплакаться, но она взяла себя в руки.
— После того случая они поселили меня в резиденции. Мне дали служанку, сначала Юнко, затем Шизуку. Там жилось намного лучше. Меня должны были выдать за старика. Он умер, и я сильно радовалась. Но затем люди стали говорить, что знаться со мной, вожделеть меня — значит приближать смерть.
Она услышала, как всхлипнула госпожа, и обе замолчали.
— Я не хочу быть причиной смерти какого бы то ни было мужчины, — тихо сказала Каэдэ. — Я боюсь замужества. Не хочу, чтобы господин Отори погиб из-за меня.
Повисла тишина.
— Ты не должна говорить такие вещи, даже думать о них забудь, — наконец сказала госпожа Маруяма. — Я очень устала сегодня, — продолжила она. — Прости, что больше не могу разговаривать с тобой. Нам еще предстоят долгие дни пути.
Она позвала Саши. Служанка убрала подносы и постелила постель.
— Чем я обидела ее? — прошептала Каэдэ. — Я ее не понимаю: то она добрая, то уставится на меня, словно на отраву.
— Ты все выдумываешь, — тихо сказал Шизука. — Госпожа Маруяма очень любит тебя. К тому же, если не считать дочь, ты ее ближайшая родственница женского пола.
— Да? — удивилась Каэдэ, и, внемля уверенному кивку Шизуки, спросила: — Это имеет большое значение?
— Если с ними обеими что-нибудь случиться, то Маруяму унаследуешь ты. Тебе об этом никто не говорил, потому что клан Тоган хочет завладеть доменом. Потому Йода и настоял, чтобы тебя взяли заложницей Ногучи.
Каэдэ молчала, и Шизука продолжила:
— Моя госпожа намного важней, чем думает!
— Не дразни меня! Я чувствую себя потерянной в этом мире! Такое ощущение, что мне вообще ничего не известно!
Каэдэ приготовилась ко сну, но голова шла кругом. Она слышала, как ворочается в постели госпожа Маруяма, а утром увидела ее уставшее, осунувшееся лицо. Однако она разговаривала с Каэдэ по-доброму и, когда они отправились в путь, распорядилась, чтобы девушке выдали спокойную коричневую лошадку. Сугита поднял Каэдэ в седло и поручил одному из вассалов идти рядом. Девушка вспомнила пони, на которых каталась ребенком, и к ней стала возвращаться сноровка. Шизука не позволила ей ехать весь день, сославшись на то, что будут болеть мышцы и она сильно устанет.
Каэдэ понравилось сидеть верхом на лошади, и она не могла дождаться, когда взберется на нее вновь. Ритм поступи животного немного успокоил девушку, и она вернулась к раздумьям. Каэдэ ужасало собственное невежество и незнание мира, в который она вступала. Она была пешкой на доске великой игры, которую вели полководцы, но безропотно подчиняться — не в ее характере: ей хотелось разобраться в происходящем и принимать решения самостоятельно.
Произошло два события, которые еще больше взволновали девушку. Однажды после обеда они неожиданно остановились на отдых. На перекрестке к ним присоединилась малочисленная группа всадников, прибывших с юго-запада словно по предварительной договоренности. Шизука, как обычно, побежала поприветствовать их, переполненная желанием узнать, откуда они и что нового могут рассказать. Каэдэ лениво наблюдала, как она разговаривает с одним из мужчин. Тот низко наклонился с седла, чтобы передать ей что-то, Шизука кивнула и ударила коня по боку. Тот прыгнул вперед. Послышался гогот мужчин, за ним визгливый смех Шизуки. В тот миг Каэдэ увидела в своей служанке что-то особенное — страстность, которая озадачила ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
