Он неожиданно для самого себя вспомнил о собаке мистера Пьяцци, которая сначала перестала вилять хвостом, потом начала закатывать глаза, а потом разорвала горло Луиджи Бронтичелли.
– Совсем как собаки Павлова, – сказал он. – Их выдрессировали так, чтобы у них текла слюна в ответ на звонок. А нас приучили истекать слюной при виде цветного телевизора фирмы «Зенит» с моторизированной антенной. У меня есть один такой дома. У него пульт дистанционного управления. Можно, не вставая с кресла, переключать каналы, повышать или понижать громкость, включать его и выключать. Однажды я засунул пульт себе в рот и нажал кнопку включения. Телевизор тут же включился. Сигнал прошел через мой мозг и все равно сделал свое дело. Удивительная штука – технология.
– Ты чокнутый, – сказала она.
– Наверное, ты права, – отозвался он. Они миновали пост № 11.
– Я все-таки, пожалуй, посплю. Разбуди меня, когда мне пора будет выходить.
– О'кей.
Она сложила руки на груди и вновь закрыла глаза.
Они проехали мимо поста № 10.
– Собственно говоря, я возражаю не против Этики Дрессированной Собаки, – сказал он. – Я возражаю против того обстоятельства, что хозяева собак – умственные, моральные и духовные уроды.
– Слишком много риторики, чтобы успокоить свою совесть, – сказала она, не открывая глаз. – Почему бы тебе просто не снизить скорость до пятидесяти? Сразу почувствуешь себя лучше.
– Я не почувствую себя лучше, – выплюнул он с такой яростью, что она подняла голову и посмотрела на него.
– С тобой все в порядке?
– У меня все отлично, – сказал он. – Я потерял свою жену и свою работу по одной из двух причин: либо мир сошел с ума, либо я сам чокнулся. Потом я подбираю на трассе человека – девятнадцатилетнюю автостопщицу, которой сам Бог велел считать, что мир сошел с ума, а она заявляет мне, что это я чокнулся, а с миром все в порядке. Нефти, конечно, немного не хватает, но в остальном все идет по плану.
– Мне двадцать один.
– Тем лучше для тебя, – сказал он горько. – Если мир такой весь из себя нормальный, то почему же молоденькая девчонка, вроде тебя, ловит попутку до Лас-Вегаса ночью посреди зимы? Почему она собирается провести всю ночь на шоссе № 7 и, вполне возможно, отморозить ноги, потому что у нее ничего не надето под джинсами?
– У меня, между прочим, кое-что надето под джинсами. За кого ты вообще меня принимаешь?
– Я тебя принимаю за последнюю дуру! – заорал он на нее. – Ты ведь задницу себе отморозишь, как ты этого не можешь понять?
– И тогда тебе от нее не удастся отщипнуть кусочек? – насмешливо спросила она.
– О, Господи, – пробормотал он. – Ну и дура. Они пронеслись мимо седана, ехавшего со скоростью пятьдесят миль в час. Седан загудел ему вслед. – Получи, скотина! – заорал он.
– Мне кажется, будет лучше, если ты высадишь меня прямо сейчас, – сказала она спокойно.
– Не обращай внимания, – сказал он. – Я не собираюсь попадать в аварию. Спи.
Несколько долгих мгновений она недоверчиво смотрела на него, а потом сложила руки на груди и закрыла глаза. Они проехали мимо поста № 9.
***Они проехали пост №2 в пять минут пятого. Ложившиеся на дорогу тени приобрели тот странный синий оттенок, который бывает у теней только зимой. На востоке уже зажглась Венера. По мере приближения к городу движение становилось все более оживленным.
Он мельком взглянул на нее и увидел, что она выпрямилась и смотрит на поток торопливых, равнодушных автомашин. У машины, которая ехала прямо перед ними, к багажнику на крыше была привязана рождественская елка. Зеленые глаза девушки показались ему огромными, и на мгновение он утонул в них и в кратком приступе сочувствия, которые, к счастью для людей, нападают на них довольно редко, увидел мир ее глазами. Он увидел машины, которые все до одной направлялись куда-то, где тепло, куда-то, где их владельцев ждут дела, в которых необходимо разобраться, друзья, которые будут рады их приветствиям, или ткацкий станок семейной жизни, который только и ждет, когда на нем снова примутся ткать бесконечное покрывало. Он увидел их безразличие к незнакомцам. В краткой, холодной вспышке понимания он уловил, что хотел сказать Томас Карлейль, когда назвал мир огромным мертвым локомотивом, который без устали несется вперед.
– Мы уже почти приехали? – спросила она.
– Еще минут пятнадцать.
– Послушай, если я тебе сказала что-то неприятное…
– Нет, это я наговорил тебе кучу гадостей. Мне, вообще-то, сейчас делать нечего. Если хочешь, я мигом довезу тебя до Лэнди.
– Нет…
– Или пристрою на одну ночь в «Холидей Инн». Без всякой задней мысли. Просто подарок на Рождество.
– Ты действительно расстался со своей женой?
– Да.
– И действительно так недавно?
– Да.
– Она забрала детей с собой?
– У нас нет детей. – Они подъезжали к заставе. Зеленые огни светофоров равнодушно моргнули в рано наступивших сумерках.
– Тогда отвези меня к себе домой.
– Это вовсе не обязательно, то есть я хочу сказать, что ты не должна…
– Мне просто хочется, чтобы со мной рядом кто-то был, – сказала она. – И я не хочу ловить попутку ночью. Мне страшно.
Он подъехал к будке сборщика пошлины и опустил стекло, впустив внутрь машины холодный воздух. Потом он отдал подошедшему сборщику свой билет и доллар девяносто центов. Медленно тронулся в путь. Они проехали мимо засверкавшего в свете фар щита с надписью:
СПАСИБО ЗА ТО, ЧТО ВЫ СОБЛЮДАЛИ ПРАВИЛА ДОРОЖНОГО ДВИЖЕНИЯ!
– Ладно, – неуверенно сказал он. Он понимал, что, возможно, не стоит продолжать уверять ее в своей порядочности – вполне вероятно, это приведет к прямо противоположному эффекту, – но ничего не мог с собой поделать. – Видишь ли, просто в доме как-то уж очень одиноко, когда я один. Мы можем поужинать, а потом посмотреть телевизор и поесть попкорна. Ты можешь лечь в спальне наверху, а я… Она тихо засмеялась, и, притормозив перед перекрестком, он взглянул на ее лицо. Но она показалась ему какой-то расплывчатой, неопределенной, словно все это был сон, а сейчас он вот-вот должен проснуться. Эта мысль слегка встревожила его.
– Послушай, – сказала она. – Лучше мне рассказать тебе об этом прямо сейчас. Помнишь, я тебе говорила об этом пьяном, с которым я ехала? Так вот, я переспала с ним. Он ехал в Стилсон – туда, где ты меня подобрал. Это была его цена.
Он остановился на красный свет.
– Моя соседка по комнате предупреждала меня, что так все и будет, но я ей не поверила. Уж я-то не собиралась расплачиваться своим телом с водителями. – Она скользнула по нему взглядом, но ему так и не удалось разглядеть в сгустившихся сумерках выражения ее лице. – Но дело не в том, что меня заставили. Нет. Просто я чувствовала себя такой отчужденной от всего, словно в безвоздушном пространстве. Когда приезжаешь в большой город и думаешь обо всех тех людях, которые здесь живут, то хочется плакать. Не знаю почему, но это действительно так. И бывает так плохо, что ты согласна провести всю ночь, выдавливая прыщи какому-нибудь парню, лишь бы слышать, как он говорит и дышит.
– Мне нет никакого дела до того, с кем ты спала, – сказал он и тронул машину с места. Он автоматически повернул на улицу Гранд, направляясь домой мимо дорожных работ на 784-й автостраде.
– Этот коммивояжер, – сказала она, – он женат уже четырнадцать лет. Он все повторял это, когда обнимал меня. Четырнадцать лет, Шэрон, – твердил он, – целых четырнадцать лет. Кончил он примерно через четырнадцать секунд. – Она издала отрывистый печальный смешок.
– Значит, тебя зовут Шэрон?
– Нет, это, наверное, имя его жены.
Он свернул к обочине.
– Что ты делаешь? – спросила она. В ее голосе вновь зазвучали нотки недоверия.
– Ничего особенного, – сказал он – Это входит отдельным пунктом в программу возвращения домой. Выходи, если хочешь. Я тебе кое-что покажу.
Они вышли из машины и поднялись на смотровую площадку, абсолютно пустынную. Он обхватил голыми руками холодную железную трубу ограждения и посмотрел вниз. Три последних рабочих дня они укладывали слой гравия. Сегодня они закончили эту работу и принялись за следующий слой. Брошенные машины – грузовики, бульдозеры, экскаваторы – неподвижно стояли в тишине наступивших сумерек, словно музейные экспонаты динозавров. Вот стоит стегозавр-вегетарианец, а вот плотоядный трицератопс – устрашающий дизельный бульдозер-землеед. Ну что ж, приятного аппетита.
– Что ты об этом думаешь? – спросил он у нее.
– А что, я что-то должна об этом думать? – ответила она вопросом на вопрос, пытаясь понять, чего он от нее хочет.
– Да, должна.
Она пожала плечами.
– Обычные дорожные работы – и что с того? В городе, где я, скорее всего, больше не окажусь ни разу в жизни, строят дорогу. Что я могу по этому поводу сказать? Выглядит отвратительно…
