– То же, что и ты: это было бы слишком хорошо!
– И однако все получится, если случай поможет тебе занять лейтенанта на сорок восемь часов, и занять так, чтобы он не мог сказать: «Я был там-то!», а главное, чтобы он не мог это доказать. Тогда ему припишут все, что произойдет в замке. По моей милости там всем будет известно, что прибыл лейтенант Жорж Прадель. В замке же я оставлю неоспоримые следы его пребывания, и если будет совершено преступление, то виновником будут считать угадай кого!
XXX
Выйдя из ресторана, Паскуаль приказал кучеру отвезти их к театру «Жимназ». Сообщники благодаря взятой Паскуалем контрамарке смогли беспрепятственно войти в театр, но им обоим ни на минуту не пришло в голову занять свои места. Им было достаточно увидеть, что Жорж Прадель, прогуливаясь по коридору бенуара, не отходит от двери ложи номер 16.
– Солдат не удаляется со своего поста! — усмехнулся Паскуаль.
Играли последний акт «Дамы с камелиями». Во всех ярусах театра у зрителей текли слезы. Дамы шумно сморкались. Паскуаль толкнул Ракена локтем и шепнул ему:
– Похоже, он не подозревает, что его портсигар у меня в кармане! Смотри не упусти его из виду! Не забудь ничего, будь осторожен. А послезавтра жди меня на станции Сен-Лазар. Я не знаю, в каком часу вернусь, но вернусь несомненно. — И он ушел, оставив Ракена стеречь Жоржа Праделя.
В отсутствие Паскуаля и Ракена произошло следующее. Мы знаем, что молодая белокурая женщина, которую Паскуаль назвал Леонидой Метцер, выразила желание в следующем антракте подышать свежим воздухом. Антракт настал. Госпожа Метцер увидела, как молодой офицер вскочил с кресла. Она предчувствовала, что встретится с ним. И не обманулась. Жорж, который не сводил лихорадочного взгляда с двери, бледный, взволнованный, с горящей головой и выпрыгивающим из груди сердцем, стоял прямо напротив ложи, прислонившись к стене.
Молодая женщина, бледная, дрожащая, также взволнованная, пропустила вперед свою пожилую подругу, и, устремив на Жоржа прекрасные глаза, полные смущения, беспокойства, боязливой нежности и робкой мольбы, приложила палец к губам. Этот немой, но невыразимо красноречивый жест говорил: «Мы незнакомы и никогда не видели друг друга. Не говорите со мной. Не кланяйтесь мне. Малейшая неосторожность с вашей стороны может повлечь за собой несчастье».
Жорж Прадель понял это, ему и в голову не пришло не повиноваться. Влюбленный всегда расположен к беспрекословному повиновению, именно это и является одним из самых ярких симптомов той пагубной болезни, которая зовется любовью. Но если госпожа Метцер и запрещала ему заговаривать с ней, то не запрещала смотреть на нее, и Жорж мог упиваться видом этого прекраснейшего создания, которое еще четверть часа назад считал потерянным для себя навсегда. Следуя за Леонидой, он восхищался ее белокурыми волосами, грациозной шеей, гибкой талией, всем этим нежно-грациозным телом, чудные формы которого ясно обрисовывались благодаря платью.
И когда их взгляды встречались, Леонида читала в глазах Жоржа такую горячую привязанность, что ее щеки покрывались румянцем, а веки невольно опускались. Понятно, что старая дама ничего не замечала.
– Или я обманываюсь, мое дорогое дитя, или вам теперь гораздо лучше. Вы свежи как молодая роза, прекрасны как ангел.
– Вы не обманываетесь, мадам, — с улыбкой ответила Леонида, — по крайней мере относительно моей внезапной дурноты. Все и правда прошло.
– Я все раздумываю, отчего бы мог произойти этот неожиданный припадок — и не нахожу ни малейшего повода. Разве только волнение, причиненное пьесой.
Леонида не слушала ее. Напротив, она внимала тому, о чем говорили ей глаза не произнесшего ни единого слова Жоржа. Прозвучал звонок, антракт кончился, фойе быстро пустело. Уходя, госпожа Метцер бросила Жоржу Праделю взгляд, который значил не «Прощайте!», но «До свидания!»
Молодой офицер остался один в фойе. Опустившись на скамью, он упивался своим счастьем. Наши читатели поймут опьянение Жоржа, когда узнают историю его любви, начавшейся несколько месяцев назад в Африке и прерванной внезапно, неожиданно, грубо. Эту историю мы расскажем чуть позже.
Вдруг Жорж вздрогнул — у него мелькнула беспокойная мысль. Он вспомнил, что капельдинер, сунувший ему в руку записку, шепнул еще: «Если вы лейтенант Жорж Прадель, то это вам!» Жорж смял и положил в карман эту записку. Он ее вынул теперь, разгладил и перечел опять. Написана она была крупным и неаккуратным почерком, вовсе не указывавшим на светского человека.
«Кто же писал это? — спросил себя Жорж. — Кто мог узнать меня в зале, где я не знаю никого? Кому известно о моей любви к Леониде?» Он не мог найти ответа ни на один из этих вопросов. Озабоченный, он вышел из фойе и направился к оркестру.
– Месье, без сомнения, идет на свое место? — спросил его капельдинер.
– Нет. Я хотел бы спросить вас, кто вручил вам записку, которую вы мне передали?
И Жорж сунул ему пятифранковую монету. Но капельдинер отказался принять ее.
– Я украл бы ваши деньги, месье, — сказал он. — Я знаю лишь то, что это был молодой человек с русой бородой. Больше я ничего не могу сообщить, а это не стоит и су.
Ответ капельдинера не объяснил ничего. «Тут скрывается какая-то западня, — подумал Жорж. — Метцер, этот ужас всех влюбленных, способен на все! Тем не менее никому не известно о моем приезде в Париж. Метцеру также не известно. Да и кто мог знать о том, что я буду в театре, если я сам не думал об этом до тех пор, пока не прочел афишу? И что за молодой человек с русой бородой? Искать его бесполезно. Но, как бы то ни было, я пойду до конца. Счастливый случай дал мне в руки конец нити, которую я считал совсем порванной. Я готов рискнуть всем на свете, только бы сблизиться с Леонидой!»
Он вышел из театра, направился к ряду экипажей, стоявших в ожидании окончания спектакля, и выбрал один из них.
– Вот сто су, — сказал он кучеру. — Нужно будет следовать за одним экипажем. Если вы не потеряете его из виду, я удвою цену.
– Понимаю, сударь. Хорошенькая женщина, не правда ли? Это мне по сердцу! У меня отличная лошадка, на которую можно положиться. Я встану у ресторана, и вы покажете мне экипаж.
– Вы поедете за ним шагах в двадцати, — приказал Жорж, — когда экипаж остановится, вы обгоните его и в свою очередь остановитесь, но не слишком близко, чтобы не возбудить подозрений, и не слишком далеко, чтобы я мог рассмотреть лица тех, кто из него выйдет.
– Слушаюсь, сударь!
Все было улажено. Жорж вернулся в театр. Поднимаясь по ступеням крыльца, он расстегнул мундир, чтобы взглянуть на карманные часы, и машинально сунул руку в боковой карман, где должен был лежать портсигар, о котором он совсем забыл. Карман, как мы знаем, был пуст. Жорж едва сдержал готовый вырваться крик удивления и досады. В портсигаре было, кроме писем господина Домера, две тысячи восемьсот франков банковскими билетами.
– Что за непростительная неловкость! — пробормотал Жорж. — И как я мог с сигарой потерять его, приняв столько предосторожностей?
Внезапно он вспомнил о том молодом человеке, который, сильно толкнув его, ухватился за него, чтобы удержаться на ногах. «О! Я не потерял его — меня обокрали! Это был не близорукий, а карманник! Как это не пришло мне в голову тогда, когда мошенник был у меня в руках?»
Жорж Прадель не придавал никакой особой важности исчезновению писем дяди. Он даже и не вспомнил, что в них упоминалось о крупной сумме денег. Только потеря двух тысяч восьмисот франков могла озаботить его, хотя, учитывая то состояние духа, в котором он находился, очень ненадолго.
«Что за важность! — подумал он, наконец. — У меня есть еще десять с лишним луидоров».
И Жорж решил забыть об этом злополучном приключении, не подозревая о том, какие последствия оно могло иметь. Он вошел в зрительную залу и, так как спектакль приближался к концу, остановился в нескольких шагах от ложи номер 16. Тут-то его и увидели Паскуаль и Ракен, которые, обманувшись внешним спокойствием Жоржа, предположили, что он еще не подозревает о краже.
Когда опустился занавес, двери ложи отворились — дамы, видимо, спешили выйти, чтобы не попасть в толчею. Густая вуаль закрывала прелестное лицо госпожи Метцер. Но через кружево она увидела Жоржа Праделя. Уверенность, что он последует за ней, волновала ее и бросала в дрожь. У подъезда обе дамы сели в ожидавший их экипаж. Жорж запрыгнул в свой и указал кучеру, за кем нужно ехать. Карета с дамами тронулась, следом за ней и Жорж. А за ними отправился третий экипаж. В нем, развалившись, сидел господин с черными усами, в серой шляпе и с громадной сигарой в зубах. Такой облик принял уже знакомый нам Ракен. Верный своему уговору с Паскуалем, он так же не хотел упустить из виду Жоржа Праделя, как последний не хотел потерять госпожу Метцер. По дороге Ракен ворчал себе под нос:
