– В детстве читал роман «Она». Кажется, это ведь он написал?
– Да. Так вот, как ты считаешь, твоя душа похожа на изумруд во лбу у какого-нибудь идола?
– Никогда об этом не задумывался.
– Мне кажется, что непохожа, – сказала она. – Я тебе расскажу о самом лучшем и о самом худшем, что случалось со мной под воздействием наркотиков. Самым лучшим было одно время принимать дозу прямо в квартире и рассматривать обои. Там на обоях были такие маленькие круглые точки, и они превращались для меня в снег. Я сидела в гостиной и смотрела на метель на стенах по часу, а иногда и больше. И вот как-то раз через некоторое время я увидела маленькую девочку, которая с трудом шла по сугробам. На голове у нее был повязан платок – из какого-то очень грубого материала, вроде мешковины, и она придерживала его рукой, вот так. – Она поднесла руку к подбородку. – Я подумала, что она, наверное, идет домой, и вдруг, откуда ни возьмись, передо мной возникает целая улица, вся заваленная снегом. И вот она прошла по улице, а потом свернула на дорожку и вошла в дом. Вот это было лучше всего – сидеть в квартире и смотреть стеновидение. Правда, Джефф называл это мозговидением, но это в конце концов не так уж важно.
– Джефф – это тот парень, с которым ты жила?
– Да. А хуже всего мне было как-то раз, когда я решила прочистить вантузом кухонную раковину. Не знаю, чего это вдруг на меня нашло. Часто, когда улетаешь, тебе приходят в голову разные странные мысли – впрочем, тогда они кажутся тебе совершенно естественными. У меня возникло такое чувство, что я просто обязана прочистить раковину. И тогда я взяла вантуз и стала ее чистить. И все это дерьмо полезло обратно из стока. Я до сих пор не знаю, что из этой дряни было настоящим, а что просто привиделось мне. Кофейная гуща. Драный кусок рубашки. Огромные комья застывшего жира. Красная жила, похожая на кровь. А потом рука. Рука какого-то парня.
– Что?
– Рука, говорю. Я крикнула Джеффу, что кто-то запихнул к нам в сток трубу. Но он, оказывается, куда-то ушел, и я была в квартире одна. Я поднатужилась и вытащила руку по локоть. Рука лежала в раковине, вся испачканная кофейной гущей, но предплечье-то уходило вниз, в канализацию! Я на минутку пошла в гостиную проверить, не вернулся ли Джефф, а когда я пришла обратно на кухню, руки уже не было. Это меня немного встревожило. Иногда рука снится мне во сне по ночам.
– Безумие какое-то, – сказал он, сбавляя скорость. Они проезжали мост, на котором велись реконструкционные работы, и движение было ограничено.
– От галлюциногенов действительно делаешься безумным, – сказала она. – Иногда это бывает забавно. В большинстве случаев – нет. Так или иначе, мы здорово на это подсели. Видел когда-нибудь в книжке изображение атома: ну, там, всякие нейтроны, протоны, а вокруг электроны носятся?
– Да.
– Ну так вот, наша квартира стала чем-то вроде атомного ядра, а приходившие и уходившие люди – это как электроны. Люди приходят и уходят, движутся туда и сюда, и все они абсолютно отделены друг от друга, как в «Манхэттенской пересадке».
– Не читал.
– Обязательно прочти. Джефф всегда говорил, что у Дос-Пассоса явно крыша съехала. Странная книга. Ну вот, как бы то ни было, часто бывало так, что вечером мы садились перед телевизором, выключали звук и врубали магнитофон – сидим, вконец одурманенные, а кто-то в это время трахается в спальне, причем мы даже толком не знаем, что это за люди. Понимаешь, что я имею в виду?
Вспомнив о вечеринках, на которых он надирался так, что шатался по комнатам, ошарашенный, словно Алиса в Стране Чудес, он ответил, что понимает.
– Так вот, как-то по телеку показывали программу Боба Хоупа. Все уселись и смотрели – укуренные в задницу. Смеялись, как сумасшедшие, над всеми этими старыми хрычами, над излюбленными словечками и добродушными шуточками всех этих дорвавшихся до власти ублюдков из Вашингтона. Просто так и сидели у телека, совсем как папочки и мамочки дома, и я тогда подумала: хорошо, теперь ясно, для чего мы прошли через Вьетнам – чтобы Боб Хоуп ликвидировал разрыв между поколениями. Вопрос только в дозе, и ты становишься таким же, как твои родители.
– Но ты была слишком чистой для такой жизни.
– Чистой? Нет, не в этом дело. Но мне пришло в голову, что последние лет пятнадцать нашей истории – это что-то вроде такой огромной игры в монополию. Фрэнсиса Гари Пауэрса сбивают на его У-2. Пропускаешь один ход. Негров разгоняют водометами в Сельме. Отправляйся прямиком в тюрьму. Расстрел участников демонстрации в Миссисипи. Марши, митинги, Лестер Мэддокс со своим топором. Кеннеди получает пулю в Далласе, Вьетнам, снова марши и демонстрации, студенческие забастовки, борьба за равные права для женщин – и все ради чего? Ради того, чтобы обкуренная компания сидела в тесной квартирке вокруг ящика и смотрела на Боба Хоупа? Да идите вы все в задницу! Короче, я решила уйти.
– А как же Джефф?
Она пожала плечами. – Он получает стипендию. У него все в порядке, учится он неплохо. Говорит, что к следующему лету обязательно станет знаменитым, но мне что-то пока не очень в это верится. – На лице ее появилось странное разочарованное выражение, которое, возможно, на языке ее внутреннего мира означало проявление терпеливой снисходительности.
– Тебе не хватает его?
– Каждую ночь.
– Почему же ты едешь в Лас-Вегас? У тебя там есть кто-нибудь из знакомых?
– Нет.
– Странная цель путешествия для идеалистки.
– Стало быть, ты считаешь меня идеалисткой? – Она рассмеялась и закурила сигарету. – Может быть. Только я не думаю, что идеал нуждается в каких-то особых декорациях. Я просто хочу посмотреть этот город. Он настолько отличается от всей страны, что просто обязан быть хорошим. Но я не собираюсь играть в рулетку. Хочу найти работу.
– А потом что?
Она выдохнула сигаретный дым и пожала плечами. Они проехали мимо щита с надписью:
Лэнди 5 МИЛЬ
– Попытаюсь собраться с мыслями, – сказала она. – Долгое время не буду употреблять наркотики. Брошу курить. – Она сделала жест рукой, и сигарета описала в воздухе дымный круг, словно намекая на то, что это не так-то просто. – Я хочу перестать врать самой себе, будто моя жизнь еще не началась. Она началась. И на двадцать процентов уже закончилась. Сметану я уже съела.
– Смотри, вот выезд на автостраду.
Он остановился на обочине.
– А ты что будешь делать?
– Посмотрю, как будет развиваться ситуация, – осторожно ответил он. – Хочу пока сохранить себе возможность выбора.
– Честно говоря, не такое уж у тебя критическое положение, – сказала она. – Надеюсь, ты на меня не обиделся?
– Нет. Вовсе нет.
– Вот. Возьми вот это. Она протянула ему небольшой пакетик из фольги.
Он взял пакетик и внимательно посмотрел на него. Лучи яркого утреннего солнца отразились в фольге и на мгновение ослепили его. – Что это такое?
– Это синтетический мескалин. Сильнейший и чистейший галлюциноген во всем мире. – Она заколебалась. – Не знаю, может быть, тебе лучше спустить его в туалет, как только вернешься домой. После него тебе может стать еще хуже, чем сейчас. Но может и помочь. Я слышала, что некоторым помогало.
– А видела?
Она горько улыбнулась. – Нет.
– У меня есть к тебе одна просьба. Скажи, ты обещаешь мне ее исполнить?
– Если смогу.
– Позвони мне на Рождество.
– Зачем?
– Понимаешь, ты – как книга, которую я начал читать и не дочитал до конца. Хочется узнать, что будет дальше. Позвони за мой счет. Подожди, я напишу тебе свой номер. – Он полез за ручкой в карман.
– Нет, – сказала она.
– Нет? – переспросил он, посмотрев на нее удивленно и обиженно.
– Я могла бы узнать номер и по телефонному справочнику! Но, по-моему, не стоит этого делать.
– Почему?
– Не знаю. Ты мне нравишься, но у меня такое чувство, что что-то в тебе не так. Не знаю, как объяснить. Словно ты собираешься сделать что-то страшное.
– Ты думаешь, что у меня крыша поехала, – услышал он свой собственный голос. – Ну и катись в задницу.
Она решительно вылезла из машины. Он перегнулся через сиденье. – Оливия…
– Может быть, меня вовсе не так зовут.
– Может быть, и так. Пожалуйста, позвони.
– Будь поосторожнее с этим веществом, – сказала она, указывая на маленький блестящий сверток. – Ты тоже гуляешь в безвоздушном пространстве.
– До свидания. Будь поосторожнее.
– Поосторожнее, это как? – На лице ее снова появилась горькая улыбка. – До свидания, мистер Доуз. Спасибо. Вы очень хороший любовник. Надеюсь, вы не против, что я так говорю. Но это действительно так. До свидания.
Она захлопнула дверь, перешла шоссе № 7 и встала у въезда на заставу. Он посмотрел, как она подняла большой палец навстречу двум проезжавшим мимо машинам. Ни одна из них не остановилась. Больше машин не было, и он развернулся, посигналив на прощанье. В зеркальце заднего обзора он увидел, как она помахала ему рукой.
