Мы заходим в небольшое помещение. В центре стоит длинный стол, заваленный бумагами. В углу две тумбочки, на которых находятся рация, чайник и кружки, ложки. Нечто вроде кают-компании.
— Можно чаю?
Носатый ученый дергается, но идет в угол включать чайник. С ним пришел благообразный бородач, с его портрета можно писать академиков. Абрамов тяжело садиться за стол и ждет меня.
— Начнем с этого, — я киваю в сторону полкана, который уже даже не мычит, а ждет разрешения своей участи. — По протоколу я могу его хоть сейчас пристрелить, — лётчик после моих слов начинается дергаться.
Генерал-лейтенант горестно вдыхает:
— Евдокимов, ты еще откуда на нашу голову взялся?
— Этот товарищ встретил нас в Норильске и по прибытии сразу увел в другую палатку. Вел разговор о том, что мы должны срочно выходить. Показался подозрительным и было принято решение его обезоружить.
Абрамов с интересом смотрит на меня:
— И правильно принято, Студент. Так вас называть?
— В узком кругу, товарищ генерал-лейтенант.
— Может, вынете кляп, капитан?
Полковник сначала прокашлялся, а потом попросил воды. Как раз подоспел чай, и я с удовольствием принял кружку ароматного напитка. А они здесь явно используют не грузинскую заварку. Да и сахара не жалели.
— Евдокимов, ты дурак?
— Надо было во что бы то ни стало спасти Смирнова! Он великий космонавт. Вам вечно плевать на настоящих героев.
Абрамов покачал головой:
— Дурак и не лечишься. Ты понимаешь, что мало того, что совершил воинское преступление, так еще незаконно вмешался в ход важнейшей операции в истории человечества.
Полковник начал затравленно озираться, а Мазур, прищурив глаза, уставился на меня.
— Думаю, что его можно увести.
— Поймите, Студент, — Абрамов выглядел сумрачно, — вы сами вряд ли сможете вести операцию такого уровня.
— Ваш я уже увидел.
— Эх. Ну кто знал, что этот придурок найдет брешь в системе безопасности. О вас ему сообщили его старые знакомые по ВВС. Он боевой заслуженный лётчик.
— Товарищ генерал, — вмешался Мазур, — а что он намеревался с помощью нас осуществить?
— Его старый друг, летчик-космонавт, тоже генерал, Смирнов, — Абрамов был честен с нами, — был здесь моим заместителем. И некоторое время назад он без разрешения взял вездеход и добровольцев, и пошел к Сфере.
— Что с ним случилось?
— А мы точно так и не знаем, — пожал плечами генерал. — До точки он не дошел, вездеход стоит около берега не шелохнувшись. По идее его должно было за это время снести течением.
В наш разговор вмешался отмалчивающийся доселе Гаспарян.
— Ваш космонавт во временном континууме. Время для него попросту замерло.
— А я считаю, что они уже погибли от старости. Течение времени для живого ускорилось.
«Академик» был также категоричен и смотрел на оппонента с раздражением.
— Тогда почему вездеход не сносит, Вежливцев? Два паводка прошло!
— Да он попросту застрял!
— Хватит спорить! — стукнул ладонью по столу Абрамов. — Вопрос в том — можно ли идти к «Сфере» завтра, как мы и планировали?
«Академик» меланхолично заметил:
— Только что случился неожиданный выброс. Мы еще не разобрались с его параметрами.
— Черт дери! Через три дня погода испортится, ожидается шторм. Возможно, со снегом.
Я озадаченно повернулся к Гаспаряну:
— Частенько у вас происходят выбросы такой мощности?
Ученый посмотрел на меня поверх очков:
— Такого давно не помним.
— Понятно, это, значит, из-за меня!
Гаспарян некоторое время смотрел сквозь меня, а потом разразился неизвестной мне бранью. Видимо, на армянском. Вежливцев, наоборот, заулыбался:
— А я говорил, что параметры нестандартные!
— Стоп, товарищи ученые! Если учесть данный фактор, то когда станет возможен выход?
Ученые переглянулись:
— В лучшем случае послезавтра.
— Тогда готовимся на это число. Свободны.
— Да пойми ты, у нас же четко разработанный график. Вы, в случае чего обратно можете и не вернуться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Абрамов порол горячку. План у него! А ничего, что я ставлю на кон собственную жизнь!
— Товарищ генерал, действуем отныне по моему плану.
Командующий набычился.
— Вы хорошо подумали? Это же какая ответственность!
— Абрамов, не вам говорить об ответственности. Да и никто не мешает командовать вам людьми. Но окончательное решение за мной.
— А если я сейчас позвоню в Москву?
— Ничего не изменится. Думаете, мне зря дали красный код?
Генерал-лейтенант еще некоторое время сверлил меня взглядом. Затем как-то разом скис, плечи опустились, глаза потухли:
— Ну тогда тебе и карты в руки.
После того как генерал ушел, Мазур некоторое время сверлил меня взглядом, а затем задал самый важный вопрос:
— Ничего парням пояснить не хочешь?
— Пока не могу, каптри. Считаешь, что кто-то откажется? Я винить его не буду. Скорее всего это дорога в один конец.
— Нам не привыкать. Дело-то хоть того стоит?
— Без базара!
Глава 27
Тропой Харона
Смотреть на красоты окружающей нас великолепной природы было совершенно недосуг. Именно это ёмкое слово определяло наше общее состояние нервозного отношения к окружающему нас миру. Но даже в так в смурное утро красота Путорана величественно проглядывала то тут, то там, впечатляя и погружая в странные мысли. Меня же с самого подъема бил жуткий мандраж. Потому, заметив это состояние, окончательной подготовкой и посадкой занялся Мазур.
Еще вчера я получил в свое распоряжение АКС и три магазина патронов. Хотя вряд ли из него придется стрелять, но и с голой жопой все равно идти было сыкотно. Вдобавок весь вчерашний день пришлось выслушивать нытье Абрамова, что мы все делаем неправильно, плюс бесконечные и бестолковые споры ученых. Как ни странно, но в суть великого проекта Проф их все-таки не посвятил. Ну, значит, на это были некие резоны.
До последнего остающиеся в лагере пытались из меня выудить хоть какие-то крохи информации. Вместо этого я потребовал себе все, что есть у них. Затем долго пытал генерал-лейтенанта и глав научных отделов, задав им массу странных вопросов. Если ученые громко возмущались, то гэбист, как ни странно, отнесся к этому вполне положительно. Он ведь горел делом. Как и многие в СССР. И куда только это все потом девалось?
Выйти решили после рассвета, когда станет окончательно светло. Сегодня пасмурно, мрачные громады окружающих долину гор действуют на нервы, а пожелтевшая листва навевает уныние. Для подхода к «Сфере» мы использовали экспериментальный катер на воздушной подушке. Только вместо кабины на нем было сооружено нечто вроде решетки из проводов. Дополнительный двигатель постоянно гонял в ней по кругу электричество. Гаспарян утверждал, что решетка хоть отчасти защитит нас от неизвестного излучения.
Я сильно сомневался в данном утверждении, но благоразумно помалкивал. Ребята и так напряжены без меры. Ведь мы идем буквально в неизвестность.
— Гончий, сбавь скорость.
В принципе долететь от лагеря до «Сферы» можно минут за пятнадцать. Но торопиться нам особо некуда, да и ученые попросили сделать по пути несколько замеров. Метр за метром катер пожирает пространство, идя вдоль левого берега над рекой. В воздухе как будто постепенно сгущается тревога. Нет, я бы не назвал это состояние страхом. Скорее предчувствием неожиданной развязки. Мазур то и дело бросает на меня красноречивые взгляды. Сейчас я царь и бог нашей маленькой команды. И сразу после отплытия все узнали правду. Вот только обдумывать ошарашивающую новость военным некогда. И что характерно — никто из них не дрогнул!
Настоящие мужики!
