Механизм работал без устали, выдвигая все более отчаянные и нелепые идеи. Он устроит этому сопернику саботаж! Он разрушит его бизнес! Он наймет банду головорезов, которые будут поджигать его склады и цеха! Он переманит к себе его лучших работников, он распустит порочащие слухи о его товарах! Полный абсурд, если учесть, что он столкнулся не с каким-то обычным деловым конкурентом. И чем безумнее становились идеи, тем сильнее он удивлялся самому себе. Он и не подозревал, что способен на такие коварные и жестокие действия. Он оказался не тем человеком, каким считал себя ранее. Уильям не мог сделать усилие, чтобы остановить неугомонный механизм в своем мозгу, — да и не знал, как он отключается. До сих пор такой потребности у него не возникало.
Как же он будет жить дальше с этим в голове — с бесконечно затянувшейся попыткой решить в принципе неразрешимую проблему?
Делиться, продавать, прятаться, сотрудничать.
Это могло свести с ума. Это уже сводило его с ума.
Ну почему его мозг не хочет угомониться и признать, что все потеряно и сделать ничего нельзя?
Внезапно он увидел, где находится: неподалеку от старого коттеджа, в котором родился и вырос. Уже стемнело, но коттедж выделялся на фоне неба прямоугольником более густой тьмы. А по другую сторону от Уильяма в небо врезались черные ветви старого дуба. Он повернулся и пошел к дереву.
Новая задача была сформулирована: отключить свое сознание.
Под дубом он остановился. Место выбрано верно. Он это чувствовал. Мозг работал быстро и четко.
Вот эта ветка достаточно крепка, и высота подходящая. Он может залезть туда, усесться, приготовиться — и просто упасть вниз, к земле, к своему концу. Он еще раз осмотрел дерево и выбранную ветку, проверяя, нет ли каких недочетов в плане, уточнил пару мелких деталей… Порядок!
Теперь дело было только за веревкой — и он знал, где ее найти. Гробы опускали в могильные ямы на прочных веревках, но при нынешней частоте похорон — по два-три покойника ежедневно — веревки перестали запирать в сторожке, а просто вешали на крюк, вбитый в стену над ведущей к подвалу лестницей. Он сам это видел. Воровства не опасались: какой вор покусится на веревки, спустившие в могилы стольких мертвецов?
Беллмен двинулся в сторону кладбища. Наконец-то есть достижимая цель! Он сразу почувствовал себя лучше.
Тонкий серп луны подсветлил небо, и силуэты кладбищенских тисов были заметны издали. Оказавшись в тени этих тисов, он пошел осторожнее, то и дело ступая мимо тропы на кочковатый дерн. Наконец он отыскал веревку и уже направлялся к воротам кладбища, когда прямо перед собой увидел свежую могилу Розы.
Он сбавил шаг, потом остановился.
Здесь он был не один. Чуть поодаль стоял незнакомец в черном, прислонившись спиной к старому надгробию. Он не шевелился и не отрывал взгляда от темных верхушек деревьев.
Если до этого и дул какой-то ветерок, сейчас он стих. Воздух был абсолютно недвижим.
Создавалось впечатление, что незнакомец простоял здесь уже очень долго, но никуда не спешит, имея в запасе уйму времени.
Наконец он повернул голову к Уильяму и взглянул на него с вежливым интересом.
— Я хочу извиниться за то, что было днем, — сказал он ровным, негромким голосом. — Согласен, я мог бы проявить больше такта.
— Да кто вы такой, черт возьми?
— Ваш друг. — И он быстро взглянул на Уильяма, проверяя эффект этих слов.
— Друг? Мы даже не знакомы.
Человек в черном задумчиво склонил голову набок:
— Это верно. Тем не менее намерения у меня самые дружеские. Думаю, нам стоит кое-что обсудить.
Уильям поправил на плече моток веревки и сделал шаг дальше по тропе.
— Может, все-таки поговорим? — спросил человек.
— Вот как, значит, это делается? Я останавливаюсь с вами поболтать, а утром здесь находят мой труп? Все идет к этому, да?
Взгляд незнакомца ненадолго задержался на веревке, которую нес Уильям, а потом — с ироническим прищуром — переместился на его лицо.
«Он все знает», — подумал Уильям.
Но человек в черном сделал решительный жест, как бы отметающий его предположения.
— Нет, нет и нет. Я вижу, вы меня неправильно поняли. Я здесь для того, чтобы вам помочь — или, скорее, получить помощь от вас. Собственно, речь о взаимной пользе. Может, уберете это, — он кивком указал на веревку, — и присядете?
Уильям устало сбросил с плеча моток и опустился на надгробную плиту по другую сторону от могилы Розы, напротив незнакомца.
— Взгляните на это, мистер Беллмен. — Рука в широком свисающем рукаве описала круг, охватывая все кладбище. — И скажите мне, что вы видите.
— Что я вижу?
Перед ними были могилы. Над старыми поднимались памятники — скульптуры, стелы, статуи ангелов, каменные кресты. Недавние представляли собой лишь земляные холмики. На могильном холмике Розы белели цветы. Новые, только что выкопанные могилы зияли пустотой, готовые принять усопших завтра или в ближайшие дни. Одна из них примет в себя Дору.
Гнев, подогретый винными парами, вырвался наружу.
— Что я вижу? — переспросил Уильям. — Я скажу вам, что я вижу! Я вижу свою жену. Я вижу трех моих детей. Я вижу их могилы. И еще я вижу пустую могилу, которая ждет мою последнюю дочь. Я вижу горе, страдания и отчаяние. Я вижу тщетность своих прежних трудов и всего, что бы я ни сделал в будущем. Я вижу массу причин для того, чтобы прямо здесь и сейчас покончить с собой и со всем этим. Навеки!
Уильям рухнул на могильную плиту, корчась и дергая себя за волосы. Черты его лица исказились так сильно, будто кожа пыталась отделиться от костей черепа. Он ждал, что волна боли накроет его, подхватит и унесет неведомо куда, однако этого не произошло. Он оставался здесь, со своей мэкой — неизменной, бесконечной, нестерпимой. Он стремился вырваться из этого замкнутого круга; но что действительно вырвалось, так это вопль из его горла, из самого нутра, гулкий и протяжный, который отозвался долгожданным эхом в его голове, подавляя и притупляя мысли.
Звон в голове постепенно стихал. Вдруг этот тип уже исчез? А вдруг его здесь и не было вовсе? Тогда Беллмен сможет продолжить путь и довести до конца задуманное. Он поднял глаза.
Все еще здесь. Стоит как ни в чем не бывало, выпятив грудь и заложив руки за спину.
Незнакомец взглянул на него сверху вниз и произнес одобрительно:
— Так-так! Хорошо!
Уильям поежился. Неужто он имеет дело с безумцем?
— Понимаю. Ведь вы еще молоды… — Он разомкнул руки, но через секунду, передумав, снова убрал их за спину. — Я, знаете ли, вижу вещи в ином свете.
— Надо полагать. — Голос Уильяма, сорванный недавним воплем, прозвучал еле слышно.
— Да. И сейчас я вижу перед собой… — Он сделал паузу, долго и медленно набирая в легкие воздух, как будто затягивался сигарой чрезвычайно редкого и дорогого сорта, прежде чем с наслаждением выдохнуть: — Перспективу.
Уильям смотрел на него настороженно. Этот тип явно помешался. Но потом в его голове звякнул сигнальный звоночек.
Как там было?
Делиться, продавать, прятаться, сотрудничать.
Сотрудничать.
Он подумал о Доре.
И согласно кивнул:
— Считайте, я в деле.
29
Прохладный утренний воздух вошел в его ноздри. Пауза. Согретый воздух, изрядно приправленный перегаром, вытек из его рта.
Он проснулся? Это походило на пробуждение. Значит, он спал?
Чувства возвращались к нему медленно, как к восставшему из гроба Лазарю. Голова раскалывалась. В груди ныло, словно он всю ночь надрывал криком легкие. Он лежал на чем-то холодном и твердом, и что-то шершавое скребнуло его щеку при попытке пошевелиться. Он приоткрыл один глаз. Вот как, он на кладбище! С надгробной плитой в качестве постели и свернутой веревкой вместо подушки. Рядом свежая могила. Это могила Розы.
Он закрыл глаз и начал вспоминать. Так, он был на похоронах жены. Потом пошел в «Красный лев». Очень много выпил. А потом? Что-то проскользнуло в памяти…
…и вновь исчезло.
А потом в сознание ворвалась тревожная мысль.
Дора!
Он вскочил настолько поспешно, насколько позволило затекшее тело.
Надо вернуться домой.
Даже не взглянув на моток веревки, оставшийся лежать на надгробии, он двинулся прочь с кладбища. Все его мысли были заняты дочерью и тем, что следует сделать для спасения ее жизни. Ибо она будет жить. Теперь он был в этом убежден. Она будет жить! И — хотя об этом он совсем не думал — будет жить и он сам.
Когда Беллмен появился на пороге комнаты, миссис Лейн ни словом не обмолвилась по поводу отпечатка веревочных колец на его щеке и исходящих от него алкогольно-кладбищенских запахов. Она лишь пошире распахнула дверь, впуская его внутрь. Кто упрекнет в нервном срыве мужчину, оказавшегося в таких обстоятельствах?
