Один авестийский текст (возможно, он был состав лен из разрозненных устных традиций в результате ука за Валахша) – это Вендидад, то есть «Закон против демонов». Большая часть этого прозаического произведения посвящена правилам поддержания ритуальной чистоты и восстановления ее после осквернения, что является мощной защитой против сил зла. Правила излагаются в форме вопросов и ответов (между Заратуштрой и Ахурамаздой), обычным способом передачи указаний в устной литературе. Вендидад содержит и другие материалы, в частности такие, которые вполне могли бы быть присоединены к основе – текстам о чистоте – умышленно, с целью сохранить все, «что дошло из Авесты». Так, в первой главе Вендидада помещен перечень «лучших в мире стран» (все они находятся в Восточное Иране), а во второй – переложение легенды о Йиме, девятнадцатой же главе рассказывается об искушении Зороастра злым духом.
Язык Вендидада – позднеавестийский, а грамматика исковеркана. Есть и еще одно основание для датировки составления Вендидада парфянским временем. Оно заключается в том, что в нем используются две системы мер – одна иранская, а другая греко-римская. В Вендидаде содержится и единственное, по всей видимости, упоминание во всей Авесте храмов огня, которые иносказательно обозначаются как огонь, помещенный «а определенное место» (авест. даитйа гату, Вендидад VIII, 81 и сл.). В легенде о Йиме можно видеть влияния мифов Месопотамии (с их историями о потопе и ковчеге, приспособленными к преданиям о первом царе иранцев). Вероятнее всего, составление Вендидада осуществлено магами в Западном Иране. Несомненно, они благоговейно собрали эти тексты и сознательно не вносили никаких добавлений, так как ясно, что все чужеродные элементы усвоены неосознанно в процессе длительной устной передачи.
По-видимому, задолго до этого, судя по относительной правильности языка, была расширена древняя часть ясны Стаота-Йеснйа путем прибавления к ней восхвалений «календарным» божествам, наставлений к трем главным молитвам и переделок стихов яштов. Все эти дополнения равномерно расположены перед и после Стаота-Йеснйа так, что сама она осталась посредине и составила центральную часть литургии. Возможно, эта дополнения были начаты еще в ахеменидское время, а затем продолжались от поколения к поколению. Где и когда сделаны эти изменения, выяснить не удастся никогда, но, даже учитывая терпимость Аршакидов к различным местным нововведениям, по всей видимости, дополнения таких существенных частей богослужения, как ясна, сначала должны быть обсуждены, согласованы и приняты синодом, представляющим всю религиозную общину.
Письменные традиции
Сепаратизм послеахеменидской эпохи усилился благодаря тому, что в конце парфянского периода арамейский язык постепенно перестал быть общим письменным языком. Арамейский язык очень медленно уступал место во всех главных провинциях местным языкам, использовавшим местные же разновидности арамейского письма. Начало этого процесса можно проследить по документам на черепках из Нисы начиная с конца II в. до н.э. На этих черепках в кратких записях среди арамейских слов встречаются отдельные парфянские, и имеется вполне достаточно доводов в пользу того, чтобы показать, что сами арамейские слова используются как идеограммы, то есть они больше не читаются я не произносятся как семитские слова по-арамейски, но превратились в привычные начертания, написанные для передачи соответствующих равнозначных иранских слов.
Таким образом, на этом этапе прекратился практиковавшийся ранее перевод иранской речи на арамейское письмо, и теперь писать и читать стали только по-ирански. Те арамейские слова, которые чаще всего употреблялись в официальных и деловых документах или же в письмах, сохранились, естественно, в качестве идеограмм. Более того, они зафиксированы именно в тех формах, в которых встречались наиболее часто, и, таким образом, арамейские формы, означающие буквально «этот царь», «мой отец», «его сын», стали употребляться как идеограммы для иранских слов «царь», «отец», «сын». В качестве глагольных идеограмм закреплялись чаще всего арамейские глагольные формы императива единственного числа и 3-го лица множественного числа прошедшего времени. Постепенно выработалась система дополнения этих идеограмм буквами, так называемыми «фонетическими комплементами», предназначенными для передачи истинно иранских окончаний с целью определения лица и времени соответствующей формы. Стало принятым также отмечать множественное число имен существительных и местоимений, приписывая идеограммам иранские окончания множественного числа. Так постепенно возникла система письма, которая хотя и была несколько громоздка, однако в руках обученных писцов прекрасно приспособилась к передаче живой речи. Но поскольку она лишь частично основана на существовавшем в то время произношении иранских слов, то оказалась совершенно непригодной для записи текстов на мертвом языке, таком, как авестийский, потому что правильное произнесение священных слов, записанных подобной системой письма, было бы утрачено.
По документам на черепках из Нисы можно проследить зарождение такой системы письма для парфянского языка. Точно такую же систему для среднеперсидского языка и среднеперсидский вариант арамейского письма можно видеть на монетах, чеканившихся правителями из династии Фратарака в Парсе примерно в то же время, то есть начиная с конца II в. до н.э. Аналогичные процессы происходили в Согде, Хорезме и Мидии, но формы слов, попользовавшихся в качестве идеограмм, а иногда и сами идеограммы в каждой области несколько отличались. Эти тенденции вместе с разлн-1иями в почерках свидетельствовали о том, что письменное общение между иранскими странами стало уже не таким простым и легким, каким было ранее. Парфянский язык, как язык правящего народа, разумеется, употреблялся наиболее широко на протяжении некоторого времени вместе с греческим. Подтверждение тому можно видеть в Авроманских пергаментах – юридических документах, найденных в 1909 г. в запечатанном кувшине в пещере около местечка Авроман в Иранском Курдистане. Два документа, датируемые 88 и 22/21 гг. до н.э., написаны по-гречески, а третий (58 г. н.э.) – по-парфянски, парфянским письмом с использованием идеограмм.
Мирские дела
Родственные браки
В двух греческих документах датировочные формулы содержат имена правящего парфянского Царя царей Арсака и его главных жен. Старейший из этих двух документов гласит: «В правление Царя царей Арсака… и цариц – Сиасы, его единокровной сестры и жены, и Арйазаты, прозванной Автома, дочери великого царя Тиграна и его жены, и Азаты, его единокровной сестры в жены…» Эти формулы ясно свидетельствуют о том, Что Аршакиды следовали Ахеменидам в обычае браков-хваэтвадата, и упомянутый царь, так же как и Камбиз, женился на двух своих сестрах. Браки между братьями в сестрами засвидетельствованы у подвластных Аршакидам соседей-зороастрийцев – например, Елена и Монобаз в Адиабене[45], Эрато и Тигран IV из династии Арташесидов в Армении. Царь Армении Тиридат I, исключительно благочестивый правитель, называет себя братом царицы в надписи в Гарни. Этого обычая придерживались не только правители, но и простолюдины, как об этом писал во II в. н.э. Бардэсан. В качестве примера приверженности привычкам своих предков он приводил обычай родственных браков среди персов Малой Азии.
Духовенство
Авроманские документы свидетельствуют, что, хотя Аршакиды и не стремились к строгому контролю над всеми иранскими областями, их положение правящей династии обеспечивало им преобладающее влияние. По сообщению Страбона (Страбон XI, 515), Аршакидские цари учредили два совета: один состоял из членов царской семьи, а другой – из духовных и светских властителей царства. Возможно, все прелаты, участвовавшие во втором совете, были парфянами, а парфянские священнослужители также занимали в империи должности судей, управляющих, писцов и домашних жрецов в семьях парфянской знати.
По всей видимости, характерным титулом высших жрецов было эрбад (восходит к авестийскому аэтрапати), потому что при Сасанидах существовали уже две группы верховных священнослужителей с практически неразличимыми функциями, а именно эрбад и мобад (последнее восходит к древнеперсидскому магупати).В аршакидское время титул магпат, или магбад (как он засвидетельствован в парфянском), мог применяться главным образом по отношению к верховным жрецам храмов огня. Другой титул, багнапат, то есть «владелец багин», означал жреца, управлявшего храмом с изваяниями. Однако греки и римляне, для которых всякий зороастрийский священнослужитель, независимо от происхождения и занимаемого положения, оставался магом, все эти тонкости номенклатуры не различали.
