Газета «Нива», номер 38 за 1916 год
Если вы желаете узнать свою судьбу и характер, сообщите, когда вы родились.
Девица Бельтрам, используя тайныя знания египетских фараонов, поможет вам заключить наивыгоднейший брачный союз.
Директор телевизионного канала ПТЦ Павел Павлович Строгов, или Палыч, как уважительно называли его сотрудники ведущего городского канала, был крупный, яркий, представительный мужчина, довольно полный, но очень вальяжный и импозантный. Он прекрасно умел носить дорогие костюмы, неплохо держался в обществе и перед телекамерой, а также ловко вел огромный корабль своего канала по бурному морю современного бизнеса.
Все сотрудники канала, кому приходилось иметь дело лично с Палычем, знали, что наиболее важной, наиболее говорящей деталью его красивого, фотогеничного лица были брови. Густые, темные, сросшиеся на переносице брови всегда четко и ясно говорили о его настроении, о его мыслях и о его ближайших планах.
Если правая бровь поднималась вверх, изгибаясь, подобно мохнатой гусенице на тропинке, – следовательно, Палыч уже сформировал собственное мнение по поводу доклада, который делает ему подчиненный, и сейчас он прервет этот доклад и выгонит подчиненного вон из своего кабинета, а может быть, и вообще с канала. Без выходного пособия.
Однако если вверх лезла левая бровь – все было не так плохо, доклад Палычу понравился, и подчиненного ждет, возможно, даже повышение. Если же вверх поднимались обе брови, то подчиненному стоило быстренько свернуть свое сообщение и тихотихо удалиться из кабинета, поскольку Палыч давно уже его не слушает, а думает о чем-то своем, глубоко личном. После этого Палыч обычно снимал трубку своего собственного телефона – того, который шел не через секретаршу, – звонил по некоему номеру, разговаривал совершенно кошачьим, мурлыкающим голосом, постоянно повторяя: «да-да, котик... конечно, котик...», после чего одевался и уезжал по неотложному и очень важному делу.
Но в этот день секретарша Палыча, Катерина, заглянув в его кабинет с чашкой кофе, которую он просил принести две минуты назад, увидела его брови в редчайшем, просто удивительном положении.
Они обе опустились книзу домиком и представляли собой прямо-таки жалкое зрелище. Катерина очень испугалась и задом вылетела из кабинета, расплескивая кофе, но уже в дверях расслышала короткий и совершенно растерянный ответ шефа на чье-то распоряжение, отданное в трубку того самого «личного» телефона.
– Конечно, Теймураз Аполлонович. Вы знаете, ваше слово для меня – закон.
Это было действительно так, потому что именно Теймураз Аполлонович Нодия был настоящим, реальным хозяином канала ПТЦ. Конечно, об этом никто, или почти никто, кроме Павла Павловича и нескольких серьезных юристов, не имел ни малейшего представления, но тем не менее именно старый флибустьер Нодия заправлял наиболее серьезными процессами, происходящими на главном городском телеканале. Именно он решал, какие события считать первостепенными, а какие – нет, какие крупные городские компании и каких политиков считать образцом честного бизнеса или светочем прогресса, а кого объявлять до мозга костей прогнившими, коррумпированными, связанными с криминальными структурами... В общем, именно Теймураз Аполлонович определял политику канала.
И среди тех немногих людей, кто об этом коечто знал, была Алена Багун. Она, основная ведущая, лицо канала, не могла хотя бы отчасти не быть посвящена в закулисные пружины политики телеканала. На этом знании была в значительной мере основана ее уверенность в себе при столкновении с Каморным: при всей своей нахрапистости, наглости, ловкости и удачливости Александр в закулисные игры посвящен не был и не знал, что ему не позволят глубоко копать в деле, где прозвучало название «Городская Нефтяная Компания».
После разговора с Теймуразом Аполлоновичем Строгов нажал кнопку переговорника и скомандовал:
– Катя, срочно ко мне Каморного.
Каморного нашли в монтажной. Узнав, что его срочно вызывает директор, Александр встрепенулся, встряхнулся, как большая собака после купания, и мысленно принял боевую стойку: он решил, что Строгова накачала Алена Багун и Палыч хочет устроить ему выволочку, а тут-то он и вывалит на него свои сенсационные материалы... Каморный и вообще-то обожал волнующую обстановку скандала, а сейчас тем более чувствовал себя во всеоружии и надеялся выйти из кабинета директора победителем, хозяином собственной постоянной передачи, а может, и не одной. И эту стерву Багун тогда можно будет как-нибудь прижучить и вообще выгнать с канала!
Войдя в кабинет Строгова, он увидел, что правая бровь директора высоко поднята, однако это дурное предзнаменование нисколько его не испугало.
– Пал Палыч, вы хотели меня видеть?
– Да, Каморный. Объясните, что там у вас за самостоятельное расследование. Что еще за войну в нефтяном бизнесе вы раскопали?
– Вы же знаете, Пал Палыч, прошла серия заказных убийств. Убиты Крутицкий, Бураго...
– То, что эти убийства заказные, – исключительно ваши домыслы. Где вы слышали о таких заказных убийствах – то штанга на голову упадет, то сумасшедшая тетка-камикадзе...
– Это не мои домыслы, Пал Палыч, – прервал Каморный директора, из последних сил сохраняя лояльный, сдержанный тон, но внутри начиная закипать, – я располагаю неопровержимыми документальными материалами, подтверждающими причастность к убийству Бураго нового руководителя ГНК...
Если бы Каморный внимательнее наблюдал за своим собеседником, то почувствовал бы, что перегибает палку: Строгов заметно побледнел, руки его непроизвольно напряглись, едва не сломав дорогую паркеровскую ручку. Но Каморный, как это свойственно самовлюбленным, эгоистическим натурам, видел и слышал только самого себя – в данный момент, момент, как он считал, когда настало время проявить жесткость. Поэтому сигнал опасности прошел мимо его внимания.
– Что это за документальные материалы? – спросил Строгов необычно тихим голосом.
Слова репортера взволновали и испугали его, он представил, как разъярится Теймураз Аполлонович, если его же собственный телеканал позволит себе недвусмысленное и, хуже того, документально подтвержденное обвинение в адрес Городской Нефтяной...
Ладони Строгова вспотели от страха: он хорошо знал Теймураза и не сомневался, что расправа может быть достаточно крутой.
– Что это за документальные материалы? – повторил Павел Павлович с изрядной долей металла в голосе. – Немедленно предоставь его мне!
Каморный наконец почувствовал, что ступил на опасную почву и, хоть и не понимал, с чего это, собственно, директор нынче так разъярился, пошел на попятную:
– Пал Палыч, материалы еще не совсем готовы... с ними надо еще немного поработать. Буквально два-три дня – и можно будет давать в эфир...
– В эфир?! – заорал директор. – Да ты у меня с сегодняшнего дня забудешь такое словосочетание – прямой эфир! Все материалы – только через меня! – И тут же, яростно ударив по клавише интеркома, он рявкнул в переговорное устройство: – Екатерина, немедленно напечатайте приказ по каналу, сегодняшним числом. Все материалы Александра Каморного пропускать через монтажную и лично мне на просмотр. Выход в прямой эфир для журналиста Каморного запретить впредь до особого распоряжения. Дата, подпись. Все. – Подняв глаза на Каморного, Павел Павлович сказал уже спокойнее: – Понял? Все! Я тебя больше на задерживаю.
Каморный вышел из кабинета директора, еле передвигая ноги. Катерина смотрела на него с любопытством: она совершенно не сочувствовала Александру – эгоистичного, беспринципного и безжалостного репортера на канале никто особенно не любил, но ей было интересно, чем этот ловкий карьерист так не угодил директору. Лишиться права на прямой эфир – что может быть хуже для репортера? За что же он впал в такую немилость?
«За что? – думал Каморный. – Что могло так разозлить этого паразита? Алена, стерва, наверняка его настроила против меня... Но почему он так разъярился? Лишить меня прямого эфира! Меня! Да без меня весь его поганый канал гроша ломаного не стоит!»
Дойдя до своей комнаты, Каморный плюхнулся в кресло и тупо уставился в стену, размышляя, где же он допустил промах. Уйти сейчас с канала – глупо. Разумеется, его возьмут с распростертыми объятиями куда угодно, но ПТЦ – наиболее значительный канал в городе, наиболее успешно развивающийся, а самое главное – им дают сейчас вещание на Москву; Москва – это настоящая карьера, настоящая известность, настоящие деньги... Что делать? Что же делать?
Эти безрадостные размышления прервал его помощник, Слава Бахтеев:
– Саша, на «Черной Речке» взрыв, несколько человек погибло! Только что на милицейской волне сообщение перехватили!
Каморный вскочил: все его раздумья отошли на задний план, в нем проснулся профессиональный репортер.
