В жизни лошадей была свобода, свобода, свобода, в их рёве, ржанье и в их бешеной скачке всё было свободным, раскованным.
Движенья и позы лошади, кошек, собак, птиц – грация дикой природы женщиной была хорошо понята.
Ночью женщина приходила в конюшню и, затаив дыхание, слушала шорохи, движения, похрапывание, шумы, негромкие голоса лошадей. Слушала жизнь лошадиную.
– Позже в Москве – я так соскучилась по лошадям – и друзья привели меня на ипподром – где же ещё лошади в Москве, как не на ипподроме? Мы купили билеты, посмотрели несколько заездов. Не играли, не для этого и приходили. Я ушла с горьким, горьким чувством неправды, обмана. Лошади были разряжены в какие-то шляпки, ленты, в кожаной сбруе, в упряжке. Души лошадей были изуродованы человеком по своему подобию. В упряжке лошади были похожи на людей, с людскими страстями, с людской заботой, с азартом, игрой – несвободны. Я ушла грустная и больше никогда не бывала на ипподроме.
Чёрная моя кошка Муха, которая от рожденья не шла ни к кому на руки, кроме меня, вдруг замурлыкала на коленях у хозяйки овчарки.
– У кошек – девять разных выражений лица.
– Вы и это знаете?
Я хотел расспросить её о котах, которые ходят по улице города как люди, и автомашины объезжают их как людей.
Хотел рассказать о кошачьих контейнерах смерти, приготовленных для газовых камер металлических клетках, туго набитых бродячими кошками, в подвалах Московской «биологической» станции. Обречённые кошки встречали входящих не мяуканьем, не писком, а молчанием – вот что было всего страшнее.
Но разговор оборвался, и мне не пришлось рассказать о гибели своей кошки, застреленной во дворе дома.
Мне не пришлось расспросить о кошках, которым дают дорогу как людям.
Только раз женщина возненавидела животное – хозяйского поросёнка, которого надо было чистить и мыть. Это было первой вольной работой, первой работой после освобождения из лагеря после десяти лет. Освобождение принесло не радость, а страх и бесправие, безмерное унижение, многолетние скитанья.
– Я училась, и самой выгодной для меня работой после лагеря – если не идти в лес с пилой – была работа прислуги у какого-то лагерного начальника. Ухаживала за поросёнком. Я работала только один день. На другой день ушла, отказалась от своего счастья и поступила инкассатором – боже мой – это было всего несколько лет назад.
– Я никогда не хожу в зоосад. Никогда.
Вот и весь рассказ о церкви Флора и Лавра.
Всё это истинная правда. Я и сам был волк – и научился есть из рук людей.
Печатается по машинописи (РГАЛИ, ф. 2596, оп. 3, ед. хр. 106, л. 38–44). Подготовка текста С. Соловьёва и В. Есипова.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Оказалось, что вологда имеет ко мне прямое отношение
Эксклюзив
Оказалось, что вологда имеет ко мне прямое отношение
РАЗГОВОР НА ФОНЕ НОВОЙ КНИГИ
Лариса Васильева – человек разносторонних дарований: известная поэтесса, автор более тридцати поэтических сборников, книги очерков об Англии «Альбион и тайна времени», романа «Сказки о любви». Большим успехом пользовались вышедшие в 90-е годы документально-исторические книги «Жёны русской короны», «Кремлёвские жёны» и «Дети Кремля», где речь идёт о роли и судьбе женщины в отечественной истории. Другая тема творчества и дело жизни Л. Васильевой связаны с её отцом Николаем Кучеренко, одним из создателей легендарного танка Т-34. Об этом она написала несколько книг. По её инициативе и непосредственном участии десять лет назад в Подмосковье открыт музейно-мемориальный комплекс «История танка Т-34». А недавно вологодское издательство «Книжное наследие» выпустило внушительного объёма книгу «Душа Вологды», где Л. Васильева выступает в роли автора и составителя.
– Лариса Николаевна, в последнее время вы всё чаще выступаете в двойном качестве. С авторством всё понятно, а что привлекает вас в работе составителя?
– Её можно сравнить с тем, что делают режиссёр и драматург. Это прежде всего отбор нужного материала, выстраивание его в определённой логической последовательности. Составитель не только раскрывает основные темы книги, но и решает множество других задач, добиваясь полифоничности звучания, когда материалы либо дополняют друг друга, либо представляют разные взгляды на предмет разговора. Занятие скромное и трудоёмкое, но в то же время очень творческое – чем меня и привлекает. Началось, понятно, с составления собственных поэтических сборников, когда я поняла, что место стихотворения в книге можно определить не только механически, руководствуясь временем написания или тематикой, но и другими, более сложными соображениями. Потом помогала составлять книги некоторым своим друзьям. Опытные люди заметили, что это у меня получается. А в конце 70-х Владимир Цыбин, возглавлявший творческое объединение поэтов Москвы, предложил мне два года подряд составлять альманах «День поэзии». Занятие ответственное и филигранное – адекватно представить всё богатство и многообразие советской поэзии того периода…
– В девяностые и нулевые годы вы составили два внушительных фолианта, вызвавших немалый резонанс: «Душа Москвы» стала заметным явлением в москвоведении, а сборник «Христос на Руси» показал эволюцию восприятия образа Спасителя отечественными поэтами от Державина до наших дней…
– Как возникла идея составить «Душу Москвы»?.. У моего мужа Олега Васильева было одно из лучших собраний книг по истории столицы: множество старинных уникальных изданий, серьёзных исследований, богатый иллюстративный материал… С другой стороны, получилось так, что я не знала своей малой родины: в пятилетнем возрасте в начале войны меня увезли из Харькова в эвакуацию, следующие шесть лет я провела в Нижнем Тагиле, где отец строил танки. И только потом мы оказались в столице. Я её сначала узнавала, а потом срасталась с ней. Москва не могла не стать моим любимым городом, понять который мне лично было очень важно.
«Христос на Руси» – попытка увидеть два века русской литературы через православные двунадесятые праздники, которые отнюдь не формально определяли духовную жизнь и быт русского народа в течение нескольких столетий. Одним из довольно неожиданных открытий для меня стало то, что в советскую, атеистическую эпоху у многих поэтов восприимчивость к Божественному началу не только не угасала, но порой выражалась острее, чем в предшествующее время, – хотя порой на подсознательном уровне… Так что составительство чревато ещё и интересными открытиями.
– Сроднённость со столицей объясняет ваше участие в создании книги «Душа Москвы». А как возникла идея проекта, связанного с Вологдой?
– Лет десять назад в британском городе Ноттингеме, где я читала лекции в университете, один профессор-русист, листая «Душу Москвы», спросил: не могла бы я составить подобную книгу, посвящённую Ноттингему. Ответ был, конечно, отрицательным, но с тех пор передо мной периодически возникал вопрос: о душе какого города мне хотелось бы рассказать? И вот однажды в самолёте, в котором я летела на Вологодчину, поняла, что этот край имеет ко мне прямое отношение.
В 1942 году бабушка подарила мне на день рождения потрясающей красоты вологодский кружевной воротничок. В книге я рассказываю о том, какую роль он сыграл в моей жизни, в моём восприятии прекрасного, об удивительном пересечении судеб разных людей, так или иначе связанных с Вологдой и со мной. Эти связи, которым я ранее не придавала значения, открылись мне внезапно, то, что казалось случайным, обрело судьбоносный смысл. Вот несколько фактов. В дипломе, который защитила на филологическом факультете МГУ, анализировалось творчество Константина Батюшкова – вологжанина… Одна из первых моих песен называлась «Вологодские кружева»… Рекомендацию в Союз писателей дал мне Александр Яшин… А в «Днях поэзии», составленных мною, – больше всего, как ни странно, вологжан и выходцев из этого края. Кстати, когда мы в книге употребляем название областного центра, то имеем в виду всю землю Вологодскую – Никольск и Белозерск, Череповец и Тотьму, Вытегру и Великий Устюг…
– В книге рассказывается о писателях-вологжанах, со многими из которых вас связывали особые отношения…
– Я счастлива, что в моей жизни была дружба с замечательным поэтом-фронтовиком Сергеем Орловым. Ни до, ни после я такого человека не встречала. И сегодня, через тридцать с лишним лет после ухода поэта, я чувствую его присутствие в моей жизни. Мне кажется, что написанные им стихи, которые проникнуты каким-то космическим мироощущением, ещё толком не прочитаны. Как и стихи Сергея Маркова, тоже связанного с Вологодским краем, и с которым в конце его жизни свела меня судьба. Больше повезло с признанием читателей и коллег Александру Яшину, Василию Белову, Ольге Фокиной, Виктору Астафьеву (он несколько лет прожил в Вологде), Владимиру Тендрякову…
