всего три телефона.
— О, это интересно,— сказал Норланд.— Мы сможем немного выиграть время, если что-то случится с телефонной линией.
— Конечно,— одобрил Уайатт,— устроим.
— А как насчет дорог?
— Дорога только одна,— объяснил Уайатт,— и мы за ней тщательно наблюдаем. К тому же все жители больны и пока ни один из них не в состоянии покинуть город.
— Черт возьми! Меня волнуют не те люди, которые могут выехать из города, а те, которые могут приехать.
— Ясно,— сказал Уайатт,— за этим я тоже прослежу.
— Я позвоню в Вашингтон. А затем прилечу к вам в Дагуэй. Буду, вероятно, через полчаса, тогда поговорим.
— Ясно,—сказал Уайатт. Он помолчал, а затем сказал: — Майк?
—Да.
— Тебе предстоит нелегкий телефонный разговор. Я просто хотел сказать. Я сожалею об этом.
— Могло быть хуже,— заметил Норланд.— Помнишь того адмирала? Как его там звали, кажется, Киммель? Ему пришлось докладывать в Вашингтон из Пирл-Харбора!
— Это я и хотел сказать,—согласился Уайатт.— Но все же мне очень жаль…
— Спасибо,— ответил Норланд и повесил трубку. Затем он промычал, чтобы ему принесли кофе, и протянул руку к красному телефону прямой связи со штабом сухопутных сил в Пентагоне. Некоторое время он сидел не двигаясь, глядя на телефон отсутствующим взглядом. На другом конце провода был не просто Вашингтон, Пентагон или дежурный офицер. В конце концов, его соединят с генералом Эдвардом Истлейком, начальником штаба армии Соединенных Штатов и, по мнению Майкла Норланда, самым большим проходимцем в армии. Этот сукин сын был умен. Ибо нельзя стать начальником штаба, не будучи изворотливым. Но беда в том, что его положительные качества употреблялись не в интересах армии и страны, а для собственной карьеры, защиты и прославления своей персоны. Кто бы еще мог вернуться в страну и стать любимцем публики и крупной фигурой в армии после восемнадцатимесячных неудач во Вьетнаме, закончившихся полным разгромом?
Но, черт побери, ведь в истории всегда так получалось. Эйзенхауэр не стоил и половины генерала Макартура, даже если учесть, что тот был немного сумасшедшим. Норланд служил в штабе Макартура в начале корейской войны и был свидетелем высадки войск под Инчхоном — одной из самых смелых и удачных операций двадцатого века. Это была не битва, а настоящее произведение искусства. Можно многое простить человеку за такую блистательную операцию. Но чтобы добиться успеха в армии, требовались не столько военные заслуги, сколько политическая сообразительность. Надо уметь лавировать, самому защищать свои фланги. Истлейк прикрывался сводом законов точно так же, как французы линией Мажино. Французам это не помогло, но Истлейк остался непоколебимым, недосягаемым, целым и невредимым. Интересно будет посмотреть, думал Норланд, как Истлейку удастся на сей раз выйти сухим из воды. Интересно и отвратительно. Ведь он, конечно, выкрутится за счет Уайатта и Норланда.
Дежурный принес кофейник, налил кофе в чашку и ушел. Норланд любил черный кофе без сахара. Он сделал глоток и вздохнул. Есть вещи поважнее, чем военная карьера. Он поднял трубку и очень скоро услышал голос дежурного офицера штаба сухопутных сил в Пентагоне.
2 ЧАСА 30 МИНУТ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ
Здравого смысла в этом не было. Но, в конце концов, это и не обязательно. Приказ есть приказ. Приказы должны выполняться, какими бы странными и неразумными они ни казались. Раздумывать ни к чему. Нужно просто подчиняться. Поэтому сержант вывел отделение на дорогу и занял позицию, которую майор указал на карте. После того как два полутонных грузовика исчезли за поворотом, сержант велел связисту подняться на столб и срезать телефонные провода. Это было несложно и не заняло много времени. Затем сержант и солдаты расселись в джипе и вокруг него, ожидая большой автотягач и автопенораспылитель с артиллерийского склада. Солдаты молчали. Их подняли по тревоге и приказали выполнить эту дурацкую работу. Одни дремали, прислонясь к шинам и бокам джипа. Другие курили, не проявляя никакого любопытства к происходившему. Если они и ждали с нетерпением прибытия автомашин, то лишь потому, что всем хотелось поскорее закончить работу, вернуться в казармы, забраться в постели и спать до утра.
Вскоре они увидели фары приближающегося джипа и за ним большой автотягач. Рев двигателей постепенно нарастал, и светящиеся фары становились все больше. Автотягач остановился точно в том месте, которое сержанту указали заранее. Водитель и его помощник вышли и пересели в джип, он развернулся и тут же умчал в обратном направлении. Сразу же подъехал автопенораспылитель и остановился на расстоянии примерно пятидесяти ярдов от автотягача. Сержант приказал солдатам блокировать дорогу и быть внимательными, а сам занял место водителя в автотягаче. Ключи, как и было обговорено при инструктаже, торчали в замке зажигания. Сержант включил двигатель и, переключив передачи, набрал нужную скорость. Затем он открыл боковую дверь со стороны водителя и, круто повернув руль влево, резко затормозил. Автотягач вздрогнул, на секунду замер и начал плавно переворачиваться. В ту же секунду сержант выпрыгнул и скатился под откос.
Это было довольно рискованно, но не более, чем прыжок с парашютом. Техника приземления была примерно такой же. Сержант несколько раз перекувырнулся и встал на ноги. Посмотрев на дорогу, он убедился, что автотягач перевернулся набок точно поперек дороги. Это было как раз то, чего хотело начальство.
Он дал сигнал автопенораспылителю. Тот подъехал и начал поливать пеной бензобаки перевернувшегося тягача. Сержант и трое солдат сели в джип, чтобы вернуться на базу. Когда джип тронулся, сержант оглянулся. Автотягач надежно перегораживал дорогу, белая пена на нем слегка светилась в меркнущем свете луны. В предгорье снова вернулась ночная тишина. Казалось, что визг шин и грохот исковерканного металла ее никогда не нарушали. «Сумасшествие»,— подумал сержант.
Как только красные огоньки удаляющегося джипа исчезли за поворотом горной дороги, у перевернутого автотягача появились три фигуры, одетые в костюмы Нортона. Они пришли со стороны Тарсуса, из только что заблокированной зоны, чтобы обнести автотягач красными предупредительными огнями и выставить заграждение. Закончив свое дело, доложили по радиопередатчику в полевой штаб Тарсуса о том, что дорога перекрыта. Затем они сняли костюмы, взяли свои карабины из джипа, который стоял за поворотом, и заступили на длительное караульное дежурство.
4 ЧАСА 30 МИНУТ ПО ВОСТОЧНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ
Генерал Истлейк, тщательно скрывая отвращение, наблюдал за Чарли Ренчлером, заместителем министра обороны, который наливал себе третью порцию виски и, не глядя, плескал в него воду из хрустального кувшина, стоявшего перед ним
