Когда Беллмен появился на пороге комнаты, миссис Лейн ни словом не обмолвилась по поводу отпечатка веревочных колец на его щеке и исходящих от него алкогольно-кладбищенских запахов. Она лишь пошире распахнула дверь, впуская его внутрь. Кто упрекнет в нервном срыве мужчину, оказавшегося в таких обстоятельствах?
Казалось, все идет к концу: Дора билась в сильнейших конвульсиях. На сей раз Беллмен не стонал и не рвал на себе волосы. Его взгляд не метался по комнате в отчаянной попытке найти какое-то спасительное средство. Он стоял у кровати, не меняясь в лице, застывший как надгробный камень.
Приступ сменился затишьем при постепенно слабеющем дыхании. Миссис Лейн сложила руки девочки у нее на груди, преклонила колени и начала шепотом читать «Отче наш».
Беллмен произносил молитву с ней вместе — твердым, ни разу не дрогнувшим голосом.
Когда они закончили молиться, девочка все еще подавала признаки жизни. Слегка озадаченная, миссис Лейн приступила к молитве повторно.
Прозвучало последнее «аминь», но Дора продолжала дышать.
Недоумение миссис Лейн усилилось. Она растерянно взглянула на Беллмена и поразилась его необычайному спокойствию.
— Мистер Беллмен, вам не кажется, что ее дыхание стало свободнее? — спросила она.
— Так и есть.
Они склонились над девочкой, всматриваясь в ее бледное лицо. Миссис Лейн большим пальцем осторожно приподняла ее веко и проверила зрачок, а потом разомкнула скрещенные руки девочки и начала согревать их в своих ладонях.
— Боже всемилостивый… — начала она новую молитву, но запнулась уже на первой фразе.
Дыхание Доры оставалось поверхностным, но стало ровнее. Понемногу ее ледяные руки согревались, на щеках пятнами проступал румянец. И миссис Лейн полностью переключилась с забот о душе девочки на помощь ее телу. Прошел примерно час после кризиса, и ресницы Доры чуть заметно дрогнули. Она не очнулась, однако теперь ее состояние больше походило на обычный сон, чем на кому.
Беллмен не шевелился, как будто не замечая действий миссис Лейн и не слыша, что она говорит. Он не отрывал взгляда от дочери, хотя было непонятно, видит он ее или нет.
Лишь после визита Сандерсона, который изумленно покачал головой, столкнувшись с таким чудом, Беллмен позволил себе передохнуть. Он сбросил халат Розы с постели на пол, лег, не раздеваясь, и мгновенно провалился в глубокий сон.
Прошлая ночь: рукопожатие — или иной знак заключения сделки — над могилой, в темноте, с человеком, которого он едва мог разглядеть. Сегодня: его дочь возвращается к жизни.
Ни малейшего лучика не пробилось сквозь мрак его сна, чтобы осветить процесс разрушения прежнего и возникновения нового Уильяма Беллмена.
Что-то завершилось. Что-то вот-вот должно было начаться.
Часть вторая
Сократ. Построим в каждой душе нечто вроде голубятни для всевозможных птиц, где одни будут жить стаями отдельно от других, другие же либо небольшими стайками, либо поодиночке, летая среди остальных как придется.
Теэтет. Считай, что построили. И что же дальше?[6]
Платон. Теэтет
1
Без пяти минут одиннадцать Беллмен вошел в комнату дочери, и миссис Лейн поднялась, уступая ему место у постели.
— Гонг? — спросила она.
— На ваш выбор.
Миссис Лейн проследовала на кухню, где ее ждала Мэри.
— Что будет сегодня, мама?
— Нам самим решать.
— Может, пальнуть из пистолета у кухонного окна?
Ее мать нахмурилась:
— Мэри, это делается не для твоего развлечения. Что у нас было на днях? Вчера гремели кастрюлями, во вторник били в гонг… А в понедельник?
— Рояль?
— Мы не обязаны каждый раз выдумывать что-то новое. Я согласна разбить все тарелки, швыряя их с лестницы, если от этого будет хоть какой-то толк, но… Господи, уже пора!
Они помчались в гостиную и подняли крышку рояля. Миссис Лейн села на табурет с грустным и безнадежным видом; ее дочь пристроилась рядом с видом радостного предвкушения. Они подняли четыре руки, посмотрели на стрелки часов — и ровно в одиннадцать два десятка пальцев разом ударили по клавишам.
— Ну и гром! — удовлетворенно воскликнула Мэри. — Если она не услышит это, то не услышит вообще ничего!
Наверху Беллмен с часами в руке стоял над Дорой, глядя на ее лицо, тогда как отзвуки дисгармоничного аккорда разносились по всему дому.
В своем блокноте он сделал очередную пометку: «Реакции нет».
— Терпение, — молвил Сандерсон, когда Беллмен показал ему свои записи.
Дора дышала неглубоко, медленно и ритмично. Пульс у нее также был слабый, медленный и ритмичный. Она не реагировала на звуки и свет, большую часть времени проводила в подобии сна и даже с открытыми глазами была слепа, как новорожденный котенок. Волосы ее не отрастали, а миссис Лейн или Мэри каждый день стряхивали с ее щек все новые выпавшие реснички. Оказавшись меж двух миров, Дора не умирала, но и не жила.
— Она побывала на грани смерти, — сказал Сандерсон. — Сейчас ее состояние стабильно, и мы должны этому радоваться.
Беллмен получил свое чудо — и вряд ли мог рассчитывать еще на одно. Лихорадка выкосила многих жителей города, включая родных Беллмена; смерть вплотную подобралась и к Доре, но отступила за какие-то мгновения до конца. После таких потрясений Беллмен не задавался вопросом, почему ему была дана эта отсрочка. Он просто смотрел и ждал, что будет дальше.
День за днем он проводил у постели дочери и за это время ни разу не посетил фабрику. На седьмой день мальчишка-посыльный принес записку: дела идут обычным порядком, но не должен ли бухгалтер представить отчет мистеру Беллмену?
Тем же вечером Мэри провела в кабинет явившегося с отчетом Неда. С ним пришел мистер Крейс. В комнате стоял холод — Мэри развела огонь в камине, но пустовавшее целый месяц помещение не успело прогреться. Крейс впервые очутился внутри особняка, да и Нед бывал здесь нечасто. Они молча стояли посреди комнаты, разглядывая паркет, лепнину и прочие детали интерьера, исполненные любопытства и сострадания. Оба нервничали и потому сильно вздрогнули, когда вслед за скрипом двери наконец появился Беллмен. Отчасти такая реакция объяснялась произошедшей в нем разительной переменой — и дело было даже не во внешности, а в отсутствии внутреннего содержания. Несколько мгновений гости недоуменно всматривались в хозяина, как это бывает, когда ваш взгляд вдруг обнаруживает пустоту на месте чего-то привычного и хорошо знакомого.
Они выразили соболезнования в стандартных фразах. Нед не видел смысла в словесных излияниях — их лица и так сообщат остальное: что сказанное — это лишь малая часть от испытываемой ими скорби, что каждая семья в городке понесла утраты, но редко кто в такой степени, как Беллмен. Череда смертей в старом особняке уже выходила за все рамки… Но Беллмен, казалось, не видел их лиц и едва ли расслышал слова. Нед покосился на Крейса — тот был так же смущен и озадачен.
— Присаживайтесь, — сказал Беллмен, неопределенно махнув рукой, и гости опустились на стулья.
Сам он выдвинул кресло из-за письменного стола, как будто собираясь в него сесть, но так и остался стоять. Может, он не вполне осознает свои действия? Как им сейчас поступить: ждать его вопросов или начинать самим?
Молчание затягивалось, и наконец Нед прочистил горло:
— Как я понимаю, мы должны отчитаться о состоянии дел на фабрике в этом месяце?
Беллмен поднял руку к небритому подбородку и звучно поскреб щетину. Расценив этот жест как согласие, Нед приступил к докладу. Поразившая городок эпидемия не обошла стороной и фабрику, унеся многих работников. Несмотря на это, более половины заказов было выполнено в срок. Что до остальных, то доверительные отношения с заказчиками позволили почти во всех случаях договориться о переносе сроков поставки. Лишь немногие отказались перезаключать контракты. В целом все обстояло лучше, чем можно было ожидать.
Беллмен наконец-то сел в кресло, но по его виду невозможно было понять, слушает он или нет.
Нед шевельнул бровью, подавая сигнал Крейсу, и тот подхватил эстафету:
— Касательно технических и производственных вопросов…
Он вкратце описал возникшие сложности, рассказал о принятых мерах и объяснил, почему он действовал именно так, а не иначе.
Беллмен безотрывно глядел на свои сложенные на коленях руки.
— Здесь подробный отчет по всем позициям…
Нед протянул пачку листов, а когда Беллмен не выказал намерения их взять, поднялся и положил бумаги на стол. Крейс также поднялся, торопясь завершить эту тягостную встречу.
— А как Дора? — спросил Нед, предпринимая еще одну попытку достучаться до сознания человека, которого он считал не только своим нанимателем, но и другом. — Надеюсь, ей уже лучше?
