В печати учебник практически не рецензировался, никто не отметил его реальных достоинств. Никто не позаботился о его изучении в сети партпросвещения. В немалой степени по всем этим причинам учебник не получил должной популярности и авторитета в стране.
Но если говорить об идеологических, теоретических и политических кадрах, особенно молодых, многие из которых, скорее всего, учебник прочли, то они получили немало пищи для размышлений. В этом смысле он, как мне кажется, сработал. Читали его и коммунисты за рубежом; учебник был переведен на основные европейские языки.
Думается, эта работа, занявшая в общей сложности (имея в виду оба издания) более трех лет, стала известной вехой в развитии нашей политической мысли и по той причине, что генерировавшиеся творческим коллективом идеи через самого Куусинена и тех, кто с ним работал (некоторые из этих людей вскоре заняли ответственные посты в аппарате ЦК КПСС), все же нашли путь в политический процесс. И тем самым оказали известное воздействие на решение ряда крупных вопросов теории и политики.
И хотя коэффициент полезного действия в данном случае оказался не очень большим, в то время и это было важно, поскольку в теории, в общественной и политической мысли дело с места почти не сдвигалось. Мало того, то там, то здесь начинались контратаки сталинизма.
Мне кажется, что Отто Вильгельмович видел свою роль, свою миссию в том, чтобы стать как бы мостом, соединяющим Ленина, ленинизм с послесталинским руководством Советского Союза. При этом, конечно, следует учитывать различие эпох. Для Ленина объективно главным была борьба с «ревизионизмом справа», со II Интернационалом. В последующем на первый план выдвинулась борьба с «левизной». Ленин ее опасность тоже видел, но выражал надежду, что «левый коммунизм» как «течение молодое» может быть «легко излечено»[4]. Надежда эта не оправдалась, в том числе в двух первых громадных государствах, где победили революции, – России и Китае.
Важно, однако, то, что Куусинен подхватил нить борьбы с левой угрозой, выпавшую из рук Ленина, и продолжал тянуть ее дальше. В нелегких условиях он, как мог, развенчивал «левизну», псевдомарксистскую фразеологию некоторых коммунистов и мелкобуржуазных «революционеров».
Одно мое добавление – политическое. О.В. Куусинен избегал разговоров о прошлом, в которых затрагивались бы какие-то личные темы. Видимо, в его прошлом были страницы, с которыми он сам не мог примириться. Мои чисто умозрительные догадки: он не мог и не решился в свое время вступиться за своих близких и за товарищей, попавших в мясорубку сталинских репрессий, и не хотел об этих жизненных ситуациях вспоминать. Впрочем, как мне рассказывал Ю.В. Андропов, в период работы в Карелии Отто Вильгельмович спас его от серьезных неприятностей во время «ленинградского дела». То же самое, возможно, относится к событиям конца 1939 – начала 1940 года, когда ему пришлось возглавить так называемое териокское правительство Финляндии, созданное Сталиным. Я не раз с трудом преодолевал сильное искушение спросить его об этом периоде жизни. А сам он никогда о нем не говорил, возможно, и потому, что где-то ощущал свою вину, хотя едва ли мог в то время что-то сделать, чтобы избежать драматического развития событий. Я потом думал, что в сталинские времена он натерпелся немало унижений и страха. И это было одной из причин того особого, в известной мере слепого уважения к Хрущеву, преданности ему. Я помню единственную ссору с Куусиненом – когда я и Шейдин в разговоре с ним выразили возмущение тем, что книга очерков о поездке Хрущева в США – «Лицом к лицу с Америкой» – получила Ленинскую премию, и тогда нам здорово от него попало.
Его горячим желанием было внести максимально возможный вклад в решение нагромождавшихся проблем. Но он был в высшей степени осторожен, его к этому вынуждало все его прошлое. В КПСС он все же был «иностранец», к тому же «бывший социал-демократ», да еще и с арестованными в качестве «врагов народа» женой и сыном, – это делало его вдвойне, втройне «уязвимым» в сталинские времена и не на сто процентов «своим» даже после Сталина. Как человек, который «много думает», он, видимо, частенько запаздывал со своими оценками и выводами, так что и этот его «недостаток» тоже предохранял его от поспешных, импульсивных высказываний, от того, чтобы безрассудно «ввязываться в какую-то драку». Но в решающие моменты он действовал смело, без оглядки. Так произошло в июне 1957 года на пленуме ЦК КПСС, в ряде серьезных теоретических споров в политбюро (например, насчет исторических судеб диктатуры пролетариата), при решении ряда исторических вопросов. Хотя и здесь Куусинену мешало иногда слишком большое доверие к Хрущеву, даже какая-то эйфория в этом плане, что отразилось в какой-то мере и на учебнике, особенно на его втором издании. Но это было отношение искреннее – в Хрущеве и его деятельности Куусинен видел, может быть, единственный шанс, преодолев сталинизм, вернуться к изначальным идеалам рабочего и коммунистического движения, которому он был беззаветно предан.
Еще одно наблюдение – чисто личное. О.В. Куусинен отличался, притом безотносительно, даже без сравнений с другими крупными политическими работниками того времени, особой, очень высокой интеллигентностью. И не только в смысле образованности и общей культуры (то и другое досталось ему не от семьи, а достигнуто было собственным тяжким трудом, происхождения он был самого пролетарского), но и по отношению к людям, в том числе к тем, кто младше его по положению, к подчиненным. Один маленький штрих: два-три раза в год (обычно через неделю-две после Нового года, майского и ноябрьского праздников) Куусинен по воскресеньям на целый день собирал у себя на даче всех, с кем он непосредственно – либо по службе, либо творчески – работал (начиная с видных ученых, партийных работников и включая своих секретарей). Приглашал их с женами и детьми. И это были удивительно интересные и приятные дни, когда забывались и служебные, и возрастные различия.
И в заключение – более серьезный вывод. Если посмотреть на состав политбюро (тогда – президиума) ЦК КПСС в послесталинские времена, видишь, что при всех многочисленных заменах одних людей другими, при множестве давно уже забытых козловых, кириченко, фурцевых, мухитдиновых и подгорных вокруг Н.С. Хрущева было очень мало людей, которые могли быть источниками благотворного, прогрессивного влияния. В конце концов, могли бы просто честно высказать свое мнение или дать совет по сложному политическому вопросу. Я знаю только двоих таких людей. Один из них – О.В. Куусинен. И другой, как мне кажется, А.И. Микоян (с ним я был знаком лишь формально). Я был рад, когда в начале 1989 года на международном семинаре, посвященном истории Карибского кризиса 1962 года, сын Н.С. Хрущева Сергей Никитович подтвердил это, зачитав выдержку из воспоминаний отца, где говорилось, что только эти два человека предостерегали его относительно возможных опасных последствий размещения ракет на Кубе. Предостерегали, конечно, в крайне осторожной, соответствовавшей тогдашним нормам отношений в политбюро, но достаточно ясной для самого Хрущева форме, – предупредив, что будут голосовать за его предложение, но только потому, что верят Хрущеву; думают, что тот понял всю свою ответственность и необходимость хорошо взвесить возможные последствия этого шага.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
