Дж. Робинсон. В их книге «Почему нации терпят неудачу? Истоки могущества, процветания и бедности» (2012) обобщены современные представления об институциональных возможностях и ограничениях экономического развития. Институциональный подход к рассмотрению проблем экономической истории состоит в том, что существующие объяснения экономических успехов и неудач государств, основанные на географических, этнических, религиозных, культурных факторах, несостоятельны. Аджемоглу и Робинсон утверждают, что как процветание, так и упадок государств обусловлены в первую очередь природой их экономических и политических институтов, доказывая свой тезис на нескольких парных примерах обществ, развивающихся существенно разными путями при практически полном совпадении географических и национальных контекстов (в частности, сравнивая американский город Ногалес с мексиканским городом Ногалес, Северную и Южную Корею, Ботсвану и Зимбабве).
Традиционно под институтами, по определению Д. Норта, понимаются как формальные правила и неформальные ограничения, так и определенные возможности принуждения к выполнению этих правил и ограничений. Продолжая исследование экономических институтов в историко–сравнительном контексте, Аджемоглу и Робинсон дополняют классическое определение такими понятиями, как экстрактивные и инклюзивные институты. Так, экстрактивные экономические институты позволяют немногочисленной элите управлять экономикой государства для собственной выгоды (например, СССР или КНР). А инклюзивные экономические институты обычно открыты для участия, если не всех, то большинства, что позволяет вступать в экономические отношения с возможностью получения прибыли (например, Великобритания или США).
В случае с экстрактивными институтами обычно создаются препятствия для граждан извлекать для себя выгоду из участия в экономических отношениях. Часто экстрактивные институты допускают отчуждение собственности или доходов в пользу отдельных групп населения. Экстрактивные экономические институты обычно поддерживаются экстрактивными политическими институтами, которые охраняют контроль привилегированных групп над экономикой. Для функционирования инклюзивных институтов характерны гарантии неприкосновенности собственности, отчуждение собственности или доходов не допускаются. Инклюзивные экономические институты поддерживаются инклюзивными политическими институтами, которые не позволяют небольшим группам регулировать экономику государства в свою пользу.
Интересен вывод, что экономический рост и расцвет государств возможен в условиях как экстрактивных, так и инклюзивных институтов — разница таится в динамике роста. Экономический рост возможен для государств с экстрактивными институтами, но обычно такой рост недолговечен, а главное — он не ведет к существенному росту благосостояния большинства населения. Государства с инклюзивными институтами способны к стабильному росту, из которого извлекает выгоду большинство населения, следствием чего становятся рост уровня жизни и сокращение бедности. Кроме того, государства с инклюзивными институтами сравнительно легче и успешнее преодолевают внутренние и внешние кризисы, тогда как экстрактивные институты чаще усугубляют кризисы из–за соблазна получить абсолютную власть над экономическими ресурсами.
По сути современное представление о капитализме складывается из четырех главных свойств: право частной собственности, право договора с третьей стороной–бенефициаром, рынки с отзывчивыми ценами и поддерживающие экономический рост правительства. Причем правительственная поддержка капиталистического роста во многом уже свойство «смешанной экономики» государства благоденствия. Г. Ван дер Вее выделил три главные модели послевоенной смешанной экономики: неоэтатистская модель, основанная на создании обширного госсектора, национализации промышленности и централизации банковской сферы (Великобритания, Италия, Франция); неолиберальная модель, основанная на механизмах эффективного рынка с ориентацией на частный сектор (США, ФРГ); модель централизованного согласия, основанная прежде всего на социальном консенсусе в малых европейских странах (Австрия, Бельгия, Нидерланды, Швеция). Несмотря на существенные различия этих моделей, им свойственны некоторые общие черты: важная роль социальных трансферов (пенсий, пособий, социальных выплат), позволяющих обеспечить небогатых или нетрудоспособных граждан; фактическое решение продовольственной проблемы благодаря механизации и химизации сельского хозяйства, сопряженного с разнообразным импортом пищевых продуктов; высокопроизводительная промышленность, требующая образованных и высококвалифицированных людей, увеличивающих производство технически сложных товаров, способствуя диффузии инноваций и потребления; и наконец, превращение сектора услуг в главную сферу занятости. Таким образом, смешанный тип экономики способствует переходу развитых стран к обществу массового потребления, равно как и к постиндустриальной стадии развития, основанной на наукоемких технологиях, информации и знаниях как производственном ресурсе, творческой деятельности человека.
Несмотря на в целом оптимистические оценки развития мирового хозяйства в XX в. (и даже провозглашения лозунга «Прощай, нищета!»), современная экономика доказывает, что идеи справедливого распределения не согласуются с механизмами накопления и капиталистического роста. Вместе с тем относительный рост благосостояния — общемировая тенденция, хотя опять–таки неравенство распределения этого благосостояния становится все более важной проблемой экономического развития мира в ближайшем будущем. При этом современные азиатские вызовы экономическому миропорядку очевидны: если Китай сохранит в ближайшие десятилетия современные темпы роста, то страна превратится в крупнейшее в мире производящее государство, каким оно было в эпоху до Васко да Гамы. Экономическая история сделает полный круг в своем развитии, а грядущая конвергенция откроет новые пути для глобальной конкуренции и сотрудничества.
Экономическая наука в XX в. Экономическая наука — королева социальных наук XX в. Важно заметить, что и развитие экономики как науки как раз приходится именно на XX в. Хотя само понятие экономики, как считается, восходит к Ксенофонту, реальное влияние экономических идей на политику относится к периоду уже новейшей истории.
Доминирующей в западной экономической мысли в XX в. стала неоклассическая школа, ориентированная на изучение распределения ограниченных ресурсов между конкурирующими рациональными экономическими агентами. Основы неоклассического подхода были заложены еще в конце XIX в., когда в результате так называемой «маржиналистской революции» утвердился принцип снижающейся предельной полезности, ставший фундаментальным элементом при построении статической микроэкономики нового типа. Основателями этого направления считаются У. С. Джевонс (1835-1882), К. Менгер (1840-1921) и Л. Вальрас (1834-1910).
А. Маршалл (1842-1924) соединил теорию классической политической экономии (восходящую к А. Смиту) и маржинализм в «Принципах экономической науки» (1890-1891), ставшей главной книгой нового поколения экономистов, которая заменила «Принципы политической экономии» (1848) Дж. С. Милля. В «Принципах экономической науки» Маршалл анализировал главные факторы, влияющие на формирование цены — спрос, предложение, издержки производства. Он развивал теорию предельной ценности, ввел понятие «эластичности спроса» и «равновесия спроса и предложения». Маршалл подчеркивал роль условий спроса в краткосрочной перспективе, когда предложение на рынке нельзя изменить, в то время как фактор предложения играет роль в долгосрочной перспективе, когда возможно варьировать количество инвестиций в производство для получения большего или меньшего количества продукции. По сути в отличие от классической школы неоклассический подход сместил фокус внимания с производства, важного для периода индустриальной революции, на потребление и обмен, столь характерные для перехода к современному экономическому росту и для становления общества массового потребления. Человек, в логике неоклассического подхода, нацелен на максимизацию «удовольствия» и минимизацию «боли». Вслед за классическим взглядом на экономику, неоклассики разделяли точку зрения, что личные интересы, встречаясь в рамках конкуренции друг с другом, в итоге при условии отсутствия внешних влияний склонны приводить экономическую систему к равновесию.
Неоклассическая экономическая
