По врагу била наша артиллерия, но не приносила вреда пулеметчикам, которые пристроились в береговой насыпи. Неустойчивое положение мешало прицеливанию. Вспомнил невольно школьные годы, когда я однажды на соревнованиях стрелял по мишени «на проходе», т. е. не удерживал мушку под обрезом черного круга, а легкие ее покачивания использовал для стрельбы. Задача состояла в том, чтобы добиться медленного, равномерного покачивания. Палец на спусковом крючке был на критической точке; малейшее нажатие – и выстрел! Все это пронеслось у меня в голове мгновенно. Открыл огонь. Постепенно замолкали пулеметы, и вскоре в моем секторе не было на берегу ни одного пулеметчика – задача была выполнена…
Как-то зимой я оказался в довольно сложной обстановке. Впереди участок местности был завален стволами поваленных взрывами деревьев, ворохами веток. Вести наблюдение лежа, а тем более стрелять было невозможно, а приподнимешься – тут же станешь мишенью для врага. Пристроился за стволом старой березы. Обзор немного улучшился. И тут главное – плотнее прижиматься к березе, не мельтешить за ней, не высовываться из-за ствола. Когда поддерживаешь атаку подразделения, раза два-три приходится менять свою позицию. И тут не смотришь: лужа или не лужа, коряга не коряга – радуешься любому уголку, любой кочке…
Возможно, вы спросите: как лучше действовать снайперам – вдвоем или в одиночку? Скажу прямо: практика показала, что решение этого вопроса целиком зависит от мастерства и, конечно же, от конкретных условий боя.
Было это в разгар зимы. Недалеко от Ленинграда через Неву проходил железнодорожный мост. Еще осенью при отходе наши войска его подорвали, но две фермы моста, примыкающие к нашему берегу, были целы.
Давно я уже присматривался к мосту, предполагая, что с него хорошо просматривается вражеский берег. Польза двойная: не только хороший наблюдательный пункт, но, должно быть, и отличная снайперская позиция. Правда, если обнаружат, несдобровать!.. Но не только это сдерживало. Как незамеченным, не оставляя следов, пробраться на мост и, главное, как в случае опасности его покинуть? Не могут ли и фрицы со своей стороны взобраться на мост? Нет ли у них там своего наблюдательного пункта?
В один из дней перед рассветом, запасшись всем необходимым для долгого бдения на снегу, я по заранее высмотренному маршруту пополз к железнодорожной насыпи. Выбрав относительно пологий участок, осторожно взобрался на полотно. Полз, присматривая, чтобы не оставлять заметных следов. Иногда приминал слишком приметные места и разравнивал снег за собой. Правда, успокаивала мысль, что чем ближе к мосту, тем насыпь выше и едва ли что просматривается на ней с вражеского берега.
Сделав десяток-другой «гребков» локтями, отдыхал и снова начинал движение. Вот, наконец, и мост.
Теперь максимум осторожности! Где же устроиться? Прежде всего надо добраться до последнего пролета – к ферме, что обвалилась при взрыве. Только там будет что-то видно. Надо было поторапливаться. Начинался рассвет. Внимательно просмотрел покрытие моста: не нарушен ли где-либо снежный покров? Нет ли подозрительных следов? Как будто бы все в порядке. Можно устраиваться…
Вражеский берег просматривался четко. У самой кромки береговой черты были густо набросаны витки спиралей из тонкой проволоки – малозаметные инженерные препятствия. Немного дальше от берега, метрах в 20–25, шел низкий забор из колючей проволоки на маленьких столбиках. Еще дальше – забор из колючки на метровых кольях, увешанный пустыми консервными банками, – своего рода сигнализация. Извилистые траншеи, ходы сообщения, окопы, блиндажи, землянки – все как на ладони. Вот это наблюдательный пункт! И еще я подумал тогда, что возвращаться обратно буду обязательно по старому следу, с предельной внимательностью, особенно у своего переднего края. Но пока моя задача – вести себя тихо, ничем не выдавая.
Взошло солнце, мороз крепчал. Поработал пальцами, чтобы согреться. Около полудня в одном из ходов сообщения заметил троих гитлеровцев. Впереди шел обер-ефрейтор, позади – два солдата с карабинами. Встретить гитлеровцев я решил на одном из поворотов. В этом месте 10—15-метровый отрезок траншеи шел точно в моем направлении и просматривался целиком: каждый в него входящий как бы становился неподвижным в поле зрения прицела.
Первым появился обер. Стоп! Не торопись! Зачем стрелять сейчас? Дай им всем войти и вытянуться цепочкой на виду у тебя! А потом стреляй в первого, затем – в последнего. И средний никуда не денется. Так и сделал…
Минут через пятнадцать на этом же месте были уничтожены двое, потом еще один. А дальше пошло, как по конвейеру. Куда шли фашисты – не знаю, но каждый из проходящих натыкался на груду тел и тут же сам становился жертвой.
И все было бы хорошо, если бы не иней… Это случилось на третий день моей «охоты» с моста. Тогда, в первый день, я не придал особого значения тому, что после выстрела с металлических конструкций моста на меня посыпался иней. Его радужная пыльца медленно оседала, искрясь на солнце. Красивое зрелище… Но, видно, успешная «охота» в какой-то мере притупила мою бдительность. А надо было бы сообразить, что гитлеровцы усилят наблюдение, повысят внимание и будут осторожничать. На третий день я успел сделать только единственный выстрел, сразивший фашиста. Буквально через минуту на мост посыпался град снарядов и мин.
Ранним октябрьским утром наши части перешли в наступление и форсировали Неву. Замаскировавшись на берегу среди густой растительности, я вел наблюдение за полем боя и внимательно следил за всеми осложнениями, возникавшими при форсировании. В любой момент готов был прийти на помощь огнем.
Под настилом бывшей лодочной станции я заметил на поверхности воды сильную зыбь, поднятую мощной струей пороховых газов. «Ловко укрылись, – подумал я зло, – самому не достать. Надо сообщить артиллеристам…» Через пару минут от настила остались только щепки. Вспугнутые первыми же разрывами снарядов, оттуда выскочили фашистские пулеметчики, но уйти далеко не успели…
В дальнейшем я частенько выбирал свою позицию вблизи артиллерийских КНП. Но фронтовая дружба налаживалась не только с артиллеристами, но и с представителями других воинских специальностей. Особенно крепкие контакты были с разведчиками. Случалось и так, что задания нам давали общие: снайперов включали в состав разведывательных групп…
Я уже упоминал о нашем плацдарме на левом берегу Невы в районе Невской Дубровки. На него возлагались большие надежды нашим командованием. Значение плацдарма понимали и гитлеровцы. В районе переправы река буквально кипела от разрывов снарядов и мин. Ясно было, что огонь корректировался, а следовательно, наблюдатели и корректировщики находились в визуальном контакте с переправой, видели все, что делается на реке и на подступах к ней.
Когда в штабе был поднят вопрос о снижении эффективности огня вражеской артиллерии по переправе и плацдарму в целом, было предложено использовать огонь снайперов. Меня вызвали в штаб армии. Задача была ясна. Ночью в стороне от переправы меня скрытно перебросили на плацдарм. Устроились вместе с одним комбатом в береговой нише. Кругом творилось что-то невероятное. Непрерывный гул, взрывы, трескотня пулеметов и автоматов, разрывы гранат…
Почти два месяца пробыли мы в этом пекле. Перед каждым рассветом я в сопровождении двоих автоматчиков – моих «телохранителей» – подбирался как можно ближе к переднему краю. Долго рассказывать, что я пережил за эти два месяца…
Часто снайперу приходится стрелять по целям, появление которых бывает неожиданным. В этих условиях нет времени на определение расстояний, и потому на наиболее вероятных рубежах и направлениях необходимо заранее выбирать приметные ориентиры. По ним в дальнейшем следует вести отсчет и определять положение целей и расстояние.
Поскольку, как правило, все ориентиры находятся в расположении противника, расстояние в них определяется на глаз, с ошибкой примерно в 5—10 %. Ошибки тем больше, чем пересеченнее местность. Но и на ровной местности они не исключены. Особенно грубые ошибки (с занижением расстояний) бывают тогда, когда противоборствующие стороны разделяет ровная однообразная местность – равнина, пустыня, водная гладь – или когда стрельба ведется в горных ущельях, лощинах. К тому же надо учесть и то, что установочные данные оптического прицела зачастую требуют периодической коррекции. Так возникает необходимость проверки боя винтовки. Но как это сделать в условиях фронта? Ни мишеней, ни стрельбищ, ни выверенных расстояний, а порой и просто отсутствие инструментов. При удобном случае я всегда разыскивал поблизости овражек, отмеривал 100 метров и производил пристрелку винтовки стандартным способом. Но такие случаи выпадали редко. Надо было искать что-то другое. И это другое нашлось.
