долго. Я чувствовала спиной ее сомнения, страдания, но обратиться тут больше не к кому, кроме меня и поделиться тоже. «Плевала я! Сиди сама с собой, глотай слезы и жди милости от судьбы».
– Извини. Это я от страха…
– Да пошла к черту!
– Я же извинилась!
– И что? Этот дебил, после того как отметелил меня, тоже извинился. Думаешь, полегчало? Еще потом поинтересовался, как я себя чувствую.
– Полный алле-с… и часто он…
– Нет.
– А я зачем? Если ты тут? Расширение производства?
Не смотря на беспросветность ситуации, я рассмеялась.
– Немного не в том смысле… Он хочет, чтобы я посмотрела на твое «перерождение», – слезы потекли сами собой, – и, соответственно, сама очистилась еще лучше. Что-то в этом роде. Я не особо поняла.
– А в чем состоит это самое «перерождение»?
– «Молчание ягнят» смотрела?
– Да…
– Что-то типо этого.
– Прям дела… «Утекай, в подворотне нас ждет маньяк…»
– «Хочет нас посадить на крючок…»
– «Красавицы уже лишились своих чар…»
– «Машины в парк, и все гангстеры спят…»
– «Остались только мы на растерзание, парочка простых и молодых ребят».9
Мы опять замолчали. Песня не была вдохновляющей в нашей ситуации. О чем говорить?
– Марин, что ты имела в виду, когда сказала «так мало»?
– Ну…
– Гну. Ты что-то знаешь?
– Не очень много. То, что ты не первая – это понятно. И то, что он маньяк, тоже.
– Была такая мыслишка у меня…
– Я поняла, что уже было три жертвы, каждую он держит по месяцу, по-моему. Потом убивает и снимает…
Договорить она не смогла.
– Скальп. Я видела.
– Что?
– Он показывал мне другую комнату. Там все выкрашено в белый цвет, а вдоль стеночки сидят три манекена. Они одеты в женскую одежду, рядом сумочка и обувь, а на голове скальп…
Глаза у нее были как два блюдца.
– Он всем ее показывает?
– Нет, как я поняла. Просто я особенная. Не знаю, уж чем приглянулась, но у него на меня особые планы – десерт. А ты откуда все это знаешь? Вроде в газетах и на телевидении ничего не было…
Марина опустила голову и немного порассматривала свои руки, видимо справлялась с чувствами.
– Одной из жертв стала моя подруга. Она блондинка. Ее зовут Маргарита. Меня опрашивала милиция. И поинтересовались, не рассказывала ли она мне про сайт знакомств. Я все поняла. И решила, что…
– Идиотизм.
– Тогда я так не считала. Казалась себе такой бравой, решительной… я не знаю.
– А теперь, что считаешь?
– Идиотизм, очень подходящее определение. Чем же я думала?
– Это все американские боевики…
– Нет. Это отсутствие мозгов… Глеб же меня предупреждал…
– Глеб? Кто это?
– Он занимается этим делом – Глеб Николаевич Изотов. Я поделилась с ним своей идеей стать подсадной уткой.
– Он был несказанно счастлив? Я так понимаю.
Она покачала головой, плечи затряслись.
– Хватит сырость разводить, мне своей хватает.
Марина послушно вытерла нос.
– Ты пыталась выбраться от сюда?
– Пыталась. По этому поводу получила дополнительных синяков. Когда он притащился и возвестил мне об идее «наглядного примера», я подумала, что это шанс. На двоих нужно больше внимания и все равно не уследишь… Это шанс.
Глаза ее загорелись.
– Ты думаешь?
– Да, – огляделась вокруг,– я могла бы шарахнуть его ведром, пока он наклоняется к тебе… Но опять надо чем-то веревку перерезать… Этого, я пока не придумала. Да и в углах особо не пошаришь, веревка коротковата. Но, по-моему, он носит с собой перочинный ножик.
– Ты думаешь, получится?
– Возможно. Главное не торопиться. У нас всего одна попытка, потом он будет уже на чеку. Надеюсь все же, что милиция у нас не так плохо работает.
– Не говори, не надо… у них никаких идей. Это полное дерьмо…
Дальше мы некоторое время пытались разглядеть что-нибудь на полу в слабом свете свечей. Ничего не нашли. Новых сценариев развития действа не возникло, и ведро было единственным найденным нами оружием. Адреналин схлынул, и навалилась усталость и сон. Моя сокамерница забылась беспокойным сном.
Оставалось только ждать и принять все, так как оно будет. В голове опять заиграл плеер, без него я уже не могла адекватно воспринимать реальность – это была временная передышка.
Как только Марина появилась в нашей камере, об этой попытке я стала думать постоянно. Лишь пару раз провалилась в сон. Казалось, если думать постоянно, то выход найдется.
Черт, думаю же постоянно!
Разные ходы, подходы. Хотя, что там особо подходить?
Ведро то одно! А веревка коротка, я даже замахнуться не смогу. Это надо чтобы он лег на пол или присел на корточки. Нет, нереально…
А наше кошмарное шоу продолжалось.
Самое ужасное в моем положении, что приходилось выказывать ему, какое-никакое, а расположение. Что-то спрашивать, интересоваться и видеть, как он улыбается и кивает мне довольно. Страшно хотелось, чтобы он просто провалился вместе с полом и этим зданием или сооружением. О, Господи! Помоги мне!
А когда Дима занес первый раз над Мариной руку, то специально немного развернулся ко мне.
– Смотри внимательно. Если не будешь внимательно смотреть, то я изобью ее сегодня сильнее, чем планировал. Ты поняла?
Как же не понять?
В моих глазах, наверное, было то же самое – испуг, неверие. Как? Неужели это происходит со мной? Не может быть. Этого просто не может быть со мной…
Она сопротивлялась отчаянно. Надеюсь, что когда-нибудь я смогу это забыть. Или может, не придется ничего забывать?
В какой-то момент, не выдержав, отвернулась, не было сил бороться с тошнотой.
– Я же сказал тебе смотреть!
Твою мать! Глубоко вдохнула – как будто забила в горло кол. «Нельзя, не сейчас. Потерпи, не раскисай, пожалуйста, ради вас обеих!». И встретилась с его безумными глазами.
– Я смотрю.
– Вот и молодец.
И повернулся, послышался сдавленный стон. Я видела уже только его затылок.
– Ты понимаешь, что никто из них от сюда не выбрался?
– Понимаю.
После продолжительного молчания это были ее первые слова, сказанные с некоторым трудом – губы были разбиты и лицо распухло. Марина застонала и немного побилась головой о стенку.
– Я не хочу, не хочу, не хочу…
– Марина, Мариночка. Я прошу тебя, не впадай в истерику, это тебе ничем не поможет, – я говорила спокойным, даже ласковым голосом, хотя сама была готова рыдать биться головой о стенку, так же как и она. Уж лучше самой размозжить себе череп.
– Да пошла ты к чертовой матери…
Далее шла одна нецензурная лексика, пересыпанная иногда нормальными словами. «Человеку надо выговориться. В конце концов. Ради малюсенького шанса, что я
