Он огляделся: все вокруг так и дышало мрачным уныньем — в темно-сером, и все больше темнеющем снежном мареве было видно не далее чем шагов на сорок.
— Нет — так думать, значит — отчаяться. Повалиться в снег, значит потерять всякую надежду, признать себя побежденным, и уже знать, что никакого спасения не будет. Нет-нет, Гвар — сейчас мы пойдем дальше, только вот отдышусь немного. Ты, пес, слушай — когда я упаду, а это скоро произойдет — то чувствую я — ты оставь меня: оставь, оставь — потому что мне все одно — считанные дни жить осталось. А сам — как бы тяжело тебе не было — неси Вэллиата — неси, пока силы у тебя будут… Кто знает — может и вырвешься… А там… Ну да ладно — довольно: все одно — сил от этого стояния не наберешься. Вперед.
Однако, Гэллиос смог пройти еще только шага три, а там повалился на колени, и, едва-едва еще удерживаясь в таком положении, прошептал:
— Иди же…
Нет — Гвар и не намеривался его оставлять. Он аккуратно сложил со спины Альфонсо стал разрывать лапами снег, намериваясь вырыть пещерку, которая бы уходила под углом против несущейся метели. Выходило это далеко не так быстро как хотелось бы, так как на некотором расстоянии от поверхность снег становился жестким, сжатым — Гвар тяжело дышал, отбрасывал то, что откопал, тут же вновь принимался за работу. Несколько раз он подбегал к Вэллиату, слизывал с его лица накопившийся снег — Гэллиос был еще достаточно силен, чтобы стряхнуть снег самостоятельно.
Но вот старец проговорил:
— Нет — Оно не даст нам укрыться. Видишь, дружище, теперь направление ветра меняется как раз так, чтобы засыпать твою пещерку. Мы можем забраться туда, построить перегородку, но — сверху наметит еще несколько метров снежного пласта, так что, в конце концов — он, все равно обрушиться, раздавит нас под собою… Но спасибо, спасибо тебе. Ты, так старался, друг… А теперь — все-таки попытайся вынести его…
Гвар подбежал к нему, и смотрел теперь жалобно, с тоскою.
— Прав был Вэллиат, и у псов могут быть глаза очень выразительные. Ты сейчас с таким пониманием смотришь, с каким некоторые загрубевшие люди и не взглянут никогда… А теперь: все-таки иди…
И еще неведомо чем закончилась эта сцена, но тут в окружающем их ненастье произошли перемены гораздо более значимые, нежели перемена ветра. Снежные стены раздвинулись, и в образовавшемся проеме появилась стремительно несущаяся к ним по воздуху черная фигура — за его спиною, словно крылья широченного плаща клубилось темное, составленное из многочисленных переплетенных ликов, и частей тел снежное крошево.
Темной фигурой был Вэлломир, и вот он врезался в снег — сразу же и замер в нем, подобный черному изваянию, а вокруг воздух освободился от снега, и закружился водоворот из этих стонущих, молящих о спасении ликов.
Вэлломиру никто не объяснил, почему он был принесен именно сюда, но он тут же вообразил, что именно в этом, мол, и была его воля — тут же и причину придумал; проговорил голосом величественным, громким:
— Мне, как то было ясно с самого начала была дана власть. Я достоин много большего, но временно довольствуюсь и этим. Конечно, в Моей власти помочь вам, и при этом не беру в расчет старика, так как он ничего не стоит, и только из величайшей милости, как ничтожному Я согласен ему помочь. Но пусть поклянется это жалкое Мое обожженное подобие — пусть поклянется, что впредь будет исполнять все Мои желания беспрекословно, и только тогда, и только потому, что сегодня такой счастливый день, Я соглашусь помочь ему. Итак — что же ответит он Нам?..
Он еще стоял, подобный черному идолу, но, обнаружив, что Вэллиат ничего не отвечает, подошел к нему — склонятся не стал, однако — не сильно пихнул ногою, и повторил сказанное — тогда Вэллиат зашевелился, приоткрыл мутные глаза, пробормотал:
— Кто здесь?… Как темно!.. Да как же, все-таки, темно вокруг!.. Эй… Я замерзаю, никого нет… спасите меня от смерти… Кто бы вы ни были: об одном молю у вас — спасите вы меня от смерти! А-а!.. Страшно — темно — я растворяюсь в этом мраке!.. Кто я?! Где я?! Что со мною?!.. Никого нет вокруг — холод, все темно-серое, я падаю куда-то: ничего-ничего не видно!.. Все темнее! Жить! Я все исполню — только бы жить!.. Я не хочу уходить в мрак! Смерть так страшна! А-а!.. О жизни молю! А-а!!!..
— Значит, подчиняешься. — проговорил Вэлломир, и видно было, что он рад таким исходом. — Теперь — пойдешь со мною; теперь — станешь исполнять каждый мой приказ!
— Пойти с тобою?! — выкрикнул водя темными глазами, и, все еще ничего не видя, Вэллиат. — Идти с кем то?! Значит жить! Да, да — возьми меня с собою! О том молю — только возьми… Кто бы ты ни был — главное: вырваться от смерти!..
— Помни — ты многим обязан Моему величию. — спокойно проговорил Вэлломир (в душе же он очень радовался).
* * *
Вэллас еще несколько раз делал попытки вскочить, однако — все они оканчивались только тем, что из грязи, составляющей его новую плоть, вырывались все новые смрадные гейзеры, и некоторые достигали мрачного, неустанно сыплющего мокрым снегом неба. Однако — разбить облачного покроя эти гейзеры никак не могли. Только они достигали нижней части туч, как опадали обратно, в грязь, на головы посиневших мертвецов, в которых он видел искаженные свои отраженья. Они все хохотали, все прыгали, издавали всякие неприличные звуки, и орали сотнями, тысячами, неисчислимым множеством голосов:
— Так что же ты не радуешься Вэллас? Быть может, тебе Маргарита нужна?! Будет тебе Маргарита!..
И тут тучи расступились, и пала из них, прямо в лапы этих его подобий, этих вылезших из него «бесов» Маргарита. Она закричала от ужаса, стала звать сначала своего отца, затем его — а хохочущие мертвецы стали таскать ее из стороны в сторону, стали кружить в некоем стремительном, безумном танце — они хохотали ей в лицо, они кидали ее от одно к другому — и вся она была уже в грязи, сначала то все кричала, но потом уже перестала — только плакала.
— Что же ты не кричишь?! — вопили бесы. — Кричи, смейся вместе с нами!..
Вначале Вэллас хотел освободить ее, однако — вновь лишь смрадные фонтаны вырвались из него. Он наблюдал за происходящим, и через некоторое время оно перестало его возмущать и смотрел он со все возрастающим интересом, с азартом даже — так то ему интересно было, что дальше сотворят эти его подобия. Конечно — они почувствовали настроение Вэлласа, и они стали тискать ее еще сильнее, пихали ее, погружали в грязь, и все вопили с хохотом:
— Что же ты не кричишь?! Кричи и смейся с нами — это же так весело!..
— Пожалуйста, оставьте! — взмолилась она — и эта мольба привела Вэлласа-грязь в восторг.
С этим восторгом грязевая плоть зашевелилась, и появились новые сонмы бесов — эти были еще более страшными нежели их предшественники, хохот их был таким резким, словно это пила терзалась о некую железку. Один из них схватил рыдающую, близкую к обмороку Маргариту за руку, и, стремительно вокруг нее запрыгав, возопил:
— Я же твой, Вэллас! Или не признала?! Ну — взгляни повнимательней! Что — признала?! Ха-ха! Ну — не бойся. Ведь — это я ради тебя так покалечился! Целуй же меня! Целуй! Ха-ха-ха!..
Девушка вдруг замерла, стала в него вглядываться, вот вскрикнула:
— Признала! Признала! — завопил восторженно этот шут. — Ну же — ради любви нашей! Хоть и не такой я красавчик, а поцелуй! Один поцелуй — и все прежнее вернется!
И видно было, что все это причиняет девушке страданье — видно было, что она борется с собою, чтобы тут же не повалиться в обморок, но Вэллас испытывал наслаждение — он жаждал смеяться над этим, и вот начал — Маргарита, решивши, что бес говорит правду, все побелевшая поцеловала облезшего мертвеца, а уж тот постарался поскорее обхватить ее и уже не выпускал, впивался в нее все глубже. Из плоти Вэлласа вырывались все новые его подобия — их было уже великое множество, но и он расширялся. Они хохотали, а некоторые выкрикивали:
— Видишь теперь, как хорошо мы с тобою уживемся! Ты уж нас не гони, дорогой папаши! Мы же плоть от твоей плоти! Что ты без нас будешь делать?! Да мы всегда в тебе, ты сам порождаешь все новых! Это же твой мир, вот и создавай его! Быть может, мало тебе Маргарит?! Больше веселья хочешь — ну так сейчас на всех хватит!..
И вот тучи стали выплевывать вместо снежинок фигурки Маргарит — их было столь же много, как и бесов, и каждый то из бесов подхватывал одну из них — начинал терзать как-то по своему — и все звуки слились в единую и плотную оруще-хохочуще-молящую стену, и все в этой стене перемежалось, и все вихрилось безумными образами — некоторые из фигур уходили в его плоть, и тут же с воем вырывались на грязевых гейзерах… много, много чего там было; и постепенно Вэллас перестал сопротивляться — и придумывал все новые и новые забавы, которые забавами на самом то деле и не были…
Бесы хохотали все громче — подзадоривали его этим хохотом: «Молодец! Молодец! Нас становится все больше! Добавим еще Маргарит!» — и вновь небеса стали выплескивать девичьи фигурки, и вновь, их улавливали — а грязевая плоть все разрасталась…
