Снова скрежет.
— Ага! — сказал Тэд, покраснев от удовольствия. — Сейчас уже лучше.
— Ты прекрасно ведешь машину, — восхищенно заявила Дороти.
Вдохновленный ее словами, мистер Пэлгроу предпринял попытку обогнать несколько машин. Его тут же остановил полисмен.
— Да-а, — сказала Дороти, когда они, заплатив штраф, подъезжали к мосту Хаммерсмит. — Не понимаю, куда смотрит их начальство. Мне кажется, они вели бы себя повежливее, если б знали, что на них можно пожаловаться.
— Вообще-то я совсем не собирался ехать этой дорогой, — грустно сказал Эдвард. — Я хотел выехать на Грейт-Вест-роуд, да не вышло.
— Ничего, с каждым может случиться, — сказала Дороти. — Такое и у моего хозяина было. Это обошлось ему в целых пять фунтов.
— А полиция все-таки неплохо работает, — великодушно сказал Эдвард. — Никому спуску не дает. В том числе и этим щеголям, которые не моргнув глазом могут купить себе парочку «роллс-ройсов». Ну и что! Чем они лучше меня?
— А еще они могут купить какие угодно ювелирные украшения… — со вздохом сказала Дороти. — В магазинах на Бонд-стрит. Хоть бриллианты, хоть жемчуг, хоть… уж не знаю что еще! Ты только на минутку представь: колье от Вулвортса[16].
И она погрузилась в сладкие грезы. А Эдвард опять получил возможность сосредоточиться на главной своей задаче. Ричмонд они проехали без приключений. Перебранка с полицейским немного взвинтила Эдварду нервы, и теперь он избрал самый надежный способ: послушно тащился за впереди идущими машинами, ожидая возможности свернуть.
Таким образом они доехали до тенистой деревенской улицы, до того симпатичной, что туда с удовольствием завернули бы и опытные водители.
— Хорошо, что я сюда свернул, — довольным голосом сказал Эдвард. Он был очень горд собой.
— Как здесь мило, — прощебетала мисс Пратт. — О, кажется, здесь продают фрукты.
И действительно, неподалеку стоял маленький плетеный столик, на котором были выставлены корзинки, до краев наполненные фруктами. Над столиком была вывеска:
«ЕШЬТЕ БОЛЬШЕ ФРУКТОВ».
— Почем? — осторожно спросил Эдвард, с невероятными усилиями поставив машину на ручной тормоз.
— Чудесная клубника, — сказал в ответ продавец. Весьма несимпатичный субъект с каким-то злобным взглядом. — Как раз для дамы. Ягоды очень спелые, только что собрали. И вишни тоже. Все местное. Корзиночку вишни, мэм?
— О, они выглядят очень аппетитно, — сказала Дороти.
— Они выглядят просто прелестно, — хрипло сказал субъект. — Эта корзиночка, мэм, принесет вам удачу. — И наконец он снизошел до ответа Эдварду:
— Два шиллинга, сэр, дешевле не бывает. Вы непременно бы со мной согласились, если б знали, что за чудо находится в этой корзинке…
— Как мило, — сказала Дороти.
Эдвард вздохнул и заплатил два шиллинга. Он мысленно произвел подсчет. Потом еще придется раскошелиться на чай, на бензин — эту воскресную поездку вряд ли можно будет назвать дешевой. О, это просто ужасно: куда-нибудь брать с собой девушек! Они всегда хотят все, что только попадается им на глаза.
— Благодарю вас, сэр, — угрюмо буркнул продавец, — В этой корзинке ягод побольше чем на два фунта, и каких!
Эдвард резко нажал на педаль, и машина чуть не наскочила на продавца вишен — она вела себя точно разъяренный эльзасец[17].
— Извините, — сказал Эдвард. — Забыл, что она на ручном тормозе.
— Ты должен быть более осторожен, дорогой, — сказала Дороти. — Ведь ты мог его задеть.
Эдвард предпочел промолчать. Проехав полмили, они увидели прекрасное местечко на берегу реки. Оставив машину на обочине, Эдвард и Дороти удобно расположились на травке и стали есть вишни, бросив рядом воскресную газету, о которой тут же забыли.
— Какие новости? — наконец спросил Эдвард, растянувшись на земле и надвинув шляпу на глаза.
Дороти пробежала глазами заголовки.
— Безутешная жена. Необычная история. На прошлой неделе утонуло двадцать восемь человек. Летчик какой-то разбился, репортаж о нем. Сенсационная кража. Ой! «Пропало рубиновое колье стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов». О Тэд! Пятьдесят тысяч фунтов. Просто фантастика! — Она взахлеб продолжила: «Колье состояло из двадцати одного камня, каждый оправлен в платину; его послали заказной бандеролью из Парижа. Но адресат обнаружил в коробке простые стекляшки, рубины пропали».
— Стащили на почте, — сказал Эдвард. — Мне кажется, что французская почта очень ненадежная.
— Хоть бы взглянуть на такое колье, — мечтательно пробормотала Дороти. — Наверное, похоже цветом на кровь — как голубиная кровь, пишут в книгах. Интересно, что чувствуешь, когда такая вещь у тебя на шее.
— М-м, девочка моя, наверняка ты никогда этого не узнаешь, — шутливо произнес Эдвард.
Дороти вскинула голову:
— Почему же наверняка? С девушками случаются иногда самые удивительные вещи. Может быть, я стану актрисой.
— С девушками, которые прилично себя ведут, ничего не случается, — назидательно произнес Эдвард. Это звучало как приговор.
Дороти уже открыла рот, чтобы возразить, но вовремя опомнилась и нежным голосом попросила:
— Передай мне корзиночку. Я съела больше, чем ты.
Разделю по справедливости то, что осталось… Ой! Что это там на дне?
С этими словами она вытащила длинное переливающееся колье из кроваво-красных прозрачных камней, оправленных в металл.
Оба с изумлением уставились на находку.
— Это… это было в корзинке? — наконец произнес Эдвард.
Дороти кивнула.
— На донышке — под ягодами.
Они недоумевающе посмотрели друг на друга.
— Как, по-твоему, оно могло туда попасть?
— Представить себе не могу. Надо же — как раз после того, что я прочла в газете — о рубиновом колье.
Эдвард рассмеялся.
— Не вообразила ли ты себе, что держишь в руках пятьдесят тысяч фунтов?
— Просто странно, что такое совпадение… Рубины, оправленные в платину. У платины такой же тусклый серебристый блеск — как и этот. А камни — смотри, как они блестят на солнце, какой изумительный алый цвет? Сколько же их тут? — Она сосчитала. — А что я говорю? Ровно двадцать один!
— Не может быть!
— Да-да. То же количество, что указано в газете. О Тэд, не думаешь ли ты…
— Скорее всего… — Но прозвучали эти его слова не очень уверенно. — Есть один способ проверить, настоящие они или нет — поцарапать ими о стекло.
— Это годится только для бриллиантов. Но, Тэд, ты помнишь, тот человек был какой-то странный — тот, который продавал фрукты, — очень уж гадкий. И странно так усмехнулся — помнишь? Когда сказал вдруг, что в корзинке ягод больше, чем на два фунта, и добавил: «И каких!»
— Верно, но, Дороти, с какой стати он стал бы отдавать нам, по сути, пятьдесят тысяч фунтов?
Мисс Пратт покачала головой, совершенно сбитая с толку.
— Действительно какая-то глупость получается, — признала она — Разве только… что, если его разыскивает полиция?
— Полиция? — Эдвард немного побледнел.
— Да. В газете дальше было написано: «Полиции удалось обнаружить кое-какие улики».
По спине Эдварда пробежал холодок.
— Не нравится мне все это, Дороти. Ведь полиция может выйти и на нас.
Дороти, открыв рот, вытаращила на него глаза.
— Но мы же ничего такого не сделали, Тэд. Мы же не знали, что спрятано в этой корзинке.
— Поди теперь докажи! Так нам и поверят!
— Да, едва ли, — согласилась Дороти. — О Тэд, ты действительно считаешь, что это-то самое? Это же просто как в сказке!
— Хороша сказочка, — сказал Эдвард. — Гораздо больше похоже на те душераздирающие истории, в которых главный герой отправляется в Дартмур[18], невинно осужденный на четырнадцать лет.
Но Дороти не слушала его. Она надела колье себе на шею и смотрелась в маленькое зеркальце, которое достала из сумочки.
— Прямо как герцогиня, — прошептала она упоенно.
— Нет, не верю, — резко сказал Эдвард. — Это подделка. Это должна быть подделка.
— Да, дорогой, — сказала Дороти, продолжая рассматривать себя в зеркальце. — Очень может быть.
— Чтобы такое совпадение — нет, полная чепуха!
— Голубиная кровь, — прошептала Дороти.
— Это абсурд, вот что я тебе скажу, абсурд. Дороти, ты слушаешь, что я тебе говорю, или нет?
Дороти спрятала зеркальце. Она повернулась к нему, поглаживая рубины, украшавшие ее стройную шею.
— Ну как? — спросила она.
Эдвард взглянул на нее и тут же забыл про все свои обиды. Он никогда еще не видел Дороти такой. Она была неотразима, настоящая королева. Сознание того, что вокруг ее шеи обвито колье ценой в пятьдесят тысяч фунтов, превратило Дороти Пратт в совершенно другую женщину. Она была прекрасна и обольстительна, как Клеопатра, Семирамида[19] и Зенобия вместе взятые.
