— Уверен…
В этот момент послышался негромкий шорох, и в овражек сползли оба сапера.
— Товарищ командир, — доложил Петров, — взрывчатка под объект заложена.
— Связь обнаружена и испорчена… — продолжил доклад Ованесян. — Движения не наблюдается.
— Отлично. Тогда…
— Николай. Товарищ командир, разрешите обратиться, — неожиданно отозвался Олег Пивоваренко. — В таком объеме, как Купченко, и я фашистский брех знаю. Возьмите с собой. Еще один ефрейтор лишним не будет, наоборот — солидности офицеру придаст. А шуму меньше поднимем. Втроем-то всяко нам ловчее будет. В плане рукопашной схватки…
— Согласен, — после минутного раздумья кивнул Корнеев. — Остальным затаиться и ждать. За меня остается Гусев.
— Но, товарищ командир, я же…
— Хочешь сказать, что тебе, как старлею, не по чину капитанами командовать?
Гусев неопределенно пожал плечами.
— Иван, ты сколько раз за линию фронта ходил?
— Де… Восемь, девятый не считается.
— У кого-то есть еще вопросы? — многозначительно поинтересовался Корнеев.
Никто из группы не отозвался.
— Видишь, вопросов нет. Иван, если вдруг что-то пойдет не так, вмешиваться запрещаю. Объект номер один взорвать. Потом свяжетесь с Малышевым. Передадите «Закат», а сами действуйте по его приказу и сообразно создавшейся обстановке. Все, прощаться не будем. Пивоваренко, Купченко — за мной.
— Яволь, господин оберштурмфюрер! — щелкнули каблуками оба новоиспеченных эсэсовца. В сгустившейся тьме их лица казались неестественно бледными на фоне зловеще черных мундиров.
* * *
Стараясь держаться низин, чтоб их силуэты не мелькнули на фоне более светлого, чем мундиры, неба, разведчики обогнули башню по вытянутой дуге и, только выйдя на асфальтированную дорогу, зашагали совершенно открыто, как и полагается хозяевам жизни. Дружно закурили вонючие трофейные папиросы. Пивоваренко стал насвистывать популярный мотивчик «Ach, mein lieben Augustin…», хоть и отчаянно фальшивя, зато достаточно громко и беззаботно.
Но, несмотря на все их старание, железные ворота по-прежнему оставались закрытыми, а на громкий стук никто не выглянул и не поинтересовался: мол, что за нежданные гости пожаловали среди ночи в башню? Что значит: либо охрана объекта усиленно блюла предписанный режим секретности, либо — совершенно и полностью завалила службу.
— Они там уснули, что ли?! — непритворно возмутился Корнеев, входя в роль, и громко заорал по-немецки: — Эй, часовой! Немедленно открывай ворота! Завтра же всех на Восточный фронт отправлю! Ганс, ты только погляди — у этих тыловых крыс даже петли на створках заржавели!
— Так точно, господин оберштурмфюрер! — как можно громче ответил Пивоваренко.
— Зажрались, свиньи! — бушевал во всю силу легких Корнеев, входя в роль то ли контуженого, то ли подвыпившего офицера-фронтовика, которому нет ничего слаще, чем излить праведный гнев на тыловиков. — В окопах сгною! Шарфюрер Больц! Всех арестовать! Завтра же доложу оберштурмбанфюреру Штейнглицу о том, как несут службу охранные части в этом заср*ном городке!
Двойное упоминание довольно высоких в масштабах района, да и не только, эсэсовских чинов, в сочетании с возможной отправкой на Восточный фронт, похоже, произвело должное впечатление на охрану. Во всяком случае, где-то наверху хлопнула дверь. Послышалось спешное топотание, а еще спустя несколько мгновений из-за железной створки неуверенный, как бы детский голос спросил:
— Кто там?..
— Ты как несешь службу, скотина?! — не выбирая выражений, тут же рявкнул Корнеев. — Молчать! Смирно, когда к тебе офицер обращается! Сейчас же открывай ворота, идиот! Расстреляю!..
— Пароль?..
— Я тебе покажу «пароль», болван! Ты где должен находиться? У входа на объект или на чердаке вашей голубятни?! Совсем опухли от сна?! Всех на фронт отправлю!.. — разорялся Корнеев. — Немедленно открывай, скотина!
— Я не… Нам не… — еще более неуверенно заблеяли с той стороны ворот, и Купченко поспешил помочь командиру нарастить психологическое преимущество.
— Прикажете взорвать ворота, господин оберштурмфюрер?! — скороговоркой произнес он, громко и отчетливо выкрикивая только звание.
— Не надо взрывать, господин офицер, — окончательно сорвался на фальцет испуганный голосок, даже не сопоставляя столь несовместимые вещи, как взрывчатка и проверяющие. — Пожалуйста, подождите… Я сейчас за ключом сбегаю! Я мигом! Один момент!
— Кажись, сработало… — показывая большой палец, едва слышно прошептал Пивоваренко.
— Как знать, как знать, — пожал плечами Корнеев. — Молокососа из «Гитлерюгенда» мы, конечно, изрядно припугнули. Да только вряд ли он тут что-то решает. Подождем кого-нибудь из более опытных солдат. Вот тогда и увидим.
Словно в подтверждение его слов входная дверь в башню еще раз натужно заскрипела. Похоже, Корнеев был не так уж и неправ, укоряя охрану заржавевшими петлями.
— Ну мне долго еще ждать, пока вы проснетесь?! — не дожидаясь вопроса о пароле, сразу же перешел в наступление майор, он же — оберштурмфюрер. — Соизвольте наконец протереть глаза и открыть ворота!
— Виноват, господин офицер, не вижу вашего звания… — донесся в ответ более уверенный голос. — Но приказом коменданта на территорию объекта «С» вход категорически воспрещен! Особенно в ночное время.
— Это ты кому говоришь, скотина?! — вполне натурально осатанел Корнеев, чувствуя, что удача ускользает. — Мне? Заместителю начальника районного отделения гестапо?! Хочешь убедить, что исправно несешь службу?! А я располагаю сведениями, что вы здесь, спрятавшись от начальства, беспробудно пьянствуете! Да я даже отсюда ощущаю запах перегара в твоем дыхании! Шарфюрер!
— Что прикажете, господин оберштурмфюрер?
— Вы чувствуете этот запах?
— Так точно, господин оберштурмфюрер! — уверенным тоном подтвердил Пивоваренко. — Спутать невозможно… Шнапс.
— Немедленно открыть ворота! — стукнул прикладом автомата в железную створку Купченко. — Это приказ!
— Виноват, господин оберштурмфюрер, — уже не столь уверенно ответил голос. — Но у меня строгий приказ, я обязан доложить господину гауптману… Разрешите?
— Валяй!.. Звони хоть самому Господу Богу… — сменил гнев на милость Корнеев.
Как офицер, он не мог не одобрить точное исполнение солдатом предписаний Устава караульной службы.
— Что ж, возможно, вы и в самом деле не так безнадежны. Только не испытывай мое терпение чрезмерно. Одна нога здесь, а другая — у телефона. Бегом! Время пошло!
Судя по заполошному топоту, этот приказ охранник бросился выполнять со всем надлежащим рвением.
— Поторопись! Господин оберштурмфюрер не любит ждать! — крикнул ему вдогонку Пивоваренко, едва удерживаясь от смеха.
— Похоже, что и второй раунд наш, — подытожил Купченко. — Интересно, засчитают нам победу в связи с явным преимуществом или только по очкам?
— Если саперы все сделали как надо, то охранник прибежит, размахивая белым полотенцем, — хмыкнул Корнеев.
* * *
Караульный вернулся минут через пять. Но ожидаемого скрежета в замочной скважине так и не последовало.
— Чего замер, доложил? — вполне добродушно осведомился Корнеев. — Давай открывай…
— Виноват, господин оберштурмфюрер, — все так же неуверенно ответил немец. — Но связи нет.
— Значит, вот как вы тут службу несете… — зловеще повысил голос майор. — Если бы не я, то вы здесь даже связь не удосужились бы проверить. Кто у вас старший? Немедленно ко мне начальника караула!
— Я здесь, господин оберштурмфюрер! — ответил тот же голос. — Старший солдат Шульц.
— Что?! — Корнеев от удивления едва не перешел на родную речь. Но вовремя опомнился. — Ты хочешь сказать, что охрану такого важного объекта доверили всего лишь паре каких-то полуцивильных недоумков?
— Никак нет, господин…
— Послушай меня, солдат… — нетерпеливо прервал его майор. — Во-первых, я сам знаю, в каком звании нахожусь. Во-вторых, мне надоело разговаривать, глядя на ворота. А в-третьих, если ты сейчас же мне не откроешь, я прикажу своим парням перепрыгнуть ваш глупый заборчик и лично выбью тебе пару зубов. Надеюсь, ты поверишь на слово обещанию офицера СС?
— Но, господин…
— И не хочу слушать больше никаких объяснений. Шарфюрер Больц, считайте до пяти. А если, по истечении этого времени ворота все еще будут закрытыми, вы знаете, как действовать.
— Айн… — громко начал Пивоваренко. — Цвай…
Дальше считать не понадобилось. Ключ в замке провернулся едва ли не раньше, чем Корнеев перевел дыхание после гневной тирады, и «неприступные» железные створки, возмущенно визжа всеми петлями, приоткрылись достаточно широко, чтобы в них мог пройти человек.
