- Все во славу Господа, - пробормотал Джакомо, - и чтобы прославить вас, ваше святейшество.
- И ради твоей собственной славы, сын мой, - отозвался Папа, сделав неясный жест благословения в сторону двух помощников. - А ты тоже художник, сын мой? - спросил он Томаса.
- Я солдат, ваше святейшество, - ответил тот.
- Откуда?
- Из Нормандии, ваше святейшество.
- А! - Иннокентий казался довольным. - У тебя есть имя, сын мой?
- Гийом д'Эвек, ваше святейшество.
Один из кардиналов, чья красная ряса плотно обтягивала живот обжоры, быстро отвлекся от рассматривания потолка и бросил такой взгляд, как будто собирался возразить.
Потом он закрыл рот, но продолжал глазеть на Томаса.
- А скажи мне, сын мой, - Иннокентий не заметил реакцию кардинала, - поклялся ли ты в верности англичанам?
- Нет, ваше святейшество.
- А многие норманны это сделали! Но я не должен тебе этого говорить. Я оплакиваю Францию! Слишком многие умерли, и настало время для мира под христианским небом.
Благословляю тебя, Гийом, - он протянул руку, и Томас встал, подошел к нему, снова встал на колени и поцеловал кольцо рыбака, которое Папа носил поверх вышитой перчатки. - Благословляю тебя, - сказал Иннокентий, возлагая руку на обнаженную голову Томаса, - и молюсь за тебя.
- А я буду молиться за вас, ваше святейшество, - сказал Томас, задумавшись о том, не был ли он первым в мире отлученным от церкви человеком, получившим благословение от Папы. - Я буду молиться за ваше долголетие, - он прибавил вежливую фразу.
Рука на его голове задрожала.
- Я старый человек, сын мой, - сказал Папа, и мой врач говорит, что я проживу еще долго. Но врачи лгут, не правда ли?
Он хихикнул.
- Отец Марчан говорит, что его каладрий может сказать, ждет ли меня долгая жизнь, но я скорее поверю своим лживым врачам.
У Томаса перехватило дыхание и внезапно он почувствовал биение своего сердца. Казалось, комната наполнилась холодом, потом дрожь папской руки вернула Томасу дыхание.
- Каладрий, ваше святейшество? - спросил он.
- Птица, которая предсказывает будущее, - ответил Папа, убирая руку с головы Томаса. - Настанет век чудес, когда птицы станут пророками! Разве не так, отец Маршан?
Высокий священник поклонился Папе.
- Ваше святейшество и так творит чудеса.
- О нет! Чудо заключено здесь! В этих фресках! Они превосходны. Поздравляю тебя, сын мой, - обратился Папа к Джакомо.
Томас украдкой бросил взгляд на отца Маршана и увидел худощавого человека со смуглым лицом и глазами, которые, казалось, сверкают, зелеными глазами, наполненными силой и устрашающими, которые внезапно остановились на Томасе, он опустил взгляд, уставившись на туфли Папы с вышитыми на них ключами Святого Петра.
Папа благословил Джакомо, а потом, удовлетворенный тем, как продвигается работа над фресками, похромал к выходу. Свита последовала за ним, вся, кроме жирного кардинала и зеленоглазого священника, которые остались.
Томас был уже готов встать, но кардинал положил тяжелую руку ему на голову и заставил снова опуститься.
- Назови свое имя еще раз, - потребовал он.
- Гийом д'Эвек, ваше преосвященство.
- А я кардинал Бессьер, - сказал человек в красной сутане, держа руку на голове Томаса. - Кардинал Бессьер, архиепископ Ливорно, папский легат при короле Франции Иоанне, которого Господь благословил превыше всех земных монархов, - он помедлил, со всей очевидностью желая, чтобы Томас повторил его последние слова.
- Благослови Господь его величество, - с готовностью отозвался Томас.
- Я слышал, что Гийом д'Эвек умер, - произнес кардинал угрожающим тоном.
- Это был мой кузен, ваше преосвященство.
- Как он умер?
- Чума, - расплывчато произнес Томас. Сир Гийом д'Эвек был его врагом, потом стал другом и умер от чумы, но до этого сражался вместе с Томасом.
- Он дрался за англичан, - сказал кардинал.
- Я тоже об этом слышал, ваше преосвященство, и это позор нашей семьи. Но я почти не знал своего кузена.
Кардинал убрал руку, и Томас встал. Священник с зелеными глазами рассматривал поблекшую роспись на дальней стене.
- Это ты нарисовал? - поинтересовался он у Джакомо.
- Нет, отец, - ответил тот, - это очень старая роспись, и очень плохая, возможно, ее здесь намалевал какой-то француз или бургундец? Его святейшество желает, чтобы я ее заменил.
- Уверен, ты так и сделаешь.
Тон священника привлек внимание кардинала, который теперь тоже уставился на старую роспись. Он посмотрел на Томаса, нахмурившись, как будто сомневаясь в его словах, но созерцание росписи его отвлекло.
Поблекшая картина изображала Святого Петра, легко узнаваемого, потому что в одной руке он держал два золотых ключа, а другой протягивал меч в сторону коленопреклоненного монаха.
Оба находились на заснеженном поле, хотя кусок поверхности вокруг коленопреклоненного человека был расчищен от снега. Монах тянулся к мечу, а за ним наблюдал еще один, нерешительно выглядывая из-за приоткрытого ставня небольшого покрытого снегом дома.
Кардинал изучал картину довольно долго и поначалу выглядел удивленным, но потом содрогнулся от гнева.
- Кто этот монах? - спросил он у Джакомо.
- Я не знаю, ваше преосвященство, - ответил итальянец.
Кардинал вопросительно взглянул на зеленоглазого священника, который в ответ лишь пожал плечами. Кардинал разъярился.
- Почему ты до сих пор это не закрасил?
- Потому что его святейшество приказал сначала расписать потолок, а потом стены, ваше преосвященство.
- Тогда закрась это сейчас! - прорычал кардинал. - Закрась это до того, как закончишь с потолком, - он бросил взгляд на Томаса. - Почему ты здесь? - потребовал он ответа.
- Чтобы получить благословение Папы, ваше преосвященство.
Кардинал Бессьер нахмурился. Ему внушало подозрение то имя, которым назвался Томас, но существование старой росписи, казалось,беспокоило его даже больше.
- Просто закрась это! - снова приказал он Джакомо, а потом опять посмотрел на Томаса. - Где ты остановился? - спросил он.
- У церкви Сен-Бенезе, ваше преосвященство, - солгал Томас. На самом деле он оставил Женевьеву, Хью и несколько своих людей в таверне около большого моста, очень далеко от церкви Сен-Бенезе.
Он солгал, потому что внезапный интерес кардинала Бессьера к Гийому д'Эвеку было совсем не тем, чего он мог пожелать. Томас убил брата кардинала, и если бы Бессьер узнал, кто Томас на самом деле, то на большой площади у папского дворца зажглись бы костры для еретиков.
- Я интересуюсь состоянием дел в Нормандии, - сказал кардинал. - Я пошлю за тобой после литургии. Отец Маршан тебя заберет.
- Заберу, - священник произнес это слово так, что оно прозвучало как угроза.
- Большая честь - помогать вашему преосвященству, - сказал Томас, склонив голову.
- Избавься от этого рисунка, - велел кардинал Джакомо, а потом повел своего зеленоглазого компаньона прочь из комнаты.
Итальянец, все еще стоя на коленях, сделал глубокий вдох.
- Ты ему не понравился.
- А ему кто-нибудь нравится? - спросил Томас.
Джакомо встал и закричал на своих помощников.
- Штукатурка застынет, если они не будут ее мешать, - объяснил он свой гнев Томасу. - У них каша вместо мозгов. Они миланцы, ага.
А это значит, что они идиоты. А кардинал Бессьер не идиот, он может стать опасным врагом, мой друг, - Джакомо этого не знал, но кардинал уже являлся врагом Томаса, хотя, к счастью, Бессьер никогда с ним не встречался и не имел представления, что англичанин находится в Авиньоне.
Джакомо подошел к столу, на котором стояли в маленьких горшках его краски.
- И кардинал Бессьер, - продолжал он, - надеется, что станет следующим Папой. Иннокентий слаб, а Бессьер нет. Скоро мы можем получить нового Папу.
- Почему ему не понравился этот рисунок? - спросил Томас, указывая на стену.
- Может быть, у него хороший вкус? Или, может, потому что он выглядит так, как будто его рисовала собака засунутой в задницу кистью?
Томас поглядел на старую роспись. Кардинал хотел знать, что за история на ней рассказана, но ни Джакомо, ни зеленоглазый священник ему не ответили, а он явно хотел, чтобы рисунок исчез, чтобы никто не смог найти ответа.
А рисунок действительно рассказывал историю. Святой Петр протягивал меч монаху в снегах, и у монаха должно было быть имя, но кем он был?
- Ты и правда не знаешь, что означает этот рисунок? - спросил Томас Джакомо.
- Легенду? - беспечно предположил итальянец.
- Но какую легенду?
- У Святого Петра был меч, - сказал Джакомо, - думаю, что он передает его церкви. Ему следовало бы отрубить им руку художника и спасти нас от лицезрения его ужасной мазни.
