Форма входа
Читем онлайн Испанская новелла Золотого века - Луис Пинедо
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— Подумать только, Синтия, мы-то считали, что держим в доме как дочь поистине добродетельную женщину, а она, оказывается, грешница, каких не видел свет, гляди, как легко она согласилась на предложение императора, которое он сделал, быть может, лишь для того, чтобы испытать нас.
Видя, однако, что императора и в самом деле обуяла любовная страсть, решили исполнить его волю, а император приказал, чтобы до того, как прибудут остальные охотники и доезжачие, ему приготовили ложе на свежем воздухе, на берегу реки Великой, оттого что в доме жарко и будет слишком шумно, когда соберется столько народу — сбор назначен в доме егеря. И вот Липул натаскал свежих веток в стоявшую на берегу реки телегу, на которой возил дрова и камни, и в ней устроил ложе для императора. Усталый Пипин сразу же лег спать вместе со своей законной женой, о чем он, правда, не знал, и она, выполнив супружеский долг, с той самой ночи понесла. Когда же среброкудрая Аврора своим сияньем возвестила начало нового дня, счастливая Берта обратилась к императору с такими словами:
— О государь мой, непобедимый император и всемирный монарх! Философ Фалес[43] некогда сказал, что быстрей всего мысль, сильней всего нужда, а мудрей всего время, и был глубоко прав, ибо со временем становятся явными самые сокровенные в мире тайны; я говорю это затем, дабы в эту минуту, когда мы одни и времени у нас достаточно, открыть вашему величеству сокрытую от вас важную тайну и поведать истинную правду, а заключается она в том, что нынешнюю ночь вы спали со своей настоящей законной женой, потому что я и есть несчастная Берта, дочь графа Мельгарии и сестра герцога Аквитании Дюдона, а та, что услаждает вас в Париже, — моя лживая и коварная камеристка Фьяметта, происходящая из рода Маганца, и этим все уже сказано. Она помогла мне снять королевские одежды в нашу первую брачную ночь и пошла вместо меня в вашу опочивальню, а неким придворным, своим родственникам, велела тайно схватить меня, увести в этот самый глухой лес и лишить жизни, но они, сжалившись надо мной, лишь сорвали с меня одежды и обнаженную привязали к стволу высохшего дуба, где меня и нашел сердобольный Липул, но я не сказала ему, что со мной произошло на самом деле, и скрыла, кто я такая. Липул привел меня в свой дом и обращался со мной как с настоящей дочерью; вместе с тем не могу не признаться, что в случившемся со мной виновата и я сама, так как поддалась глупой и легкомысленной прихоти, но я уповаю на милосердие вашего величества и припадаю к вашим стопам, моля о прощении.
Император был так изумлен и поражен, что долгое время не мог произнести ни слова, потом попросил рассказать, как было дело, во всех подробностях, после чего поверил, встал с благословенной телеги и пошел в дом Липула, где нашел графа и графиню, прибывших ночью с множеством лошадей и богатой добычей — медведями, вепрями и оленями. Поздоровавшись с ними, отозвал их в сторону и рассказал им все, что узнал, а они, как я уже говорил, подозревали то же самое и теперь признались в этом императору, сообщив, что та, кого он держал во дворце как императрицу, — не их дочь Берта, а ее камеристка Фьяметта, которая притворилась больной из страха, как бы они ее не узнали. Родителям не терпелось увидеть свою возлюбленную дочь, и они направились к устланной ветками телеге, где по велению императора оставалась Берта. Они узнали ее с первого взгляда, и она их узнала, сколько тут было радости и восторга!
Зная о коварстве и хитрости Фьяметты, король послал двух дворян из своей свиты в Париж, наказав тайно привезти из дворца самые лучшие наряды Берты — так, чтобы об этом не узнала ни одна душа; те в точности выполнили приказ, и прекрасная Берта надела свои королевские одежды, которые на ней казались еще дороже и роскошней, и теперь она могла показаться перед всеми, не посрамив звания императрицы. Всем, кто был на охоте, объявили о столь удивительном событии, и Берта с подобающей пышностью и почетом вернулась в Париж, где снова была всенародно коронована как настоящая императрица, коварную Фьяметту обезглавили на городской площади, а сердобольному Липулу император пожаловал Арденнское графство. Прекрасная Берта родила сына, который и унаследовал трон своего отца Пипина. Назвали его Карлом, потому что зачат он был в телеге, а по-французски это слово произносится «шар» вот и получилось имя Шарль, то есть Карл; а Великим его прозвали потому, что случилось это на берегу реки, которую французы зовут Великой. И теперь его называют Карлом Великим.
Мигель де Сервантес Сааведра
Из книги «Назидательные новеллы»
Ринконете и Кортадильо
В постоялом дворе Молинильо, расположенном на окраине знаменитых Алькудийских полей, по дороге из Кастилии в Андалусию, в один жаркий летний день случайно сошлись два подростка лет четырнадцати-пятнадцати; ни одному из них нельзя было дать больше семнадцати; несмотря на свой молодцеватый вид, оба были в лохмотьях, оборванные и потрепанные. Плащей у них не было вовсе; штаны были из холста, а чулки — из собственной кожи. Правда, одеяние это скрашивала обувь: на одном были изношенные и протоптанные сандалии, а на другом — башмаки, хотя и узорные, но без подошв, так что они служили скорее ножными колодками, чем башмаками. Один из мальчиков был в зеленом охотничьем берете, другой — в широкополой шляпе с низкой тульей и без ленты. У одного была закинута за плечо и завязана спереди вощеная рубаха цвета верблюжьей шерсти, другой шел без всякой клади, хотя на груди у него виднелся большой ком, который, как потом выяснилось, оказался так называемым валлонским воротником, густо-прегусто засаленным и до того поношенным, что обратился в одну бахрому. В воротнике были завернуты истрепанные овальные карты; от употребления углы карт износились, и для сохранности пришлось их обрезать, отчего и получили они свою нынешнюю форму. Лица мальчиков были обожжены солнцем, ногти с черной каймой, руки очень нечистые. Один из них был вооружен тесаком, другой — ножом с желтым черенком, так называемым мясницким. Оба мальчика вышли провести сьесту под навес или галерею, какие обыкновенно устраивают перед постоялыми дворами, сели друг против друга, и тот, кто казался постарше, спросил у младшего;
— Откуда вы родом, благородный сеньор, и куда держите путь?
— Родины своей, сеньор кабальеро, — ответил другой, — я не знаю; не знаю также, куда и путь держу.
— По правде сказать, — возразил старший, — не похоже на то, чтобы вы, ваша милость, упали с неба, а этот постоялый двор — не такое место, чтобы располагаться здесь надолго; так что волей-неволей придется следовать дальше.
— Совершенно верно, — ответил младший, — и тем не менее все, что я вам сказал, — сущая правда. Родина моя для меня не родина, так как дома у меня нет никого, кроме отца, не признающего меня сыном, да мачехи, которая обращается со мною, как с пасынком; сейчас я бреду куда глаза глядят и остановлюсь только там, где отыщу человека, который даст мне необходимые средства для моей горемычной жизни.
— А знаете ли вы, ваша милость, какое-нибудь ремесло? — спросил старший.
Младший ответил:
— Нет у меня никакого ремесла, кроме умения бегать как заяц, прыгать как серна, да еще очень ловко резать ножницами.
— Все это очень хорошо и даже выгодно, — сказал старший, — так как всегда найдется на свете ризничий, который отдаст вам приношения ко дню всех святых, лишь бы вы ему нарезали к страстному четвергу бумажных розеток для монумента.
— Нет, я вырезываю иначе, — ответил младший. — Мой отец — божьей милостью портной и гамашник; он научил меня кроить гетры, которые, как вы сами хорошо знаете, представляют собою особые чулки с подъемом, называемые обыкновенно «полайнас». Я крою их так хорошо, что, право, мог бы сдать экзамен на мастера, если бы не злая судьба, которая держит меня в неизвестности.
— Еще и не такие напасти случаются с хорошими людьми, — ответил старший. — Не раз мне доводилось слышать, что редкие способности чаще всего пропадают даром. Однако вы еще в таком возрасте, что успеете исправить свою судьбу. Впрочем, если я не ошибаюсь и если глаз меня не обманывает, ваша милость обладает другими скрытыми талантами, но, видно, не желает их выказывать.
— Да, обладаю, — согласился младший, — но они не для широкой огласки, как вы сами это отлично заметили.
На это старший ответил:
— В таком случае могу вам сказать, что лучшего человека для сбережения тайны вряд ли вы где еще сыщете, и, чтобы обязать вас открыть свою душу и быть со мною откровенным, я начну с того, что открою вам сначала свою. Мне сдается, что не без тайного умысла свела нас здесь судьба, и вполне возможно, что мы с вами до последнего дня нашей жизни останемся настоящими друзьями. Я, сеньор идальго, уроженец Фуэнфриды, селения, известного и прославленного именитыми путешественниками, которые через него постоянно проходят. Имя мое — Педро Ринкон; мой отец — видная персона, ибо служит делу крестовых походов: я хочу сказать, что он разносчик папских булл, или булдыга, как выражается простонародье. Одно время я помогал ему в этом занятии и изучил его так, что наиболее опытному человеку не дал бы себя превзойти в продаже булл. Но однажды, увлекшись деньгами, получаемыми за буллы, гораздо больше, чем самими буллами, я сжал в объятиях мешок и доставил его и самого себя в Мадрид, и там по милости разных удовольствий, которые всегда можно получить в столице, я в несколько дней так его выпотрошил, что он весь покрылся у меня складками, как платок у новобрачного. Владелец денег поспешил мне вслед — меня арестовали; особенной поддержки у меня не было, но судьи, посмотрев на мою юность, удовольствовались приказом привязать меня к столбу и этак… согнать плетями с моих плеч несколько мух, а затем изгнать меня на четыре года из столицы. Набравшись терпения и выгнув спину, я подчинился необходимости, снес наказание, а потом с такой быстротой отправился в изгнание, что не успел даже подыскать себе осла или лошади. Из своих пожитков я захватил все, что мог и что показалось мне особенно нужным; захватил, между прочим, и эти карты (тут он вытащил из своего воротника карты, о которых уже было сказано выше); ими я зарабатывал себе на жизнь, играя в «двадцать одно» во всех гостиницах и постоялых дворах, сколько их наберется от Мадрида до этого места. И хотя, как вы видите, карты эти засаленные и потрепанные, но они наделены чудесной силой для того, кто умеет ими пользоваться: стоит только снять — и снизу окажется туз, который сразу выходит в козыри и дает одиннадцать; пусть только предложат сыграть в «двадцать одно», как, имея туза на руках, ты сохраняешь все деньги в кармане. А если вы хоть немного играете в «двадцать одно», вы поймете, какое это преимущество, если наверняка знаешь, что в первой карте получаешь туза. Кроме того, у повара одного посланника я обучился кое-каким уловкам для игры в «пятки» и в «банк», который иначе называется еще «андавова», и выходит, что я могу стать маэстро по части игры в карты, совершенно так же, как вы можете сдать экзамен по кройке гамаш. Таким образом, я с голода не умру, потому что в любой усадьбе всегда найдется человек, желающий сыграть в картишки. Сейчас мы можем проверить это на опыте. Расставим силки и посмотрим, не попадутся ли в них какие-нибудь пташки, вроде находящихся тут погонщиков мулов. Мы будем с вами играть в «двадцать одно», как будто и вправду, а если кто захочет быть в нашей игре третьим, то быть ему первым, кто расстанется со своим капиталом.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Испанская новелла Золотого века - Луис Пинедо бесплатно.
Похожие на Испанская новелла Золотого века - Луис Пинедо книги
- Райские псы - Абель Поссе - Историческая проза
- Проклятые короли: Железный король. Узница Шато-Гайара. Яд и корона - Морис Дрюон - Историческая проза / Проза
- Пляска Св. Витта в ночь Св. Варфоломея - Сергей Махов - Историческая проза
- Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде - Василий Иванович Ардаматский - Историческая проза / О войне
- Последний год - Алексей Новиков - Историческая проза
- Сын Наполеона - Эдмон Лепеллетье - Историческая проза
- Портреты пером - Сергей Тхоржевский - Историческая проза
- Мальчик из Фракии - Василий Колташов - Историческая проза
- Залитая кровью Победа. Серия «Бессмертный полк» - Александр Щербаков-Ижевский - Историческая проза
- Шестиглавый Айдахар - Ильяс Есенберлин - Историческая проза