в тюряжку упекли по моей милости? О-ох… Надо бежать спасать! Не то навешают на него обвинений ни за что ни про что».
И я босиком, в казённой старушачьей хлопковой сорочке непонятной расцветки поплелась к выходу.
Штормило. Какой извращенец положил пол волнами? Идти же невозможно!
Но я упёртая. Миссия невыполнима, но я дойду.
Так, по стеночке, я прошла весь коридор и добралась до стойки администратора, за которой никого не было.
А может, это чистилище? Я умерла и жду отправки в рай или ад? То-то здесь всё такое сюрреалистичное. Вон, пол, и тот волнистый, а перед глазами туман. Ужас… Если так, то не видать мне больше Костю. Только если в следующей жизни.
– Ты чего встала? – раздался прямо за моей спиной строгий женский голос.
Ну, точно. Я в чистилище. В реальном мире люди не умеют появляться прямо за спиной из ниоткуда.
– Р-распределения жду… – ответила я. Собственно, почему бы не козырнуть догадливостью? Небось, не все осознают, что умерли.
– Какого ещё распределения? – как-то не вопросительно спросила она. – Ты из какой палаты?
– Н-не знаю, – пожала я плечами.
– Как зовут?
– Наташа. Пестова.
– Четыреста седьмая, – ответила строгая тётенька в белой форме и жестом показала, чтобы я шла за ней.
– Но мне надо Костю, – сказала я. – Он меня сюда привёз. Где он?
– Для начала вернись в палату и без необходимости не выходи. У тебя сотрясение. Тебе надо лежать.
Не тётенька, а стена: сколько ни кидай в неё горохом, а всё без толку. Тут, наверное, весь персонал в вечном услужении у бога, и работают без отпусков, потому такие злые.
Пришлось мне лечь. Правда, за послушание ответов на вопросы я всё равно не получила. Тётенька и не слыхивала ни про какого Костю. Оно и неудивительно: мир живых, он где-то там, внизу, а мы – здесь.
– Бабу бы… – простонал мужик на койке справа.
Наверное, я всё-таки не умерла. Вряд ли мертвяку захочется бабу. Хотя… зачем ему баба, в таком-то состоянии? Разве что подгузники менять. Сам-то не может.
«А мне бы Костю… Ну, или хотя бы узнать, что с ним сделали голубки в форме. И как назло мобильник мой лежит трупиком в палаточном лагере», – вспомнила я и тяжко вздохнула.
Может, ну его, это лечение? Тикать надо отсюда. Только вот где мне найти Костю? Да и меня, в сорочке, босую и без денег загребут на первом перекрёстке. Вот как пить дать, с моей-то удачливостью.
До чего скучно-то… И странно: почему меня положили не в детское отделение? Мне же ещё нет восемнадцати. Неправильно как-то всё. Может, это всё-таки чистилище?
На стене над входной дверью тикают часы и почему-то против часовой стрелки. Я проморгалась – точно. В обратную сторону время течёт! Ой, батюшки, куда я попала? Точно какой-то сюр.
Помимо хотячего мужика, в палате лежала преклонного возраста женщина. Эта тоже была с перебинтованной головой.
– Извините, – обратилась я к ней. – А вы тоже видите, что часы идут неправильно?
– Вижу, – она оторвалась от газеты «Клубничка». – Третий день прошу батарейку заменить. Говорят, бюджету у них не хватает на батарейки. Областная больница, называется. Позорище…
Я вздохнула. Значит, я не сошла с ума. Часики и правда того… Ведь где это видано, чтобы они назад шли? Когда батарейка садится, стрелка сначала дёргается, не в силах сдвинуться с места, а потом замирает. Точно сюр.
– Аномальная зона здесь, – подхватил мужик с ногой на вытяжке, которому тоже было невыносимо скучно. – Эй, девица, – обратился он ко мне, – подойди, а? Ну, пожалуйста?
– Отстань ты от неё, – вмешалась женщина с газетой, – охальник проклятый!
– Ой, да тебя, старую клюшку, не спрашивали. Мужика у тебя нет, вот и злая. А девочка добрая, – и обратился ко мне: – Правда, красавица?
Вот чуйка у меня на ложь. Интересно, как это он разглядел за повязкой и пластырем на носу мою красоту? У него рентгеновское зрение? Или в чистилище все видят только облик души? Если так, то этот мужик – тот ещё мерзавец.
Взглянуть бы на себя… Пожалуй. Зеркало поищу, в туалет заодно схожу. Как раз и от мужика подальше уйду, а там, глядишь, он и забудет про меня.
И снова по стеночке – в туалет. Тут и зрения не надо, искомый клозет нашёлся по сильному смешанному запаху мочи и хлорки.
Хорошо, что я сначала сходила справить нужду, и только потом посмотрела в зеркало. Вот почему мужик в палате обозвал меня красавицей – свою почуял.
Может, в чистилище зеркала коверкают внешность? Откуда бы у меня взялись два здоровенных фингала под глазами? И это не говоря о всё ещё примечательном буром носе и перебинтованной звезде во лбу.
И если Костя видел меня такой, то мог и сбежать…
Нет, конечно, вряд ли благородство позволило бы ему так поступить. Но я бы сбежала от самой себя, если бы могла. Не то стою, как первопропоица, свечу фонарями. Может, и хорошо, что Костя пропал? Как я его кадрить буду с таким рылом?
Мне бы только одним глазком взглянуть на Костю, чтобы узнать, что с ним всё в порядке. Где же ты, Костя?
***
На ужин подали бульон, в котором плавало три кусочка картошки, пять кусочков моркови и семь – лука. Я от нечего делать сосчитала. И ещё кусочек чёрного хлеба.
Я сквозь тошноту втолкала в себя еду. Кухня в чистилище, конечно, так себе, но всё же лучше, чем завтрак туриста.
Мужик с ногой на вытяжке снова активизировался. На этот раз в жертвы он выбрал медсестру, которая его кормила с ложки.
Оказалось, у него сломаны не только нога и голова, но и обе руки.
– Слышь, сестрица, почеши мне задницу, а? Умираю, не могу… – стонал мужик.
«Это он меня, что, об этом хотел попросить? – с ужасом подумала я. – Каков подлец!»
– Молча суп доедаем, – безэмоционально ответила видавшая виды медсестра. – Завтра на помывку тебя отвезут и нашаркают.
– Так до завтра же помру-у-у… – жалобно протянул он. – Что же вы так бесчеловечно к пациентам-то?
Я поняла, что, когда медсестра уйдёт, жертвой опять стану я. Нет уж, с этим надо что-то делать.
– Извините, а вы не могли бы перевести меня в другую палату? – спросила медсестру. – Я же вроде как в детском отделении должна лежать.
– Некуда тебя переводить, – разрушила мои надежды она. – Всё детское отделение забито ротавирусными. У нас тут столпотворение творится. Водой из-под крана полгорода траванулось. Будто Касьян посмотрел. Так что лежи, деточка,
