как её зовут?
– Светлана Георгиевна. Я скоро вас друг другу представлю.
– Она далеко живёт?
– Не очень, в соседнем районе города. Но летом она уезжает в деревню.
– А кроме мамы у тебя ещё кто-то есть из родных?
– Нет. Я был единственным ребёнком в семье. Папа умер три года назад.
– О… понятно… – ответила я, не зная, уместно ли говорить «сочувствую» или «соболезную». Мы же не были знакомы. А скорбеть по незнакомому человеку – это нелепица и враньё.
И тут я вспомнила о своей недавней утрате.
– Костя… Я хотела сказать: спасибо, что вытащил меня тогда. На днях увидела в новостях, что сгорел дом, гнёздышко, где я раньше жила. Есть погибшие. Если бы не ты, среди них могла оказаться и я.
Костя взял меня за руку и легонько сжал.
– Поэтому ты такая задумчивая?
– Там была женщина, Нинок, которая была добра ко мне, защищала от приставаний этого козла дядьки Сашки, не давала в обиду. И её больше нет, – поделилась переживаниями я.
– Мне жаль, что дом сгорел. Но теперь у тебя всё будет хорошо. И твоя Нинок, где бы она ни была, может за тебя только порадоваться, – поддержал меня Костя.
Помнится, как раз Нинок-то мне и пророчила идеального мужа и сладкую жизнь.
Да, я уверена, что она с небес за меня порадуется. А в раю и ей будет хорошо. Такие как она абсолютно точно после смерти попадают в рай.
– Ну что? Готова идти? – спросил он.
Я улыбнулась и кивнула.
Машина уже давно припарковалась на стоянке возле МФЦ, а мы сидели и болтали. Как бы не опоздать…
***
Меня завели в отдельный кабинет для беседы с сотрудником из опеки.
Костя остался за дверью, но предупредил, что, возможно, меня будут отговаривать от такого шага, и чтобы я не велась на страшилки.
Наивный. Я за свою жизнь наслушалась таких страшилок, что сказать кому – уши свернутся в трубочку. Стреляная ворона, знаю.
Женщина восседала за столом с очень важным видом, аки несушка на кладке. Только кладка в нашем случае – это детки, угодившие в систему, а она – следит, чтобы эту кладку не растащили добрые и не очень добрые люди.
– Если он возьмёт над тобой попечительство, то сможет принудить тебя переписать на него твою квартиру. Увы, сейчас это распространённый вид мошенничества, – втирала мне Наталья Вячеславовна, куратор по опеке и попечительству. – Чего уж тебе осталось-то: без году неделя. А там – свобода.
Это она серьёзно? Костя-то мошенник? Эк она про своего почти коллегу заливает, кошёлка болтливая! Как будто не знает, кто такой Константин Зорин.
Надо же, моя тёзка, а какая мерзопакостная тётка. Я прозвала её: Тщеславовна. Про неё шла слава, что она отговаривает всех опекунов от опеки и пугает детей, что опекуны берут их только ради наживы.
А ещё она неправильно мне сказала: не без году неделя, а восемь месяцев. Но я не стала её поправлять.
– Но ведь за квартиру долг, – вспомнила я.
– Тю! Устроишься на работу, погасишь все долги на раз-два! – махнула рукой та.
«Ага, так прям и на раз-два! – усмехнулась про себя я. – Нынче денежки дорогие. Уж я-то знаю».
– А не подскажете, кем таким надо работать, чтобы столько зарабатывать? На вашем месте, наверное? – состроив невинное личико, поинтересовалась я.
Наталья Тщеславовна гневливо скривила губы и угрожающе зыркнула на меня.
– Ну, не мне же потом плакать. Моё дело – предупредить.
Плакать? Ещё чего! Разве только от счастья.
– Нравится мне этот опекун. Надо брать, – резюмировала я, поставила последнюю закорючку на заявлении и, довольная, поднялась со стула.
– Чёрт с тобой, егоза, – Наталья Тщеславовна небрежным взмахом руки поставила печать на бланке.
Всё. Теперь я официально не детдомовская, а самая, что ни есть, домашняя.
– Почему сразу чёрт? – хихикнула я. – Может, мне боженька больше по душе?
– Помяни моё слово, девочка: самые тяжёлые травмы получают те, кто излишне самоуверен.
Пускай говорит всё, что ей вздумается. А у меня всё будет тип-топ.
Прощай, детский дом!
Глава 16. Соперница
Пока я собирала пожитки в своей бывшей теперь уже комнате, Костя зашёл к Эверест. Директриса зачем-то заманила его к себе. Наверное, спросить, будет ли он захаживать к ним после того как заберёт меня. Понятное дело, спонсора-то терять не хочется.
Я порадовалась тому, что у меня есть возможность попрощаться с Таней без посторонних.
Машенька забралась на мою кровать и своими маленькими пальчиками выуживала приглянувшиеся вещи. Я складываю, а она достаёт обратно.
– Ты не хочешь, чтобы я уходила? – шутливо спросила я малышку.
– Хочет-хочет, – ответила за Машутку Таня. – Тебе давно уже пора переехать к Зорину, а ты всё кота за яйца тянешь.
– И никого я не тяну! – я показала соседке язык и продолжила складывать вещи.
– Знаешь, а я подумала над твоими словами. Ну, которые про мужиков были… В общем, я согласна прийти на скалодром.
– Ого, – приятно удивилась я. – Что, Пашку в отставку?
Таня сморщила нос и махнула рукой.
– Он в первый же день попросил меня прислать ему фотку в нижнем белье. Коз-зёл…
– Фу, – поддержала я позицию подруги, а сама порадовалась, что судьба отвела Таньку от очередного кобеля.
– Так что? Возьмёшь меня с собой? – спросила она.
– Возьму. Вот только занятия в секции возобновятся с августа. Да и ребята, наверное, ещё только вернулись из Карелии. В июле все будут отдыхать.
– Эх, буду ждать… – тяжко, словно любовь для неё, как воздух, вздохнула она.
Из коридора донёсся рёв. Мы выглянули.
Шум развела та самая носатая чернявая девочка-подросток, которая заявляла мне, что Костя – её. Она ревела, цеплялась за Костину руку и умоляла забрать её.
Костя, надо сказать, и тут проявил чудеса выдержки: не отталкивал девицу, а что-то вкрадчиво ей говорил. Но то ли она не слышала его слов из-за собственных криков, то ли не желала слышать.
«Этого ещё не хватало!» – проснулся мой внутренний ворчун и подтолкнул меня вмешаться.
– Что здесь происходит? – обратилась я скорее к девице, чем к Косте. – Чего ревёшь?
Носатая, увидев разрушительницу своих надежд, переключилась на меня и отпустила Костину руку. Я отвела её в сторону.
– Это меня должны были забрать домой! Это моё место! – истерила она.
– Константин Николаевич не может забрать всех, – ответила я ей. – Попечители сами решают, кого им забрать. Все мы разные. Может, тебя захочет забрать кто-нибудь другой.
– Не захоче-е-ет… – выла она.
Я поняла, что взывать к её разуму сейчас бесполезно, и отвела
