Стрельцов потом острил: «Вот сам же и посадил его себе на шею!»
Но мало кто знает о том, что историческому матчу предшествовало ЧП — и никак не местного значения, раз на карту ставился престиж страны.
Из Вишняков исчезли трое футболистов — и Воронин в том числе. Нарушение режима столь беспрецедентное, что Якушин с начальником команды Андреем Старостиным, когда штрафники прямо накануне матча явились (Воронин, оказалось, никуда и не уезжал, а на чердаке выпивал с кем-то из обслуживающего персонала), засомневались: а стоит ли сообщать наверх о случившемся? Если проиграют, неприятностей не миновать, вне зависимости от того, как вели себя лучшие игроки на сборе. Андрей Петрович, как неисправимый романтик, предположил, что виноватые захотят смыть вину кровью. И не ошибся. Сыграли на подъеме. Спад наступил через несколько дней. И способы борьбы с ним, предложенные Ворониным, на этот раз не нашли в Якушине никакого понимания. Он прогнал Валерия со сборов. И скорее всего зря — все равно вряд ли отчисление было окончательным. Зная о дальнейшем, думаешь: уж лучше бы он оставался на сборах, под присмотром… Но и через годы Воронин на Якушина обиды не держал, да и Якушина, насколько знаю, совесть за тогдашнее решение не мучила. При мне — лет через пять — они встретились на малом стадионе «Динамо», на игре дублей, Воронин вместе с Численко сидели через ряд от Михаила Иосифовича, и Валерий сказал: «Привет от хулиганов», Якушин отечески им улыбнулся: «Взаимный — от бывшего…»
— 30—
Из Вишняков он на такси помчался в Мячково — занять у буфетчицы денег и забрать свою машину.
Все в «Торпедо» как-то привыкли к его приездам-отъездам. И не сделали того, что следовало бы непременно сделать. Стрельцов потом говорил: знали бы, что он сразу же соберется уезжать, отобрали бы ключи от машины. Налили бы ему водки — и уложили, когда выпьет, спать…
А так он покатил в Москву — появилась уважительная причина для совсем уж безудержных ночных забав.
Море горького вина — по колено знаменитых ног, в данном случае рекламирующих безысходность…
— 31—
И в заключение — провал в глубокий, как обморок, сон. Сон за рулем «Волги» — и столкновение с автокраном на рассветном шоссе.
Искореженная машина потом долго валялась в Мячково, куда ее зачем-то отбуксировали, травмируя воображение невольным воссозданием кошмарного рисунка катастрофы. Руль после удара пробил крышу.
Жизнь Воронину спасло незакрепленное — для любви в салоне автомобиля с дамой, своевременно с ним распрощавшейся, — сиденье.
Из клинической смерти врачи его вытащили, вряд ли задумываясь — им подобное и не положено по роду занятий, — на что обрекают пациента.
— 32—
Навестивший Валерия в больнице Иванов не узнал его вначале. С койки, мимо которой он прошел, Валентина Козьмича окликнул совершенно незнакомый человек…
Усилиями хирургов и стоматологов что-то, конечно, сделали для приближения к былому облику, но подбородку прежней формы не вернули. Срезанность подбородка и утрата медальных, монетных черт лица искажали внешность непоправимо, но живостью разговора и выражением глаз он в хорошие минуты напоминал себя прежнего — осенью он уже появился на людях. И пытался держаться браво.
Конечно, после тяжелой мозговой травмы опасались за его рассудок. Когда лежал в больнице, навещавшим приятелям иногда казалось, что он заговаривается — просит, например, принести ему плавки: он на пляж собрался… И все же внешне оклемался он быстрее, чем можно было предполагать. И, повторяю, не позволял себе уныния. Делал, во всяком случае, вид, что не отчаялся, что все поправимо. Среди солнечных отпечатков осени шестьдесят восьмого года в памяти моей и день, когда мы мчимся вдоль Суворовского бульвара на машине моего приятеля Авдеенко, а из поравнявшейся с нами машины — приветственные сигналы и мы видим в ней смеющегося Воронина с женой Валей, а за рулем Рубен Петросов, чья мама делала Валерию новые челюсти. Мы останавливаемся — разговор о том, что они сейчас едут в институт физкультуры, который, наконец-то, у Воронина выдалось время закончить.
Сезон шестьдесят восьмого в тренерской карьере Валентина Иванова — один из лучших, причем первый из проведенных им в новом качестве от начала и до конца. Он нашел хорошего помощника в лице Бориса Батанова. Интересно проходят тренировки с участием молодых наставников… Обычно потерявший место в сборной большой футболист понимает, что карьера его завершена — и он доигрывает. Но беззлобный Стрельцов оказался задетым таким к себе отношением предупрежденного им Якушина. Вообще-то нередко его лучшие игры бывали реакцией на обиды. Когда Маслов работал с киевлянами, он обычно предупреждал подопечных: «Не злите Стрельцова». Они его как-то — году, по-моему, в шестьдесят шестом — не послушались и поплатились двумя голами подряд… Вторую половину сезона шестьдесят восьмого Эдуард провел в свою истинную силу — и «Торпедо» ему во многом обязано и третьим призовым местом в чемпионате и кубковой победе, когда «Пахтакор» в финале уперся и в торпедовской атаке все стопорилось, но Эдик «фирменно» своей пяткой вывел Савченко на удар прямо перед воротами…
Поздно осенью Валентин Иванов отмечал в ресторане свой тридцать четвертый день рождения. Назавтра праздник продолжался у него дома на Ленинском проспекте — приехал Воронин с Валей, ожидали, что «подгребет» и Стрельцов. В разговоре за столом само собой подразумевалось, что с лечением вот-вот будет покончено — и нет сомнений, что футбольная карьера продолжится. В газетном интервью — их тогда публиковалось неизмеримо меньше, чем сейчас, — Воронин, отбросив суеверия, заявлял, что думает о мировом чемпионате семидесятого года.
— 33—
Весной шестьдесят девятого года мы с Аликом Марьямовым оказались командированными в Ташкент, когда «Торпедо» приехало туда играть с «Пахтакором». Якушин снова работал с узбекской командой. Мы стояли возле гостиницы «Ташкент» с торпедовскими игроками. Якушин с очень красным лицом сошел со ступеньки автобуса — и командирским тоном окликнул Пахомова: сказал ему, где будут играть дубли. Воронин уже начал выступать за дубль — и мы с Марьямовым, конечно, поехали посмотреть, как он играет…
В Ташкенте Валерий подчеркнуто держался, как игрок дубля — в стороне от лидеров, в тени. Сторонился, причем, и Стрельцова, и старшего тренера Иванова. Ходил с толстой книжкой жизнеописания Жорж Санд — видно, что было ему все равно, что сейчас читать, лишь бы от ненужных мыслей отвлекало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
