- Возможно и так, признаю, - отец смотрел на нее из-под густых седых бровей. - Ради других... Достаточно того, что уже один ребенок пострадал от этой неприятности...
- Неприятности? Ты называешь это неприятностью?
Тело Исмэй заныло при воспоминании о боли... особой боли. Она пыталась кричать, пыталась вырваться, даже кусалась. Взрослые, сильные, закаленные войной руки легко прижали ее к земле и ударили.
- Нет, не вред, а неуверенность в том, что произошло... Ты не могла сказать нам, кто это был, Исмэйя. Ты даже не видела его. И нам сказали, что ты забудешь...
Губы ее дернулись. По выражению лица отца она поняла, что было написано на ее собственном.
- Я его видела. Не знаю его имени, но помню лицо.
- В то время ты не могла дать точное описание, - покачал головой отец. - Ты была измучена и перепугана... вряд ли ты могла разглядеть его как следует. Теперь ты взрослая, уже побывала в битве и знаешь, как все может перемешаться в неразберихе...
Он сомневался. Он осмеливался сомневаться в ней даже сейчас. Серия ярких образов того, что происходило на Презрении, пронеслась в голове Исмэй. Неразбериха? Возможно, что касается информации, предоставленной суду, но она ясно видела лица тех, кого убила, и тех, кто пытался убить ее, и они навсегда останутся с ней.
- Покажи мне список кадрового состава, - произнесла она клокучущим от ярости голосом. - А я покажу его.
- Ты не сможешь... после стольких лет...
- Себастьян сказал, что убил его, значит, ты знаешь, кто это был. Если я укажу на него, то докажу, что помню.
"Что ты ошибался, а я была права." Зачем она так хотела доказать это, Исмэй себя не спрашивала. Настаивать на неправоте генерала было самоубийством и большой глупостью. Но...
- Ты не сможешь, - повторил отец, но уже не так уверенно.
Они молча прошли в его кабинет. Исмэй с трудом удерживалась от того, чтобы не ударить его. Когда он подошел к пульту управления экраном, она увидела, что пальцы его дрожат, и почувствовала мрачное удовлетворение. Потом они поменялись местами.
На экране появилось шесть лиц. Исмэй смотрела на них, наполовину убежденная, что узнает, а наполовину, что нет. И вообще, тот ли год показал ей отец? Он хотел, чтобы она не узнала, это ясно. Он мог бы обмануть ее... но в это не верилось даже сейчас.
Сьюза не лгут... а он ее отец.
Но он лгал ей раньше, именно потому что был ее отцом. Исмэй отогнала эти мысли и посмотрела на экран. Большинство лиц были ей незнакомы. Она ни разу не приходила в казармы Бухоллоу, когда отец служил там. Несколько лиц показались очень знакомыми, но в них не таилось угрозы. Должно быть эти люди служили с ее отцом еще раньше, может даже были в охране поместья. Одним из таких был Себастьян Корон, которого Исмэй сразу узнала, не смотря на молодые черты. Значит память ее была ясна.
Она слышала, как вздохнул за спиной отец, когда передвинула список, но даже не оглянулась. Было трудно сосредоточиться на экране и дышать, когда железный обруч сдавливал горло. Лицо за лицом... Исмэй услышала, как отец сел на стул. Он не прерывал ее. Кто-то вошел в дверь, зашуршала одежда, но она даже не подняла глаз. Должно быть отец жестом попросил вошедшего уйти. Снова шорох и дверь мягко закрылась.
Исмэй просмотрела весь рядовой состав, но так и не нашла нужного лица. Сомнение холодом закралось в душу. Лицо, которое она видела, было искажено, насколько искажаются черты человека насилующего ребенка... Она может никогда не узнать его среди этих строгих, бесстрастных лиц. Но оно должно быть здесь... Корон сказал бы, если б это был кто-то из другого подразделения или офицер.
Или не сказал? Исмэй заставила себя перейти к списку офицеров. Первым была фотография отца, чьи волосы еще не поседели, губы его сжались в одну твердую линию. Дальше по нисходящему рангу... У Исмэй перехватило дыхание. Да. Сердце замерло, а потом бешенно заколотилось, пытаясь вырваться из груди, охваченное старым страхом. Он смотрел на нее с экрана, холеный и красивый, волосы цвета меда зачесаны назад... В ее воспоминаниях они были темнее, потускневшие от пота и грязи. Но без всяких сомнений это был он.
Исмэй всматривалась в его лицо, пытаясь найти хоть какой-нибудь признак порочности. Ничего. Обыкновенные черты, ясные серые глаза, необычный цвет для Алтиплано, но считавшийся привлекательным, как все редкое. Маленький значок отличника, а шнурок на эполете говорил, что он был старшим сыном, от которого многого ожидали. Губы его были сжаты в одну линию, прямо как у отца. В этом лице не было ничего жестокого. Его звали... она знала его имя, знала его семью. Исмэй танцевала с его младшими братьями на Играх Урожая за год до того, как покинула Алтиплано ради звезд.
Во рту слишком пересохло, чтобы она могла произнести хотя бы слово. Она попыталась сглотнуть и наконец выдавила:
- Этот, - и указала пальцем на фотографию, удивляясь спокойствию своей руки, которая даже не дрогнула.
Отец поднялся и подошел. Сначала он замычал, как будто кто-то ударил его в живот.
- Боги! Ты узнала... Как?
Гнев дал ей сил.
- Я же говорила, что помню.
- Исмэйя... - это был стон, исполненный мольбой.
Отец протянул руку к ее волосам, но она отпрянула от него, от экрана и выбралась из кресла.
- Я не знала его имени, - удивительно, как легко было сохранять голос ровным, когда слова так жалили. - Я была слишком мала, чтобы меня представили, даже если бы он бывал в нашем доме, и не могла назвать его имени или описать, как описал бы взрослый. Но я знала, кто это был. Ты не показал тогда мне этого списка, так ведь?
Лицо отца превратилось в деревянную маску, сухую, напряженную и неестественную. Было ли это лишь ее воображением, или реальностью? Она отвела взгляд и пробежалась по знакомым вещам, прежде чем продолжить. Мысли становились все яснее и четче, как будто каменная стена с нарисованными декорациями рухнула. Что она на самом деле знала о себе, о своем прошлом? На что могла надеяться?
На фоне этого хаоса десять лет, проведенные во Флоте, казались прочными и непоколебимыми. Она знала, что с ней происходило тогда, с первого дня в подготовительной школе до последнего момента военного трибунала, она точно знала, что делала сама, и кто что-то делал ей. Исмэй сама создала этот мир, а потому могла доверять ему. Адмирал Вида Серрано, так не похожая на отца, никогда не лгала ей... никогда никого не покрывала ради собственной выгоды.
Что бы ей ни пришлось сдерживать, скрывать в себе, чтобы построить этот приют, все закончилось. Больше не надо было искать ту часть себя, которая любила скакать верхом, или рисовать, или играть на древних инструментах. Она должна была выжить, и ей это удалось. Она могла покинуть Алтиплано и уже сделала это.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
